В конце июня нам позвонил Джеймс Корби и передал
трубку своей дочери Флоре. Она сказала, что ей очень трудно объяснить мне, как проехать к Калпс Медоуз, и предложила заехать за нами, чтобы
самой отвезти нас.
Голос ее мне понравился сразу, это верно, но и в прозорливости мне не откажешь – я сразу смекнул, что мне выпадет редкое счастье
продемонстрировать своему работодателю мою редкую водительскую сноровку и умение вести автомобиль одной рукой, поэтому я поблагодарил Флору за
предложение и сказал, что повезу Вульфа сам в его машине, но буду очень признателен, если она согласится поехать с нами и указывать дорогу. Вот
как это случилось, и вот почему, когда мы наконец въехали в ворота Калпс Медоуз, прокатив до этого миль тридцать по извилистым дорогам Лонг
Айленда с крутыми поворотами и бесчисленными перекрестками, губы Вульфа были сжаты в такую узкую полоску, что их почти не было видно. Заговорил
он за всю дорогу лишь однажды, когда в очередной раз блеснув молодецкой удалью, я особенно лихо обогнал какого то тихохода, тащившегося с
черепашьей скоростью миль семьдесят в час.
– Арчи, – укоризненно произнес Вульф. – Ведь я просил тебя.
– Да, сэр, – жизнерадостно откликнулся я, не отрывая глаз от дороги. – Дело в том, что, держа руку в таком положении, я уступаю душевному
порыву. Вы же сами знаете, как я нервничаю, когда борюсь со своими душевными порывами, а нервничать мне нельзя – вы не любите, когда я нервничаю
во время езды.
Покосившись в зеркальце, я увидел, что Вульф стиснул зубы еще сильнее; так он молча и сидел всю дорогу.
Миновав ворота, я петлял по Калпс Медоуз согласно указаниям Флоры, но за руль держался уже обеими руками. Поспели мы вовремя: было без четверти
три, а митинг начинался в три. Флора уверяла, что для нашей машины оставлено место позади палатки, и, продравшись через ряды стреноженных
автомобилей, я убедился, что Флора права: когда наш «родстер» остановился, его радиатор отделяли от тента почти два ярда совершенно свободного
пространства. Флора выпрыгнула из машины и открыла заднюю дверцу со своей стороны. Я проделал то же самое, – распахнув противоположную дверцу.
Вульф посмотрел на Флору, затем перевел взгляд на меня. Не хотел он, ох как не хотел делать одолжение женщине, даже столь молодой и хорошенькой,
но я должен был получить по заслугам за вождение одной рукой. Вульф отвел от меня глаза и, кряхтя, начал извлекать свою одну седьмую тонны из
автомобиля. Со стороны Флоры.
Глава 2
Палатка, установленная на деревянной платформе высотой фута в три, по размерам не уступала кабинету Вульфа. Народа в ней набилось столько, что
яблоку было некуда упасть. Я протиснулся через толпу и остановился у самого входа, чтобы дышать свежим воздухом. А погодка выдалась –
загляденье: яркое солнышко, легкий бриз с Атлантики. Лучше и не пожелать на Четвертое июля. Деревянный настил продолжался от палатки наружу и
был весь заставлен стульями. О состоянии луговой травы сказать вам ничего не могу, потому что – куда ни кинь взгляд – весь луг за настилом был
запружен тысячами ресторанных работников и их знакомых. Еще столько же сплошной массой сгрудилось перед платформой, предвкушая речи, а остальные
заполонили всю лужайку до видневшихся в отдалении деревьев и построек.
Сзади послышался голос Флоры:
– Они уже выходят, так что если вам приглянулся какой нибудь стул – хватайте. Любой, кроме шести в первом ряду – они предназначены для
выступающих.
Разумеется, я пустился было уверять ее, что мне приглянулся только один стул – тот, что примыкает к ее стулу, – но в эту минуту из палатки
повалила толпа.