Илья отвечал одно: «Эдик…»
«Человечество склонно недооценивать эдиков, — писал Илья Ковров (новосибирский) в предисловии к своей знаменитой книге «Реквием по червю». — Они идут с нами. Они всегда рядом. Мы невольно поддерживаем их. Они такие, как мы. Они входят в будущее вместе с нами, поэтому все усилия создать единую высокую мораль бесплодны. Будущее невозможно, пока эдики с нами. Вместе с ними мы привносим в будущее нашу жадность, нашу корысть, наше равнодушие».
«Но спасать человека следует даже в эдике, — возражал моему другу новгородец в своей не менее знаменитой книге «Человек с ружьем». — Мораль ущербна, если мы спасаем тигра, но не протягиваем руку эдику. Сравнения здесь неуместны. Человек звучит гордо, но обезьяна — перспективно».
В «Реквиеме по червю», переведенном на семьдесят шесть языков, мой старый друг описал прекрасные будущие времена, когда окончательно будет установлено, что мы, люди разумные, и вообще органическая жизнь, явление уникальное в звездных масштабах. Ни в ближних галактиках, ни на окраинах Вселенной нет и намека на органику. Ясное осознание того, что биомасса Земли является собственно биомассой Вселеннрй, писал мой друг, приведет к осознанию того факта, что исчезновение даже отдельной особи, исчезновение даже самого, казалось бы, незаметного живого вида, к примеру, ленточного червя, уменьшает не просто биомассу Земли, оно катастрофически уменьшает биомассу всей Вселенной. На страницах книги люди прекрасных грядущих времен, осознав уникальность живого, объявляли всеобщий траур, если вдруг по каким-то причинам вымирало то или иное существо. Звучали печальные мелодии, приспускались национальные флаги.
Это сближает.
4
Именно мне, расчетчику и исполнителю так называемой Малой Программы по установлению первых (односторонних) контактов с Будущим, пришло в голову привлечь к эксперименту кого-то из писателей. Я боялся своей склонности раскладывать все по полочкам. Попав даже на известную мне, но не раз менявшую название и облик улицу, я непременно начал бы доискиваться до ее истории. Я внимательно рассматривал бы прохожих — изменился ли их вид, лица, походка. Деревья — какая на них листва, как они выглядят, как рассажены. Блеск луж — если они сохранятся на счастливых улицах Будущего. Мне нужен был помощник, умеющий быстро и точно выхватывать из окружающего главное.
Я обрадовался, узнав, что Большой Компьютер остановил свой выбор на Илье Коврове (новосибирском). Острое птичье лицо моего друга хорошо будет смотреться на счастливых улицах Будущего, решил я. И спросил Расчетчика: «Почему Ковров упомянут дважды? И почему не назван его дублер?» — «Все сделано, — улыбнулся Расчетчик. — Выдержаны все заданные параметры. Большой Компьютер указал на однофамильцев».
И действительно, тот и другой Ковровы даже родились в один год. В одном и том же году издали первые книги. Примерно в одно время к ним пришла известность. Случалось, что почта одного приходила на адрес другого, и наоборот. И все же никто из них не отказался от родовой фамилии, не взял псевдонима.
«Мы достаточно непохожи!»
Это было так. Осанистый новгородец всегда оставался ровен и дружелюбен, а мой друг находился в движении. Бородатый новгородец предпочитал проводить свободные вечера в писательском клубе, а тщательно бритый новосибирец обожал мотаться по краям экзотическим, отдаленным. Илья Ковров (новосибирский) бичевал порок, а Илья Ковров (новгородский) воспевал добродетель.
Сообщив новгородцу о выборе Большого Компьютера, я в тот же день заглянул к Илье. Посетить Будущее? А что такого? Мой друг не очень удивился. Почему бы не посетить? Это теперь не сложней, чем попасть в Египет, да? Я так много писал о Будущем, сказал Илья, что пора туда заглянуть. И заподозрил: «У меня есть дублер? Кто-то из физиков?»
— Зачем мне физик?
— Писатель? — догадался он. — Спорим, я угадаю, кто это? Он угадал с первого раза.
— Опять этот новгородец! У тебя нет воображения! Почему не эдик, в конце концов?
— Но ты сам писал, что пока эдик рядом с нами, Будущее в опасности. Хотя сам я думаю иначе. Мне кажется, встретить эдика в Будущем так же невозможно, как где-нибудь на тенистых эспланадах Родоса.
— Родоса? — испугался Илья. — Ты следишь за нами?
— О чем ты? Я назвал первый пришедший в голову пункт.
— Но именно по эспланадам Родоса совсем недавно разгуливал эдик.
— Как он попал туда?
— Воспользовался возможностью посмотреть мир. Так он говорит. А если быть точным, лишний раз его облапошить.
