Собственно, и смотреть тут больше было не на что. Наверняка дом стоял теперь где-нибудь среди пальм с видом на океан, и его хозяин, возможно, пил чай на веранде, разглядывая эверийские корабли, маячащие на горизонте. Ничего нового. Можно было и не приезжать.
На всякий случай она решила обойти отпечаток фундамента по периметру, и вдруг взгляд её упал на костяную бляшку, лежавшую прямо на бывшем углу бывшего дома. На неё смотрело одноглазое солнце, выскобленное тонким резцом, с улыбкой до ушей, которых не было. Дина торопливыми шагами прошла до следующего угла, проверяя внезапную догадку, и точно — там лежало такое же костяное солнышко. Охранительные талисманы наверняка лежали и по двум оставшимся углам, но в отчёте, который он прочла по дороге, упоминания о них не было, а значит, они появились здесь этой ночью. Вот, значит, как — «за время несения караульной службы попыток проникнуть на территорию охраняемого объекта не зафиксировано…» — наверное, стоит потрясти унтера, но это, скорее всего, бесполезно.
Дина подняла с земли одно из «солнышек», осторожно взяв его за края, и двинулась к калитке, через которую в четыре глаза наблюдали за ней коллеги.
— Это что? — Она сунула амулет под нос штаб-майору. У того стремительно побледнел кончик носа, и он молча двинулся к начальнику караула, которому, похоже, предстояла тщательная проработка с последующим понижением в звании.
— Позвольте. — Капитан вскользь глянул на её находку и вдруг тоже слегка побледнел. — Конечно, вам решать, но я бы на вашем месте положил это на место.
— Зачем?
— Я, конечно, не суеверен, но мало ли что… — он перешёл на шёпот: — Положите, а мы потом навестим того, кто это сделал.
— Вы знаете?
— Я знаю, кто может знать.
Так. Похоже, у капитана в голове информации несколько больше, чем он считает нужным отражать в отчётах. Впрочем, мистический след ему было не велено принимать во внимание… Кем не велено?
— Хорошо. — Дина прошла обратно во двор, запоздало подумав о том, что неплохо бы попытаться снять с амулета отпечатки пальцев. Но то, что она увидела через несколько секунд, заставило её начисто забыть о всякой криминалистике. На том месте, где недавно лежало «солнышко», уже вырос лопух странного ядовито-зелёного цвета с фиолетовой каймой по зазубренным краям, а сухая земля рядом с ним мелко вздрагивала, и из неё фонтанчиками вырывались струйки белого песка. Дина торопливо положила амулет на место. Подземная дрожь почти сразу же прекратилась, а нездешний лопух остановил свой рост и как будто начал слегка увядать.
— Вот те на… — Капитан Сохатый уже стоял рядом и тоже наблюдал явление. — Сказал бы кто — не поверил бы. — Он натянул на руки тонкие матерчатые перчатки и достал из кармана перочинный ножик. — А вам бы лучше отойти, а то мало ли чего оно ещё отчебучит.
«Солнышко» лежало на месте, и Дина поймала себя на том, что только благодаря этому к ней вернулось обычное самообладание. Капитан тем временем срезал лопушок и начал его рассматривать.
— Как хотите, а в наших краях ничего похожего не произрастает. — Он осторожно надкусил стебель, задумчиво пожевал мякоть растения, а потом лицо его исказилось гримасой отвращения, и он сплюнул фиолетовую кашицу, заботясь лишь о том, чтобы не попасть даме на туфли. — Вот ведь мерзопакость какая. Простите, сударыня, но я всё на зуб пробую — так вернее.
— Ну, так и чья это работа? — задала Дина вопрос, который давно вертелся у нее на языке. — Я требую полного отчёта — в том числе и о ваших непроверенных подозрениях.
— Вот заодно и проверим, — обрадовался капитан. — Только одна просьба — господина штаб-майора отправьте куда-нибудь подальше с заданием, срочным и неотложным.
— Хорошо. — Дина едва заметно улыбнулась. То, о чём просил капитан, вполне вязалось с её собственными соображениями.
Через пару минут штаб-майор Проня уже торопился в сторону вертолёта, чтобы срочно доставить в Витязь-Град образец неизвестной растительности с целью её консервации и идентификации, а также решить вопросы по усилению охраны места происшествия и организации, помимо наружного патрулирования, внутренних постов, круглосуточного визуального наблюдения за объектом и его непрерывной видеосъёмки.
— Тут недалеко, — загадочно сообщил капитан Сохатый, приказав водителю уступить ему место за рулём и дожидаться в караульном помещении. — Только вы уж постарайтесь, чтобы ни-ни…
— Чего ни-ни?
— Чтобы моё начальство узнало о наших, как бы это назвать, следственных действиях как можно меньше. Меня и так тут считают парнем с лёгким сдвигом.
Он, не дожидаясь ответа, включил зажигание, и через минуту посёлок остался позади, а по боковым стёклам начали хлестать лапы елей. Теперь дорога стала узкой, извилистой, слегка присыпанной мелким гравием.
— Тут с полторы версты — не более. Становище йоксов. Только вы молчите — я сам с ними говорить буду, а то ни слова от них не добьётесь, — заявил капитан, когда машина, переваливаясь с боку на бок, преодолела вброд ручей.
