- Но... но ведь мы теперь уже многое умеем, - попытался возразить я.
- Только не летать, - она опять упрямо покачала головой, - это все сказки.
Я уже хотел было рассказать ей про свои сны, в которых я видел Город и блестящие летающие предметы в небе, но подумал, что сон не доказательство, и промолчал. Мы еще немножко посидели на поленнице, потом спустились вниз и пошли к ее дому.
Джон Уэндер, ее отец, был дома. Звуки молотка доносились из сарая, где он что-то мастерил. Софи подбежала к нему и повисла у него на шее.
- Привет, цыпленок! - ласково сказал он. Потом повернулся ко мне и хмуро кивнул головой. Он всегда так здоровался со мной, еще с самого первого раза - хмурый кивок и все, но я чувствовал, что он относится ко мне уже получше. В тот самый первый раз он смотрел на меня так, что я и вздохнуть боялся. Теперь я уже не чувствовал страха - мы стали почти друзьями. Он подолгу разговаривал со мной, иногда рассказывал об очень интересных вещах, и все же я часто ловил на себе его взгляд, внимательный, изучающий...
Только несколько лет спустя я понял, что для него значило - прийти домой и узнать, что ножку его Софи увидел не кто-нибудь, а Дэвид Строрм, сын Джозефа Строрма. Думаю, не раз ему приходило в голову, что мертвый мальчишка никогда не нарушит своего обещания молчать, даже если захочет... Может быть, я обязан жизнью его жене, миссис Уэндер? Может быть...
И еще я думаю, он раз и навсегда поверил бы мне и выкинул все сомнения из головы, доведись ему увидеть то, что произошло в нашем доме спустя месяц после того дня, как я познакомился с Софи.
Я тогда слегка поранил руку, вытаскивая занозу, и ранка кровоточила. Я зашел на кухню и, видя, что все домашние заняты, попытался сам перевязать себе ранку чистой тряпкой. Тут меня увидела мать. Она сразу запричитала, заохала, велела тщательно промыть ранку и сама стала перевязывать мне руку, бормоча, что я, как всегда, заставляю ее заниматься моей персоной в самый неподходящий момент. Оправдываясь, я случайно брякнул:
- Я и сам бы мог это сделать, будь у меня еще одна рука.
После этих, как мне казалось, ничего не значащих слов в кухне воцарилось гробовое молчание. Мать замерла, как статуя. В недоумении я оглядел всех, кто был в это время на кухне: Мэри с куском пирога в руке, двух работников, ждущих своей порции еды, отца, сидевшего во главе стола. Все молча уставились на меня. Постепенно с лица отца сошло изумление, губы сжались в жесткую прямую линию, челюсть выдвинулась вперед, брови сошлись на переносице.
- Что ты сказал? - медленно выговорил он.
Я хорошо знал этот тон, и мне стало страшно. Еще страшнее было то, что я совершенно не понимал, чем мог так рассердить его.
- Я... я с-с-сказал, что и с-сам бы мог... - выдавил я с трудом, заикаясь от страха.
Глаза отца сузились, и в них мелькнуло что-то, заставившее меня содрогнуться. Моя спина стала липкой от пота.
- И ты пожелал себе третью руку?! - все так же медленно и отчетливо выговаривая каждый слог, произнес он.
- Да нет же, отец, нет! Я только сказал _е_с_л_и _б_ы_...
- Если бы у тебя была третья рука, ты бы мог сделать что-то. _Т_а_к ты сказал?!
Я кивнул.
- