А если это произошло по чистой случайности, тогда ничто не имеет абсолютно никакого смысла, и жизнь есть не что иное, как непристойное надувательство. Хотя твоего избитого, в синяках, лица она все-таки неожиданно коснулась, близко подойдя к креслу, где ты неловко пристроился.
- Мне жаль, что тебя побили, - сказала Миллисент своим тонким ровным голосом.
- Спасибо, мне тоже. Извини, что у меня нет для тебя конфет. В тот день ребята слопали.
Она осторожно потрогала мою распухшую скулу, ее пальцы оказались твердыми, уверенными и живыми.
- Мне все равно. Из-за чего вы дрались?
- Да он назвал меня лжецом, а потом сказал, что побьет меня.
- И побил?
Ты хотел усмехнуться, но лицо только перекосилось от боли.
- Разве по мне это не видно?
- Да, ты довольно плохо выглядишь.
- Очень приятно чувствовать твою руку. Когда вырастешь, тебе обязательно нужно стать медсестрой.
- Нет, терпеть не могу больных. Моя рука кажется тебе приятной не поэтому.
Вдруг ты понял, что не хочешь, чтобы она объяснила тебе почему. Ты слегка пошевелил головой, Миллисент судорожно вздохнула и убрала руку:
- Ну, мне пора идти.
С тех пор ваши отношения продолжали развиваться, медленно, исподволь, коварно и неумолимо. Подробности этого процесса со временем стерлись из твоей памяти, они были не такими волнующими, как другие события того времени, например дружба с Диком. Где же, собственно, таилась греховность? Если судить не на основании твоего скудного опыта, а с точки зрения того общеизвестного явления, которое свободно обсуждается на языке профессиональном и жаргоне простолюдинов.
Жизнь может создавать множество странных и разнообразных ситуаций, приносящих человеку лишь тревогу и волнение. Но отнюдь не бесчестие или проклятие. Но бог видит, в вашей связи с ней была греховность, и если не в порочной неподвижности ее бледного личика и не в постоянном, напряженном ожидании ее темных глаз, то, скорее всего, в невыразимо волнующих движениях ее рук и пальцев. Где же тогда она скрывалась? Может, в конце концов, греховность была в тебе? Тогда как она появилась? Кто и зачем вложил ее в тебя?
Объяснения нет...
Некоторые из тех подробностей не совсем забылись; в последующие годы ты так часто представлял их себе в фантазиях, что можешь точнее описать последовательность ее жестов, чем процесс своего одевания. Меньше двух лет назад, словно пораженный громом, ты пробудился, и смутные фантазии стали реальностью...
Пробуждение резко положило конец вашей связи.
Оно произошло независимо от тебя, исключительно благодаря существованию других, более важных реальностей. Ты был совершенно к этому не подготовлен в то солнечное утро, когда по вызову декана брел через двор колледжа к внушительному новому кирпичному зданию за рядом сосен и лениво размышлял о причине вызова.
За блестящим полированным столом восседал непривычно озабоченный Засушенная Слива, лицом к нему сидела бедно одетая, плотная и энергичная, но изможденная женщина, чье лицо показалось тебе смутно знакомым.
- Доброе утро, Сидни. Полагаю, вы знакомы с миссис Моран. - Голос Засушенной Сливы был резким. - Она предъявила жалобу, которая основана на информации, полученной ею от своей дочери.
Ты был ошеломлен. Женщина избавила тебя от объяснения, внезапно вмешавшись в разговор:
- Это не совсем жалоба. Как я сказала, если все это обман, то для Милли это не впервой. Я только хочу узнать об этом у мистера Сидни.
- Спрашивать буду я, миссис Моран. - И, обратившись к тебе, декан сказал: - Вы признаете себя виновным в том, что не должным образом вели себя с этой девушкой?
Какое счастье, что принято считать естественной растерянность возмущенной невинности! Ты начал заикаться:
- Нет, сэр. Я... Я, конечно, угощал ее конфетами...
Нет, сэр.
- А, так, значит, это вы давали ей конфеты, - угрюмо сказала миссис Моран. - Тогда я снова ничего не понимаю, потому что она говорит, что джентльмен, который дарит ей конфеты, очень приятный и красивый, но никогда не сделал бы ничего такого, что не позволяет ему мама. Она назвала ваше имя, сэр, когда я дернула ее за ухо, и все время твердила его, хотя я только потом заметила, что оно было на свертке с бельем, который я приготовила для вас, и вот ей и пришло в голову назвать ваше имя. Но оно еще было написано на одной из книжек, которые вы ей давали.