На просторной поляне посреди беспорядочно расставленных войлочных хибар возвышался двухэтажный бревенчатый особняк с резными ставнями и высоким крыльцом. Как ни странно, никто не проявил повышенного интереса к гостям, приехавшим на роскошной машине, — детишки продолжали как ни в чём не бывало купаться в небольшом пруду, старушки продолжали о чём-то беседовать, расположившись на коврах, расстеленных прямо на земле.
Капитан высунулся из окна и выдал какой-то набор квакающих звуков, обращаясь к проходящей мимо одетой по-городскому девице.
— Не знаю, — ответила она, не останавливаясь. — У Альчи-Тулан, может…
— В машине подождите, — обратился капитан к Дине и направился к одной из хибар. За войлочным пологом он пропал почти на полчаса, и Дина хотела уже посигналить, когда его голова высунулась наружу.
— Идёмте сюда, — позвал он, и Дине ничего не оставалось, кроме как пойти на зов.
— Я извиняюсь, выйти никак нельзя, а то хозяйке снова придётся весь ритуал встречи повторять с угощением и чаепитием, — сказал он, когда расстояние между ними уменьшилось до пары аршин. — В общем, шаман говорит, что сам удивляется. Эти амулеты у него вчера пропали, но человек взять не мог. Он говорит, что это Хой-Маллай взял.
— Кто такой Хой-Маллай?
— Местное божество, переводится примерно как Соль Земли. Шаман сказал, что Хой-Маллай взял тати, чтобы не пустить сюда Тлаа, потому что если сюда дотянулся, место ещё три дня тёплое.
— Что такое тати?
— Это так у них обереги называются. Так вот. Как насчёт того, чтобы объявить в розыск эту самую Соль Земли, назначить вознаграждение? А?
— Не паясничайте, капитан, вам не идёт. А мне можно пройти?
— Пройти-то можно… Только учтите, что я для них обычный гость, а вы будете большим гостем. Это значит, что раньше чем через двое суток они вас не отпустят, а если попробуете уйти — смертельная обида на всех большеглазых. Им только повод дай — полгода налоги платить не будут.
— На кого обида?
— На всех, у кого глаза не хуннского разреза. Тут, знаете ли, принято чтить обычаи. Это не только приятно, но и крайне полезно.
— А сюда выйти ваш шаман не может? Я хочу сама его до… расспросить.
— А шаман в любом доме — большой гость. Славный Акай-Итур гостит в этом доме только сутки — ему ещё столько же осталось.
— А может славный Акай-Итур дать мне такую же тати, а лучше две?
— Сейчас спрошу. — Капитан исчез за пологом, но теперь ждать его пришлось не больше пары минут.
— У него сейчас есть только три. Он говорит, что меньше не поможет, а больше нет. По пятьсот гривен за каждую.
— А тати у него настоящие? — поинтересовалась Дина, отсчитывая наличные.
— Нет на свете более простодушного народа, чем йоксы, — ответил капитан, принимая деньги, — За последние сорок лет — ни одного правонарушения.
— А что было сорок лет назад?
— Амулет на рельсы положили — хорошо, что поезд товарным оказался.
8 сентября, 23 ч. 15 мин., посёлок Сыч (становище Лай-Йокса).
— Было два брата — Йокс и Урукх. Йокс собирал грибы, бруснику и терпкий корень жиа, а Урукх охотился на быстроногих лосей и куниц. Они всегда делились друг с другом своей добычей, и потому никто из них не испытывал нужды. Но однажды Хакк, чёрная душа, позавидовал братьям, что они живы, а он уже мёртв, и начал шептать Урукху, притворяясь шелестом листвы, что он сильнее и отважнее своего брата, что грибы, брусника и терпкий корень жиа не имеют ног, чтобы убегать, и тяжёлых рогов, чтобы нападать. Урукх не слышал коварных речей, но они лились ему прямо в сердце, заполняя его чёрной желчью обид. Однажды Йокс пришёл к юту Урукха и принёс ему много грибов, но Урукх сказал, что не надо ему грибов, потому что мясо вкуснее и лучше утоляет голод. Йокс огорчился, что не угодил своему брату, подумав, что грибы недостаточно хороши, и принёс ему терпкого корня жиа, который отгоняет любую хворь. Но Урукх сказал, что сам может добыть себе корня, если захочет. Тогда Йокс пошёл к своему юту в большой печали, но тут и его настиг шёпот Хакки, чёрной души, и слова его были о том, что Урукх не любит брата своего, если отказывается от его даров, а значит, надо его убить. Тогда Йокс заглянул в свою душу и ужаснулся от того, что пожелал он зла брату своему. Но Хакка был силён, и Йокс не мог противиться ему. Шли дни, и он всё сильнее ненавидел Урукха. Тогда он собрал богатые дары, разжёг жаркий костёр и обратился к Хой-Маллаю, чтобы тот помог ему избавиться от ненависти, и Хой-Маллай дал ему тати, отгоняющий Хакку. Но Урукх ни о чём не просил Хой-Маллая, и ему не было дано тати. Однажды, не догнав быстроногого лося, он начал искать брата, желая ему зла за то, что он голоден. Но Йокс, узнав об этом от ветра, ушёл далеко навстречу холодам. Прошло много зим, и дети Урукха так умножились числом, что на всех не хватало оленей и куниц, и они тоже двинулись… — Акай-Итур вдруг замолк на полуслове, и стало слышно, как посапывает задремавший старик Лайса, прижав к груди потухшую трубку.