— Да, так можно сказать, — кивнула Катя, и Смоковницын тут же записал в протокол и свой вопрос, и ее ответ.
— Скажите, Катенька, как складывались ваши отношения с Вадимом Пашутиным на протяжении этих десяти лет? Вы ссорились? Или были какие-то дружеские отношения?
— Ни того, ни другого.
— Значит, скандалов, детских потасовок у вас с Вадимом никогда не было?
— Нет, — сказала Катя, преодолевая внутреннее сопротивление. Она чувствовала, что вопросы Смоковницына, и содержание, даже подобранные слова обесценивают происшедшее, сводят все к невинному недоразумению. Из чего складывается то ощущение, она не могла понять, но сознавала — разговор идет не в ее пользу. Своими ответами она перечеркивает собственное заявление.
— Хорошо, — кивнул Смоковницын, что-то строча в протокол. — Это важное заявление. Скажите... Вот вы живете с Вадимом в одном дворе, естественно, сталкивались с ним время от времени, встречались... Верно?
— Я с ним не встречалась.
— Нет-нет, — замахал руками следователь. — Я не имею в виду, что вы с ним встречались в смысле... любовном, что ли... Во дворе встречались на одних дорожках?
— Приходилось.
— Здоровались? Приветствовали друг друга кивком, улыбкой, рукопожатием?
— Какие рукопожатия?! — возмутилась Катя. — Привет-привет... Вот и все.
— И это продолжалось все десятилетие?
— Получается, что так, — ответила она с легким раздражением. — Все это десятилетие я встречалась во дворе со всеми соседями, их там несколько сотен...
— Но не все же соседи вас насиловали, — проговорил следователь вроде бы как для себя, словно что-то уяснив наконец.
— Я могу идти? — спросила Катя, поднимаясь.
— Обиделись? — почти радостно спросил следователь. — Напрасно, — он вскочил, вышел из-за стола, снова усадил Катю на стул, чуть ли не силой усадил. — Простите меня, Катенька. Я не хотел вас обидеть. Видите ли, характер нашей работы таков, что приходится иметь дело с самыми грязными человеческими отходами... И что делать, что делать, — горестно покачал головой Смоковницын, — черствеем, грубеем, на язык лезут слова не самые лучшие... Но кто-то должен делать и эту работу... Согласитесь, Катенька!
Катя молчала, глядя на свою сумочку, лежащую на коленях.
— Продолжим?
— Ну, давайте... Чего ух там.
— Скажите... Эти двое других... Зворыгин и Чуханов... Вы их тоже знаете? Вы с ними и раньше были знакомы?
— Игорь часто появлялся в нашем дворе... Он к Пашутину приходил.
— Я встречался с ним, — кивнул Смоковницын. — Красивый парень, спортсмен, надежда факультета... Кстати, в институте о нем очень хорошего мнения.
— Почему бы и нет, — Катя пожала плечами. — Наверно в институте он еще никого не изнасиловал.
— Тоже верно, — согласился следователь с улыбкой, но как-то вынужденно согласился, как показалось Кате, без большой охоты. — А с Борисом... Вы давно знакомы? Ведь он тоже живет в вашем дворе, неподалеку?
— В нашем, — сказала Катя, прекрасно понимая, что не этого ответа ждет от нее следователь. Но она, кажется, нащупала возможность и отвечать на вопросы, и одновременно уходить от ответа.
— Простите... Я спросил, давно ли вы с ним знакомы?
— Да.
— Год? Два? Десять лет, двадцать?
— Мне еще нет двадцати.
— Но десять лет вам есть? — Смоковницын стал заметно раздражительнее.
— Десять есть, — ответила Катя.
— Сколько лет вы знаете Бориса? Как давно с ним лично знакомы?
— Несколько месяцев. Он в прошлом году купил квартиру в соседнем доме. Если вы с ними встречались... если о них везде хорошее мнение... то, наверно, вы все это знаете...
— О, милая девушка! — воскликнул Смоковницын, но Катя чутко уловила раздраженность. — Если бы вы только знали, как много мне известно! Таким образом, я делаю вывод... Вы знакомы с Борисом Чуханиным с прошлого года. Верно?
— Да... Но сказать, что я с ним знакома с прошлого года будет неправильно... Я только знала с прошлого года о том, что он живет в соседнем дворе. Или в соседнем доме, как вам будет угодно. А знакома с ним не была.
— Эти подробности не столь важны, — пробормотал Смоковницын, перелистывая тощую папку. — Главное мы уяснили — к тому вечеру вы уже были знакомы и достаточно давно. Некоторым такого знакомства вполне хватает для замужества. Двинемся дальше... Вопрос такой... Вы часто бывали в той квартире, в которой, как вы утверждаете, над вами совершено насилие?
