Семь членов экипажа «Ностромо» медленно возвращались к жизни. Они имели довольно жалкий вид. Во-первых, они были мокрыми от специального раствора, в который они были погружены на время гиперсна. Во-вторых, они были нагими, а жидкость — это плохой заменитель той искусственной оболочки, которая называется одеждой.
— О, господи, — пробормотала Ламберт, брезгливо отряхивая с плеч и с боков капли жидкости, — до чего же мне холодно!
Она выбралась из некоего подобия гроба, сохранявшего жизнь, а не смерть, и стала рыться в одном из стенных шкафов. Найдя там полотенце, она принялась стирать прозрачную вязкую жидкость со своих ног.
— Какого черта Мать не согревает корабль перед нашим пробуждением? — спросила она, продолжая растираться полотенцем и пытаясь припомнить, куда она засунула свою одежду.
— Ты же знаешь, почему, — Паркер был слишком занят своим затекшим, негнущимся телом, чтобы глазеть на обнаженную Ламберт. — Это политика Компании. Она выгадывает на экономии энергии. К чему тратиться на обогрев до самой последней секунды? Кроме того, при выходе из гиперсна всегда бывает холодно. Ты же знаешь, что температура тела при анабиозе понижается.
— Да, знаю. Но здесь до сих пор холодно, — пробормотала навигатор. Она никак не хотела признать правоту Паркера, он ее совершенно не интересовал.
"Черт побери. Мать, — думала она, глядя на мурашки на своих руках, — дай хоть немного тепла!"
Даллас обтирался полотенцем, стараясь не смотреть на то, что пока заметил только он. Он обратил на это внимание сразу же, еще до того, как вылез из своей камеры. Корабль сам устроил так, чтобы он увидел это.
— Работа нас быстро согреет.
Ламберт пробормотала что-то неразборчивое.
— Каждому занять свой пост. Надеюсь, вы помните, за что вам платят деньги. Тем более, что сон прогнал все заботы.
На это никто не возразил и не улыбнулся. Паркер посмотрел туда, где его приятель все еще сидел в своей камере.
— Доброе утро, Бретт. Ты все еще с нами?
— Да.
— Нам повезло! — сказала Рипли. Она потянулась, и у нее это получилось грациознее, чем у остальных. — Приятно убедиться, что наш главный оратор разговорчив, как всегда.
Бретт в ответ лишь улыбнулся. Он был так же многословен, как и машины, которые он обслуживал. Это была дежурная шутка в их компании. Он и сам охотно принимал в ней участие.
Даллас, держа ладони перед грудью и разведя локти в стороны, делал повороты корпусом. Ему казалось, что он слышит поскрипывание отвыкших от работы мышц. Все его мысли занимал мигающий на панели желтый огонек. Этот сигнал был способом корабля сообщить ему, что не окончание полета является причиной пробуждения экипажа. Капитан гадал, что же могло быть этой причиной.
Эш приподнялся и сел, обводя комнату ничего не выражающим взглядом. Взглянув на его лицо, можно было подумать, что он все еще находится в состоянии гиперсна.
— Я чувствую себя мертвым.
Он посмотрел на Кейна. Тот зевал и, казалось, никак не мог проснуться. Эш был убежден, что старшему помощнику даже нравится состояние гиперсна, и, имей Кейн такую возможность, он проспал бы всю оставшуюся жизнь.
Не подозревая о подобных мыслях научного сотрудника, Паркер взглянул на Эша и сказал:
— Ты и похож на мертвого.
Он понимал, что и сам, пожалуй, выглядит не лучше. Гиперсон плохо сказывался не только на мышцах, но и на коже. Он перевел взгляд на камеру Кейна. Тот, наконец, пришел в себя.
— Приятно снова проснуться, — сказал он, моргая.
— Вряд ли, судя по тому, сколько времени ты тратишь на пробуждение.
Кейн выглядел задетым.
— Это клевета, Паркер. Просто я более медлителен, чем все вы.
— Ладно, — инженер решил переменить тему разговора и повернулся к капитану, который внимательно смотрел на что-то вне поля зрения инженера. — Прежде чем мы приземлимся, может быть, стоит обсудить вопрос о премии?
— Да, — впервые с момента пробуждения оживился Бретт.
— Мы с Бреттом думаем, — продолжал Паркер, натягивая ботинки, — что кроме зарплаты, мы заслужили премию в полном объеме.
Даллас устало подумал, что, по крайней мере, гиперсон не отразился на характере инженеров. Едва придя в себя, они сразу же начинали предъявлять претензии.
— Вы двое получите то, что вам полагается по контракту, не больше и не меньше. Как и все остальные.
— Мы получим меньше всех, — тихо проговорил Бретт.
Для него это была целая речь, которая, однако, не произвела должного впечатления на капитана. Далласу было не до того, он думал о тревожном желтом сигнале.
— Значит, другие и заслуживают больше. Если недовольны, обращайтесь в Компанию.
