Ломов наконец обрел голос:
— Тормози!
— Как? — огрызнулся Галин.
— Уйдут! — страдал Ломов. — Уйдут ведь!
Но неведомые зверушки не ушли. Подрагивая короткими крылышками, они быстро приближались к атмоскафу. Галин менял увеличение, чтобы держать стаю в поле зрения.
— Снимать!
— Кинокамеры включены.
Птицы планировали над атмоскафом и жужжали, словно осы. Самые смелые усаживались на несущие шары и вместе с ними вращались вокруг «Тетры». Похоже, на лапках были присоски.
— Поймать бы одну!
Длинные хвосты переливались всеми цветами радуги, весело топорщились перышки. Окраской птицы напоминали ос, размеры — не более полуметра в длину. Круглые рожицы с искривленной в улыбке пастью напоминали о неземном происхождении.
— Вот тебе и жизнь, — сказал Ломов.
— Фауна!
— Значит, есть и флора.
— Трава?
— Необязательно. Планктон. Плавает на десяти километрах, питает птиц.
— Такая температура!
— Ну и что? Жизнь на пи-связях.
— Разве бывает?
— Например, пластолит.
— Он же мертвый!
— Атомам это безразлично. Если они соединены ковалентными пи-связями, то тело выдержит тысячи Кельвинов и десятки мегапаскалей.
— Похоже на алмаз.
— Конечно. Чего им от нас надо?
— Любопытствуют.
— Кстати, Киан тоже построен на пи-связях. А он живой.
— Смотри, смотри!
Красные птицы вели себя странно. Они образовали кружок на несущем шаре и, мигая рубиновыми глазками, стали его грызть. Было видно, как они разевали красные пасти и пытались вонзить зубы — не зубы, а что-то вроде отточенных пластинок — в поверхность шара.
— Доказательство структурной близости пластолита и птичек, — сказал Ломов. — Они почуяли съедобное, похожее на местную пищу. Жаль, не по зубам шарик. Смотри, как вон та старается — наверное, вожак.
Птицы словно поняли свое бессилие. Трепеща алой чешуей, они расширили круг, в центр которого вышел вожак. Размером он был с гуся, головной панцирь казался помятым, чешуя на шее образовала нечто вроде стоячего воротника. Вожак потоптался на месте, изогнул длинное тело, как оса. Мечеобразный хвост коснулся поверхности шара. Тут же полыхнуло ярчайшее пламя.
— Кыш, проклятая! — крикнул Галин.
Клубы желтого дыма заволокли вожака. На белой поверхности шара зияла рваная дыра. Чудовищное давление прорвало пленку расплавленного пластолита. Вожака вбило внутрь шара, остальные «осы» исчезли. Ломов и Галин едва усидели в креслах, когда несущий шар, потяжелев на десять тонн, ухнул под «Тетру». Остальные три шара образовали треугольник над атмоскафом. Стрелка альтиметра покатилась вниз. Галин ударил по аварийной кнопке, но поврежденный шар не отстрелился.
— Что? — крикнул Ломов. — Конец?
— Едва ли… — Галин навис над пультом. — У нас приличная плавучесть… «Венера», «Венера», я — «Тетра», — зачастил он в микрофон. — Атакованы красными «осами». Один шар поврежден. Сядем между Гекубой и Сафо по маршруту дрейфа. «Венера», «Венера»… Черт, связи нет!..
Они молча смотрели на приближающийся хребет и не заметили, как тот же рой уселся на верхний шар. Гибель вожака ничему не научила, или «осы» проголодались. Через минуту шар, хватанув десять тонн углекислого газа, скользнул под атмоскаф. Теперь квартет шаров находился в неестественном положении: два шара вверху, два внизу. «Тетра» стремительно заскользила к иззубренному хребту Гекубы.
Второй рывок застал Галина врасплох. Его бросило на Ломова. Секунду они суматошились, распутывая руки и ноги. Глянули на экран…
— Спокойно, — резко сказал Галин. — Сядь на место, пристегни ремни. Сядь!
Бионетик торопливо подчинился. Галин, косясь на гребень Гекубы, впустил сжатый воздух в баллоны аварийного закрепления оборудования. Еще раз попытался отстрелить поврежденные шары. Вырубил общее питание, бросился в кресло, торопливо щелкая замками. Сильный удар потряс «Тетру». Последнее, что увидел Ломов на гаснущем экране, был ослепительно белый диск, который медленно возносился над атмоскафом. Потом стало темно…
…Ломов очнулся от ощущения, что на его голове тает ком снега. Ледяные струйки заливают правое ухо, ползут по щеке за ворот комбинезона.
— Порядок, Гал, — пробормотал он, не открывая глаз. — Кажется, уцелели…
На голову плюхнулся еще один рыхлый ком. Ломов попытался сбросить его, но пальцы скользнули по гладкому черепу. Никакого снега не было. Ломов пошевелился (руки-ноги целы, нигде не болит, и озноб прошел), открыл глаза. Рубку наполнял багровый свет, шедший будто бы от раскаленных стенок. Слепо таращился сизоватый экран. Остро пахло горелой серой. Ломов принюхался и вскочил. Тело показалось необычно легким.
