— Da, majka.[2]
Он побрился, промокнул лицо и быстро оделся. Достал из сейфа одну из двух металлических коробок, открыл ее. «Льяма минимакс субкомпакт», семизарядный, шесть пуль в обойме, седьмая в стволе. Он разобрал оружие, распределил детали по четырем специальным кармашкам под угловыми креплениями чемодана. Если на таможне чемодан вздумают просвечивать, металл креплений скроет детали оружия. Перед уходом он проверил, на месте ли паспорт и конверт с полученным от нее билетом, фотографией объекта и сведениями о времени и месте. Все произойдет завтра вечером, в семь, в общедоступном месте. Она сказала, что это дело рискованнее предыдущего. Однако он не боялся. Временами думал, что потерял эту способность, что в тот вечер ее ампутировали вместе с отцовской рукой. А Бобо говорил, что, если не боишься, долго не проживешь.
Загреб за окном проснулся, бесснежный, туманно-серый, помятый. Он стоял у подъезда и думал, что через несколько дней они поедут на Адриатику, в маленький городок, в маленькую недорогую гостиницу, на солнышко. И потолкуют насчет нового дома.
Автобусу пора бы уже подъехать. Он всмотрелся в туман. Как всматривался той осенью, съежившись подле Бобо и тщетно стараясь углядеть что-нибудь за белой завесой. В ту пору он бегал посыльным, носил депеши, потому что держать связь по радио они не могли: сербы прослушивали весь диапазон частот. А он, маленький, юркий, мог, даже не пригибаясь, пробежать между окопами. Но сказал Бобо, что хочет уничтожать танки.
Бобо покачал головой: «Ты — связной. Передаешь важные сообщения, сынок. Танками у меня занимаются другие».
«Но они боятся. А я нет».
Бобо вскинул бровь: «Мал ты еще».
«Оттого, что пули найдут меня здесь, я старше не стану. И ты сам говорил, что, если не остановить танки, они захватят город».
Бобо долго смотрел на него, потом наконец сказал: «Дай мне подумать». Они молча сидели, смотрели в белую пелену, не различая, что здесь осенний туман, а что — дым от развалин горящего города. «Ночью я послал Мирко и Франьо к проходу меж холмов, откуда идут танки, — кашлянув, обронил Бобо. — Они должны были спрятаться и прикрепить мины к проходящим мимо танкам. Знаешь, что произошло?»
Он кивнул. Видел в бинокль трупы Франьо и Мирко.
«Будь они меньше, наверно, сумели бы спрятаться в ложбинах на склоне», — сказал Бобо.
Мальчик утер рукой сопливый нос. «А как мины крепятся к танку?»
Наутро он чуть свет вернулся к своим, дрожащий от холода, весь в грязи. За спиной у него, на холме, стояли два подорванных сербских танка, из открытых люков валил дым. Бобо подхватил его, поставил на дно окопа и победоносно воскликнул: «У нас родился маленький спаситель!»
В тот же день, когда Бобо продиктовал депешу, которую по радио передадут в Ставку, в центр, он получил кодовое имя, и это имя останется за ним, пока сербы не займут и не превратят в руины его родной город, не убьют Бобо, не уничтожат врачей и пациентов больницы, не перехватают и не замучают всех, кто оказывал сопротивление. Горький парадокс имени, какое дали ему те, кого он не сумел спасти. Mali spasitelj. Маленький Спаситель.
Красный автобус вынырнул из тумана.
Комната для совещаний в красной зоне на шестом этаже гудела от негромких разговоров и приглушенных смешков, когда Харри вошел и удовлетворенно констатировал, что рассчитал правильно. Первоначальная суета, пироги, обмен дружескими колкостями и шуточками, к которым люди склонны, прощаясь с чем-то для себя важным, уже позади. Самое время вручать подарки и произносить несколько многословные и выспренние речи, к каким люди опять же склонны на публике, а не с глазу на глаз.
Харри обвел взглядом собравшихся и обнаружил всего три по-настоящему дружелюбных лица — своего уходящего шефа Бьярне Мёллера, полицейского Халворсена и Беаты Лённ, молодой начальницы криминалистического отдела. Остальные на него не смотрели, как и он на них. Для него не секрет, что в убойном отделе его недолюбливают. Мёллер однажды сказал, что еще сильнее, чем ворчливых алкашей, народ не любит только больших ворчливых алкашей. Харри, ворчливый алкаш ростом метр девяносто три, был вдобавок блестящим следователем, но это почти не улучшало ситуацию. Все знали, что, если бы не Бьярне Мёллер, Харри давно бы уволили из полиции. Теперь Мёллера не будет, и все опять-таки прекрасно понимали, что руководство только и ждет, чтобы он оступился. Как ни парадоксально, защитой Харри сейчас служило именно то, что навсегда сделало его аутсайдером: он прикончил одного из своих. Принца. Тома Волера, инспектора из убойного, который последние восемь лет был в Осло одним из закулисных главарей широкой контрабандной торговли оружием. Том Волер кончил свои дни в луже крови в подвале доходного дома на Кампене, и три недели спустя на короткой церемонии в столовой начальник уголовной полиции, стиснув зубы, отметил Харри поощрением за этот вклад в очистку собственных рядов. И Харри поблагодарил.