— Обращайтесь в Компанию! — проворчал Паркер, глядя как Бретт вылезает из своего гроба. — С таким же успехом можно жаловаться самому Господу Богу!
— Точно, — Бретт склонился над панелью своей камеры, что-то там подправляя. Все еще полусонный, не одетый и даже не обтершийся полотенцем, Бретт уже приступил к работе. Он был из тех людей, которые могут несколько дней ходить со сломанной ногой, но не могут смириться с неисправностью туалета.
Даллас, направляясь в отсек центрального компьютера, бросил через плечо:
— Ну вы, болтуны, достаньте кто-нибудь кота.
Рипли вынула из камеры вялое рыжеватое существо и принялась стряхивать с него жидкость.
— Нам следует серьезнее относиться к нему, — сказала она. — Джонс — не часть оборудования. Он такой же член экипажа, как любой из нас.
— Даже лучше, чем некоторые, — Даллас проводил взглядом Паркера и Бретта, которые уже успели одеться и направлялись в инженерный отсек. — Он, по крайней мере, не отнимает у меня время жалобами на оклады и премии.
Рипли ушла, унося с собой кота, завернутого в пушистое полотенце. Кот тихо мурлыкал и, сохраняя достойный вид, вылизывал свою шерсть. Он не впервые выходил из гиперсна. В настоящий момент он был готов вынести унижение, связанное с таким способом его транспортировки.
Даллас обтерся насухо, нажал кнопку у основания своего гроба и достал из бесшумно выдвинувшегося ящика свою одежду.
Пока он одевался, рядом с ним оказался Эш. Научный сотрудник застегивал свою рубашку.
— Мать хочет поговорить с тобой? — шепотом спросил он, кивая на мигающий желтый огонек.
— Да, — ответил Даллас, надевая рубашку. — Желтый сигнал. Это еще не тревога. Не стоит пока говорить остальным. Если будет что-то серьезное, они сами скоро узнают.
Даллас натянул поверх рубашки свободный коричневый жакет, оставив его не застегнутым.
— Может, все еще обойдется, — с надеждой в голосе произнес Эш. — Это всего лишь желтый сигнал, не красный.
— Это пока, — Даллас не был оптимистом. — Я предпочел бы проснуться при веселом зеленом сигнале, зная, что все в порядке.
Он попытался приободриться:
— Может быть, просто неполадки в нашем автоматическом поваре? Если учесть, что он называет пищей, — это было бы просто подарком.
Он попытался улыбнуться, но улыбки не получилось. «Ностромо» не был человеком. Он никогда не разыгрывал шуток с экипажем; и раз уж они были разбужены при желтом предупредительном сигнале, на это должна была быть веская причина. Забарахливший автоповар к таковым не относился. С другой стороны, грех было жаловаться, даже если после многих месяцев сна и придется попотеть часок-другой.
Центральный компьютерный отсек, куда направился Даллас, немного отличался от остальных помещений на борту «Ностромо». Калейдоскоп всевозможных датчиков, экранов, разноцветных мигающих индикаторов создавал какое-то праздничное впечатление, наводя на мысль о Рождестве. Даллас опустился в мягкое кресло и задумался. Эш занял место напротив Банка Памяти, действуя очень четко для человека, только что очнувшегося от гиперсна. Научный сотрудник не имел себе равных в умении обращаться с машинами.
Даллас всегда немного завидовал этой способности Эша. Все еще полусонный, капитан набрал на дисплее первую командную строку. Он проверил формулировку и нашел ее верной: "ЭКСТРЕННАЯ РАБОТА НАРУЖНОГО МОНИТОРА ДЛЯ ВЫДАЧИ МАТРИЦЫ И ЗАПРОСА".
Мать отозвалась немедленно: "НАРУЖНЫЙ МОНИТОР ВЫДАЕТ МАТРИЦУ".
Под этой короткой строкой выстроились столбцы информирующих символов. Даллас пробежал их глазами, выбрал нужную секцию и набрал команду: "ЭКСТРЕННЫЙ КОМАНДНЫЙ ПРИОРИТЕТ".
Мать ответила: "НАРУЖНЫЙ МОНИТОР ГОТОВ ДЛЯ ЗАПРОСА".
Для электронного мозга была характерна краткость выражений, и Мать не составляла исключения. Далласу это было по душе. Он и сам не отличался многословием, а потому спросил напрямик: "ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, МАТЬ?" и стал ждать ответа…
Нельзя сказать, что командный отсек «Ностромо» был просторным. Он, конечно, меньше остальных помещений на корабле вызывал ощущение клаустрофобии, но не намного. Вдоль стен были установлены экраны внешнего обзора, перед компьютерными терминалами стояли пять кресел. Еще больший командный отсек был бы недопустимой роскошью, поскольку основное время экипаж корабля проводил в состоянии анабиоза в своих охлаждающих камерах. Этот отсек предназначаются для работы, а не для отдыха или развлечений. Люди это хорошо понимали.