– Како пичуги трепещут, а рыбы сверещут, тако и ясно всем – весна… Мефодий!
– Иду, госпожа!
– Да не иди пока. Там стой… – Дева неожиданно заулыбалась так весело, что и Афоне стало как-то светлее.
– Рыбы, Мефодий, между прочим, не «сверещут»… Да и вообще – я такого слова не знаю. Сам, что ли, выдумал?
– Выдумал, госпожа. Для рифмы.
– Ну-у… поэт ты изрядный, однако ж и размер строфы соблюдать следует… Ох, чувствую, уделает тебя Яков Щитник, он, говорят, уже поэму целую наверстал, по типу «Илиады».
– Яков Щитник, госпожа моя, на «Илиаду» точно не способен. Не Гомер – куда уж!
– Значит, уделаешь его?
– У меня, чай, тоже поэма приготовлена. Называется – «О красной полонянице-деве и о возлюбленном ее вьюноше Елисее».
– Вот как? Про любовь, значит… Смотри, я на тебя сто флоринов поставила… и двух сенных девок.
– Не подведу, госпожа моя.
– Ладно, скройся… Ну, так как тут у нас?
Прислушивавшийся к не вполне понятной ему беседе отрок не сразу и сообразил, что красавица именно к нему обращается. Дернув головой, заморгал:
– А? Что?
– Ну, поведай. – Усевшись рядом, на лавку, дева махнула рукой. – Что ты там хотел рассказать-то?
– Э… о чем, госпожа?
– О том, о чем уже говорил князю! Только на этот раз – правду, иначе пожалеешь, что и на свет белый родился!
А вот сейчас она на ангела вовсе не походила… нет, ангельски красивая – да… но такая, что, при нужде, прибьет, не задумываясь. Даже наверняка сама и пытать сможет. Запросто! Вон как глазищами зыркнула…
– Ну?!!
– Так я уже говорил, вот… – торопливо начал Афоня.
– Правду!!!
– Так я… госпожа… правду и говорил, зачем мне врать-то? Только…
– Что – только? – жестко переспросила красавица.
– Но то… мои думы только… мысли.
– Давай! Излагай мысли.
Отрок покусал губы:
– Я вот что подумал еще там… тогда. Гербы-то были тевтонские, да… одначе говорили рыцари промеж собой непонятно, не так, как тевтонцы… И еще! Серьга у одного в ухе была, а ведь устав орденский всякие украшения строго-настрого запрещает.
– Плевали они на устав, – презрительно отмахнулась дева. – А вот иная речь – это уже серьезно. Как говорили? Как аглицкие немцы? Французы?
– Как немцы германские… многие слова понимал, но не все.
Красавица вскинула брови:
– Так ты, значит, немецкую ведаешь.
– А как же, госпожа моя? Я ж приказчик.
– Хорошо. – Дева вдруг поднесла унизанные кольцами пальцы к губам… словно хотела погрызть ногти, да одумалась, спохватилась – не к лицу. – Надеюсь, ты все же правду сказал.
– Клянусь святой Софией! Чтоб мне…
– Чего ж князю про то не поведал?
– Так то лишь догадки мои… Как можно?
Девушка замолчала, задумалась, машинально перебирая палаческие инструменты. И так они звякали, так действовали парню на нервы, что тот не выдержал, осмелился подать голос:
– Госпожа… а что со мною теперь?
– Домой пойдешь, на черта ты мне сдался. Но язык за зубами держи, не то живо отрежем…
Очутившись на улице и вдохнув полной грудью теплый летний воздух, Афанасий не поверил своему счастью. Как же все-таки хорошо это все видеть, ощущать – и ласковое дуновение ветерка, и синее высокое небо, и блеск отражающегося в седом Волхове солнышка. Ах, господи-и-и… Неужели вырвался?
– Эй, парень, а ну-ка давай обратно. Что стоишь? Ты, ты!
Перст воинского человека – слуги – уткнулся отроку в грудь.
И не убежишь – поймают! Вон, до ворот-то – далеко, хоть и распахнуты настежь. А хоромы – да – княжеские! И что с того теперь?
Поникнув головой, Афанасий поплелся к башне… снова оказавшись в мрачной темноте пыточной. Злая красавица все так же сидела на лавке… вот обернулась:
– А ты… Вот тебе, за все твои страдания.
На узкой девичьей ладони золотом вспыхнули флорины… или гульдены, парню сейчас не до того было, чтоб приглядываться, разбираться.
– Ну, бери, бери же.
– На колени падай, дурак, – подтолкнув, зашептал позади кат. – Благодари княгинюшку…
Так вот она кто! Пресветлая великая княгиня Елена!
– Только матушкой ее не называй – не любит.
Отрок бухнулся на колени, тут же забыв все указания:
– Благодарю за добро, княгиня-матушка!