«Спасибо», — сказал он и посмотрел на собравшихся, только чтобы убедиться, что все отводят глаза. Вообще-то он хотел ограничиться одним этим словом, но глядящие в сторону лица и кривые усмешки внезапно вызвали злость, и он добавил: «Теперь, пожалуй, потруднее будет катить на меня бочку. Ведь пресса подумает, что нападки идут от страха, что я и кого другого выведу на чистую воду».
Тогда они наконец посмотрели на него. С недоверием. Тем не менее он продолжил: «Нет причин таращить глаза, парни. Том Волер был инспектором в убойном отделе и использовал служебное положение для противозаконной деятельности. Он называл себя Принцем, а как вам известно… — Тут Харри сделал паузу, обвел взглядом присутствующих, потом, глядя прямо на начальника уголовной полиции, договорил: — Где есть принц, там, как правило, есть и король».
— Ну что, старина. Задумался?
Харри поднял голову. Халворсен.
— О королях думаю, — пробормотал Харри, забирая чашку кофе, которую протягивал ему молодой коллега.
— Кстати, вон наш новый шеф, — сказал Халворсен.
У стола с подарками стоял мужчина в синем костюме, разговаривал с начальником уголовной полиции и с Бьярне Мёллером.
— Это и есть Гуннар Хаген? — Харри отхлебнул кофе. — Новый шеф?
— Ага. Комиссар Хаген. Такое у него звание.
— Да ну?
— Комиссар полиции. Четыре с лишним месяца назад звания изменили.
— Правда? Я, наверно, тогда болел. А ты по-прежнему просто полицейский?
Халворсен улыбнулся.
Новый комиссар выглядел энергичнее и моложе своих пятидесяти трех лет, указанных в информационном циркуляре. Высоким его не назовешь, скорее среднего роста, подумал Харри. И худой. Четко обозначенные мускулы вокруг рта и на шее говорили об аскетическом образе жизни. Рот прямой, решительный, подбородок выдвинут вперед — можно назвать его волевым или просто выступающим. Черные волосы венчиком обрамляли лысину, но были до того густыми, что напрашивалась мысль, уж не выбрал ли новый комиссар всего лишь несколько эксцентричную стрижку. Косматые мефистофельские брови, по крайней мере, свидетельствовали, что волосы у него растут превосходно.
— Прямиком из армии, — сказал Харри. — Возможно, введет у нас утреннюю поверку.
— Он вроде был хорошим полицейским, прежде чем сменил стезю.
— Ты имеешь в виду то, что он сам о себе написал в циркуляре?
— Отрадно слышать, что ты настроен позитивно, Харри.
— Я-то? Конечно. Всегда готов дать новичкам шанс. Без обмана.
— Один шанс. — К ним подошла Беата. Отбросила набок короткие светлые волосы. — Мне показалось, ты хромаешь, Харри?
— Вчера вечером на контейнерном складе нарвался на зубастого сторожевого пса.
— Что ты там делал?
Прежде чем ответить, Харри взглянул на Беату. Руководящая работа пошла ей на пользу. Как и криминалистическому отделу в целом. Беата всегда отличалась толковостью и профессионализмом, хотя он не усматривал явных задатков лидера в старательной, но застенчивой девушке, когда она по окончании академии пришла в отдел грабежей.
— Просто хотел взглянуть на контейнер, где нашли Пера Холмена. Скажи-ка мне, как он попал на склад?
— Клещами перекусил замок. Они лежали с ним рядом. А ты как туда попал?
— Что еще вы нашли, кроме клещей?
— Харри, нет ничего, что бы свидетельствовало…
— Я тоже этого не говорю. Но что еще?
— А ты как думаешь? Всякую мелочь, дозу героина, пластиковый пакет с табаком. Знаешь, они собирают табак из подобранных окурков. Ну и примерно крону денег, ясное дело.
— А «беретта»?
— Серийный номер спилен, но спилы знакомые. Оружие контрабандное, времен Принца.
Харри заметил, что Беата избегает называть имя Тома Волера.
— Гм. Анализ крови уже готов?