— Мне кажется, ты все же несправедлив к Эдику.
— Как можно быть справедливым к чуме? — взорвался Илья. — Ты знаешь, что сказал Эдик своей жене сразу после свадьбы?
— Откуда мне знать такое?
— А я знаю.
— Ну?
— Он сказал: дорогая, неплохо бы нам заработать.
— Разумная мысль, — пробормотал я, не понимая, к чему он гнет.
— Его жена так не думала, — мрачно хмыкнул Илья. — Эдик имел в виду нечто совершенно конкретное. Если мы немедленно разведемся, объяснил он жене, то получим на руки сто восемьдесят рублей.
— Разве на разводе можно заработать?
— Жена Эдика тоже не подозревала об этом. Но Эдик объяснил ей, что если, зарегистрировавшись, они тут же потеряют паспорта со штампами, за получение новых паспортов придется платить только по десять рублей.
— А разве в новых паспортах не будет штампов?
— Вот-вот! — обрадовался Илья. — И ты такой. И жена Эдика так спросила. А он ответил, что она выглядит пока что молодой, красивой и честной. «Получая новый паспорт, не следует афишировать наш союз. Получив паспорта, — объяснил Эдик, — мы незамедлительно отправимся в Дворец бракосочетаний. А там вместе с новыми заявлениями каждому из нас выдадут по сто рублей компенсации — на приобретение обручальных колец. Обручальные кольца — символ, способствующий укреплению семейных уз. Без них не обходится ни одна свадьба. Вот и получается, что можно в один присест отхватить двести рублей. Вычти по десятке за новые паспорта, игра стоит свеч, правда?»
5
В тот вечер Илья рассказал мне много интересного.
Он перечислил мне документы, позволившие Эдику Пугаеву за короткий срок покорить столицу Сибири: диплом пединститута (похоже, настоящий); справки о преподавании в различных школах (похоже, липовые); сберкнижка с неплохой суммой, собранной на шабашных работах. В столице Сибири, где он купил домик в частном секторе, он занялся делом выгодным по тем временам — перепродажей пользующихся спросом книг. Черный рынок сразу оценил мертвую хватку новоявленного культуртрегера. Кстати, тогда-то Эдик и узнал, что один из двух знаменитых писателей Ковровых — его бывший кореш. Это послужило хорошей причиной отправиться в круиз по Средиземноморью, поскольку писателями планировалась такая поездка. Прикидывая выгоды путешествия со знаменитостями, Эдик оформил все нужные документы. Он всем сердцем чуял, Что затраты на поездку окупятся. «Заполняя анкету, — возмущался Илья, — на вопрос «Какими языками владеете?» Эдик ответил кратко, но выразительно: «Не какими!» И первые два дня не выходил из каюты, боясь, что я сбегу с корабля, увидев его на борту. В газетах тогда много писали о книгах моих и новгородца, вышедших в Греции и в Турции. Мы не могли отказаться от поездки».
— Но чем тебе помешал Эдик? Илья округлил глаза:
— Они подружились!
— Кто они?
— Как это кто? Эдик и мой новгородский коллега. Ведь Ковров (новгородский) — лентяй. Он феноменальный лентяй. Он лентяй от рождения. Он редко сходил на берег и пресс-конференции предпочитал проводить на судне. Лежал в шезлонге, посасывал трубку, а за новостями туда и сюда летал для него Эдик. Представляю, — раздраженно хмыкнул Илья, — как будет выглядеть герой его новой книги!
— Ты думаешь, он пишет про Эдика?
— Зачем думать? Я знаю.
Я усмехнулся.
Никогда не бывав в преддверии Северной Африки, я до рези в глазах увидел вдруг бесконечную, невероятную голубизну Эгейского моря — стаи несущихся сквозь брызги летучих рыб, палящий жар сумасшедшего солнца, а на голубом горизонте неторопливо сменяющие друг друга флаги грузовых и пассажирских судов. Я отчетливо разглядел сквозь дымку морских пространств худенькую фигурку моего друга, увидел его гуляющим по тенистой эспланаде, где бородатые художники набрасывали цветными мелками моментальные портреты прохожих. И так же отчетливо увидел новгородца, благодушно погруженного в очередной бедекер — его любимое чтение. Он специально разложил шезлонг рядом с компанией спокойных ребят из Верхоянска или из Оймякона, короче, с полюса холода. Они дорвались до моря и Солнца; Они ловили кайф. Они расписывали бесконечную, начатую еще в Одессе, пульку. Только изредка они поднимали волевые головы: «Чего это там за город?» — «А это Афины», — лениво отвечал Ковров (новгородский). — «А ничего город, не мелкий», — одобряли ребята с полюса холода. И возвращались к игре.