– Хм, «матушка», – скривившись, совсем как простая девчонка, передразнила княгиня. – Вот же черт худой! Да я ненамного тебя и старше! Ладно… с этим все. Ступай, парень!
– Благодарю, ма… пресветлая княгиня!
– Ступай, ступай… Мефодий! Рыжего сюда давай. Поглядим, что там были за кораблики. Да! Нянькам скажи, пущай Мишеньку на улицу выпустят – погодка-то, эвон!
Княгиня очень любила маленького своего сынишку. Конечно, не так, как мужа, великого князя Егора, – к маленьким детям и в те времена (да и в более поздние) не принято было слишком привязываться – детишки мерли словно мухи, особенно во младенчестве. Из десятка родившихся выживали, дай бог, трое-четверо, вот и у Елены с Егором второй ребенок во младенчестве умер. И после этого князь вдруг озаботился устройством в Новгороде и других русских городах канализации и водяных уборных по типу того, что было в древности в Риме или в той же Орде, ныне вассальной. Ах, Орда… Вспомнив позорное рабство, бывшая ордынская пленница княгиня Елена не удержалась, заскрипела зубами да ноготь погрызла в волнении – снова ведь мысль пришла, та самая, что уж не раз приходила. Снова подумалось: а что, если б не случился тогда в Орде князь Егор? Даже не князь еще, а атаман разбойной ватаги, князем это уж потом Елена его сделала, за что собой по сию пору гордилась! А как же? И с Москвой справились, и с Ордой, все русские земли себе подчинили, прихватили и Польшу, и Литву, и Константинополь. Почти полмира! И все эти успехи – юная княгиня это точно знала – достигнуты во многом благодаря ей! Благодаря ее уму, сметливости, хватке… ну, и красоте, конечно. Была б уродкой – полюбил бы ее Егор? Даже если б и взглянул, так и то – с жалостью. Ах, Орда, Орда… Еленка оказалась там еще совсем юной, преданная и проданная родным дядькой, захватившим заозерский трон, на который именно она, Елена, имела все права…. И права эти так бы и остались попранными, кабы не Егор… да не сообразившая что к чему Елена. Ну, что светило в Орде знатной пленнице? Ничего хорошего. Даже если и выкупят, так дорога одна – в монастырь. Уж что делают в Орде с пленницами, было известно каждому, какая тут потом чистота крови? А Егор на то не посмотрел, замуж позвал… то есть это Еленка ему намекнула, что, мол, неплохо бы… И ватага у любимого имелась верная, так что любой князек – попробуй, вякни! За жену – муж в полном ответе, а связываться с Егором желающих находилось мало. Сначала – атаман, потом – благодаря Елене – князь заозерский, а ныне – уже и великий, всея Руси! Хорошо, удалось змеищу московскую – Софью Витовтовну – в монастырь заточить. Еленка, конечно б, ее и прибила не моргнув глазом, да муж не дал… добрый и благородный человек.
Юная княгиня любила мужа, но понимала, что совсем его не боится – а это… это какая-то странная любовь: будоражащая, нежная, сладостная… Это ведь совсем новые ощущения, когда знаешь, что муж тебя никогда не ударит, не приласкает по голой спине кнутом, не оскорбит даже! Оттого сперва как-то не по себе было, но потом… Сейчас кажется – иного и не надобно! Никогда! Несмотря на юность, Елена многому научилась в Орде – научили! – знала, как ублажить мужчин, но мужа поначалу стеснялась… недолго. Он все воспринял так, как она и хотела… даже обрадовался. Добрый, поистине святой человек… немножко не от мира сего. Как-то Егор рассказывал всякие забавные небылицы про волшебное княжество, где якобы когда-то жил, а в Заозерье, мол, очутился благодаря какой-то колдунье… и с помощью колдуний же хотел вернуться обратно, да не вышло. Еленка, конечно, всем этим глупостям не поверила, однако колдуний да волшбиц на всякий случай извела, почище римской святой инквизиции. А чтоб муженька не смущали, прелестницы!
– Государыня! – заглянула в подвал сенная девка – статная, рослая, черноокая, к Мефодию-кату неровно дышащая. – Государыня! Князь великий зовет по важному делу.
Сказав так, девица низенько поклонилась, бросив на мускулистого палача полный девичьего томления взгляд.
– Зовет? – Княгиня поднялась. – Ну, пойду… раз по важному. Мефодий, рыжего отпускай тоже – все, что нужно, узнала и так.
– Слушаюсь, моя госпожа.
Поклонился и кат, а Елена быстро вышла во двор и, поднявшись по каменным ступенькам крыльца, вошла в горницу.
Великий князь Георгий (для Еленки – Егор) – статный, с густыми светло-русыми локонами, небольшими усиками и бородкой, настоящий красавец – находился в горнице не один, а с архиепископом Симеоном, коего юная княгинюшка давно уже приручила, превратив в верного своего соратника. Симеон был умный, глупых людей Еленка терпеть не могла, хоть и использовала без всякой жалости.