— Гал! — позвал он. — Что-то горит…
Кресло Галина пусто, и в рубке его нет. Ломов с ужасом увидел, что люк в переходную камеру распахнут, через него наползает белый дым. Высунулся, ища источник огня. Наружный люк тоже раскрыт. Ломов замер. «Конец! мелькнуло в голове. — Семьсот кельвинов и десять мегапаскалей…» Он ждал теплового удара, удушья. Через багровый проем люка плотными слоями вползал дым. Несмотря на запах горящей серы, дышалось легко. И жар не ощущался. «Что за черт? — подумал Ломов. — Будто не Венера. Или мы угодили в оазис?..» Протиснулся сквозь люк в переходную камеру, встал и осторожно выглянул наружу.
Первое, что увидел Ломов, был до странности близкий горизонт, который четко разделял багряное небо и черную поверхность. Небо пусто. Рой «ос», атаковавший «Тетру», исчез. На поверхности тоже ничего живого. Вокруг, сколько хватал глаз, лежали черные прямоугольные плиты в полметра высотой, расположенные строгими рядами. В проходах сквозь мелкую щебенку змеились прозрачные языки пламени, словно горел разлитый бензин. По мрачной торжественности и тишине место это сильно смахивало на кладбище.
Цепляясь за край люка, Ломов спустился на грунт. Атмоскаф косо стоял на несущих шарах, два из которых были пробиты. «Вот тебе и пластолит, — подумал Ломов. — Ай да „осы“!» Он обошел «Тетру». Да, два шара погибли, теперь не взлететь… Где же Гал? Ломов сделал еще круг, большего диаметра. Одна из черных плит стояла торчком. У подножия зияла прямоугольная яма, из которой поднимались чьи-то плечи и голова, объятые языками пламени. Господи, Гал! Ломов побежал к яме, увязая в мелкой щебенке.
— Руку давай! — закричал он. — Эк тебя…
Человек в яме скрестил руки на груди, поднял голову. Растрепанные волосы, борода, усы, хламида серая на плечах — это не Гал… Ломов стал столбом, открывая рот, как рыба на песке. Спит он, что ли?
— Меня зовут Галилео Галилей, — глухим, но гордым голосом сказал человек. — Математик и философ, к вашим услугам. Позвольте узнать ваше имя…
«Сплю, — подумал Ломов. — Или галлюцинирую… Галим Галин, Галилео Галилей, галлюцинация…» Он зло ущипнул руку, но упругий комбинезон не поддался. Прижал пальцем глазное яблоко. В багровом полумраке трудно было понять, раздваивается человек в яме или нет. «Все равно сплю, — решил Ломов. — Конечно, сплю. Иначе меня давно раздавило бы и обуглило… А раз сплю, то бояться нечего. Надо что-то говорить. Как там по этикету?..»
— Разрешите представиться, синьор, — невероятно фальшивым голосом сказал он. — Михаил Ломов, бионетик.
Он щелкнул каблуками и кивнул. Впрочем, кажется, следовало полуприсесть, низко склонить голову и помахать перед собой шляпой. «Обойдется, — сердито подумал Ломов. — Буду еще танцевать перед собственным сновидением…»
— Вы не поэт? — удивился Галилей.
— Никак нет, — отрапортовал Ломов.
— Как же попали сюда?
— Прилетел на атмоскафе. — Ломов пожал плечами. — А вы случайно не пришелец?
— Я Галилей. Отбываю наказание…
— На Венере?
— Ошибаетесь. Венера находится на третьем небе, а здесь… — Галилей горестно вздохнул.
— Да вылезайте же из ямы, там огонь!
— Осужден вечно гореть…
— Позвольте, но вас оправдали!
— Кто? — теперь уже Галилей растерялся. — Когда?
— Ну как же! — Ломов, гордясь и во сне сохраненной сообразительностью, спешил сообщить радостную весть. — Какой-то прогрессивный папа признал ошибки. Ваше дело пересмотрели. Оправдали Джордано Бруно и Кампанеллу.
— Оправдали… — Галилей горестно покачал головой. — Слишком поздно. В его голосе появились недоверчивые нотки. — Вы воистину тот, за кого себя выдаете? Вы не сам сатана искушающий?
— Да нет же, я с «Тетры». Вон она стоит.
— Аппарат поврежден, — заметил Галилей. — У него неестественное положение.
— Нас атаковали красные «осы». Пробили два несущих шара.
— Гарпии. — Галилей понимающе кивнул. — Архангелы отгоняют их беззвучным визгом, который слышит только Цербер.
— Ультразвук?.. Конечно, ультразвук, раз его слышит собака! Спасибо за информацию. Однако давайте пройдем на атмоскаф. Выпьем кофе, поговорим.