— Я этого не утверждаю.
— Как? — удивился Смоковницын, готовый обрадоваться столь неожиданному повороту.
— Это утверждают документы, которые лежат перед вами. И еще одно... Насилие и изнасилование... Это ведь разные вещи?
— О! — восхищенно воскликнул Смоковницын. — Вы очень тонко чувствуете слово. Вам надо поступать на юридическую специальность.
— Спасибо. И еще я хочу добавить... Насильники сами признались в том, что они сделали.
— Не будем об этом... Когда в дверь начинают стрелять, в чем угодно признаешься... Они все побывали здесь, в этом кабинете, с каждым из них я имел подробную беседу... Их показания подшиты в этой вот папке... Должен вам сказать, они были весьма откровенны, убедительны...
— И произвели хорошее впечатление?
— Вы часто бывали в квартире, где, по вашему утверждению, вас изнасиловали? — жестко спросил Смоковницын в ответ на укол, который позволила себе Катя.
— Вы так часто повторяете это слово... Будто это доставляет вам удовольствие, — негромко проговорила Катя. Они понимала, что ее слова можно истолковать, как вызов, как дерзость, но не могла сдержать себя.
— Удовольствие сомнительное. Называть вещи своими именами — моя служебная обязанность. И мне не хотелось бы, чтобы когда-нибудь на вас свалились подобные обязанности. Как бы вы сами не называли случившееся, как это не называли другие участники...
— Они всего лишь участники?
— Виновными их может назвать только суд. Даже не я. Суд. Если, конечно, он состоится. Если найдут основания передать в суд все эти бумаги, — Смоковницын с легкой небрежностью сдвинул серую папку на край стола.
— Вы таких оснований не видите?
— Мне поручено разобраться, — Смоковницын был неуязвим для таких вопросов. За десятилетие своей работы он прекрасно освоил науку отвечать, — не отвечая, настаивать, — не настаивая, отрицать — не отрицая. Все многократно выверенные слова были у него наготове и он произносил их, не задумываясь. — Мне поручено разобраться, милая девушка. Что я и делаю в меру своих сил. Я почувствовал ваш упрек в том, что поговорил с ребятами... Но я не могу делать выводы, выслушав только одну сторону... Вы согласны?
— Конечно.
— Итак, я снова вынужден вернуться к вопросу... Часто ли вы бывали на квартире Чуханова.
— Я там не была до того вечера.
— Что пили, когда вас пригласили войти?
— Шампанское.
— Щедро... По нынешним временам шампанское пьют не часто. Было весело?
— Нет.
— Грустно?
— И грустно не было.
— Случаются и такие праздники, — понимающе кивнул Смоковницын.
— Это не было праздником, — поправила Катя. — Они затащили меня в квартиру, я не собиралась к ним идти.
— Простите, но в этой папке есть показания соседей, которые утверждают нечто противоположное. Они утверждают, что вы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, зашли в квартиру без всяких усилий со стороны ребят. С улыбкой на лице.
— И что же из этого следует? — спросила Катя, исподлобья глядя на следователя.
— Если позволите, могу поделиться своими соображениями. Из этого следует, как мне кажется, то, что вы посещаете эту квартиру не первый раз. Вы вошли туда с удовольствием, отлично сознавая, что вас там ждет.
— И что же меня там, по-вашему, ожидало?
— Вы сами сказали — шампанское, мужское общество, неплохое общество... Преуспевающий бизнесмен с отдельной квартирой, красавец-студент, друг детства... Кстати, сын высокопоставленного человека, влиятельного, состоятельного...
— Полковника милиции? — уточнила Катя.
— Да, он работает в городском управлении внутренних дел, его звание — полковник. Вы совершенно правы. А перечислил я их всех, чтобы подвести к мысли, которая, уверен, вас посещала не один раз...
— Что же это за мысль такая интересная?
— Она не столько интересная, сколько расчетливая... Любой из этих парней мог бы осчастливить вас на всю оставшуюся жизнь. Ведь ваш возраст сейчас, это возраст поисков и находок.
— Простите, — звенящим прерывающимся голосом сказала Катя, — уж если вы так любите все называть своими именами... Я их всех изнасиловала, или они меня?
— Вам не откажешь в остроумии, — рассмеялся Смоковницын и, достав комок носового платка, приложил его к одному глазу, потом к другому. — Но отвечу — пытаюсь выяснить. Следователь не имеет права подходить к делу с заранее известным ответом, с готовым решением.
— Но если вы сомневаетесь в том, что произошло... В искренности моего заявления... Тогда скажите — зачем мне все это?