- Не давал я ей никаких книг! - сказал я таким тоном, который подразумевал, что у меня вообще не водятся дома книги.
- Не давали?! - Миссис Моран обескураженно осела на стуле. - Ясно, чертовка опять все спутала. - Она снова выпрямилась. - Ваше прозвище Осел?
- Нет, у нас никого не зовут Ослом. Правда, есть парень, которого прозвали Мулом.
Потом я никак не мог понять, кто меня дернул за язык.
Из дальнейших вопросов и замечаний миссис Моран выяснилось, что маленькая Миллисент так запутала все факты и личности людей, что в это дело можно было вовлечь любого человека, не исключая нескольких членов деканата. Засушенная Слива был неприятно поражен и выразил посетительнице свое недоверие. Он бы с радостью отправил миссис Моран домой, посоветовав ей запереть девчонку в подвале и заниматься своим делом, но эта история оказалась слишком опасной, особенно после того, как стало ясно, что миссис Моран уже побывала в кабинете ректора и там поведала свою историю.
В конце концов Засушенная Слива решил сам допросить Миллисент, и тебя отпустили чуть ли не с извинениями и со строгим приказом ни с кем не обсуждать щекотливую ситуацию.
У тебя на душе скребли кошки, и смутная неловкость, которая длилась уже много месяцев, теперь стала невыносимо острой. Ты сделал нечто, что казалось очень умным. Ты рассчитал, что если бы был невинным, то почти наверняка не хранил бы это в тайне, поэтому, если ты станешь соблюдать требование декана о молчании, это возбудит подозрение в твоей вине даже в самом декане. Поэтому то там, то здесь ты постарался упомянуть о кое-каких подробностях, тщательно отбирая поверенных, и за одну ночь слухи об этой истории разнеслись по всему студенческому общежитию и вернулись к Засушенной Сливе, чьей основной заботой было подавить невероятные россказни.
Когда через несколько дней тебя снова вызвали в его кабинет, то с первого взгляда стало ясно, что бояться нечего. В основном он выговаривал тебе за болтовню, но он не мог этого доказать, и ему пришлось принять к сведению твои предположения о существовании других каналов огласки. Главное обвинение было с тебя снято быстро, с весьма горячими извинениями.
- Я расспросил девочку, - продолжал он, - и обнаружил в ней поистине великий талант к всякого рода мистификациям и интригам. Распутать тот узел, который она умудрилась сплести, выше человеческих сил. Я сообщаю это вам, потому что инцидент исчерпан, и надеюсь, слухи тоже утихнут.
Конечно, маленькая Миллисент исчезла из города.
Ты больше не слышал этого уверенного и тихого стука в свою дверь, которого в последнее время ждал с таким мучительно острым чувством. Тебе пришлось даже гадать о том, куда она делась; по городу носились самые разные слухи; один из них казался тебе наиболее вероятным: кто-то видел миссис Моран с девочкой, торопившихся на поезд, который отправлялся на Запад.
Если бы ты решился расспросить подробнее про их отъезд, но рисковать не стоило. Думать об этом уже вообще не имело смысла. Она уехала.
Все это произошло всего за месяц до получения диплома и прощания с колледжем, затем последовало возвращение домой и твой третий визит к Дику в Кливленд.
Ты не думал обвинять ни это бледное худенькое дитя, ни кого-либо другого; ты с радостью возложил бы вину на себя, если бы ..только чувствовал себя достойным этого обвинения. Ты был бы горд обвинить себя в преследовании и обладании этой бесстыдной маленькой жертвой. Но желание принадлежало ей, первые жесты были ее, она была автором и режиссером этого спектакля. Великолепного спектакля! Как это ни смешно, но жертвой оказался ты сам!
Так же было и с Люси Крофтс в Кливленде.
Самые первые дни в кливлендском офисе, до того, как Дик уехал на завод, прошли в каком-то тумане, поэтому их трудно восстановить. Разумеется, тебя представили руководителям всех отделов, но за эти первые недели ты не запомнил ни одного. С тобой почти постоянно находился Дик. Ты легко разбирался в предмете, о котором шла речь. Просто общался с представляемыми тебе людьми, и было заметно, что Дику нравились твои любознательность, заинтересованность и сообразительность. Проявленные тобой качества помогли ему наделить тебя определенными полномочиями и назначить перед своим отъездом на пост помощника президента. Ты возражал:
- Я слишком молод, Дик.
- Ты мой ровесник.
- Но хозяин здесь ты. Ты бог, наделенный неограниченными правами акций.
Дику не нравилась эта цитата из твоего рассказа, который он считал социалистическим. Он возразил: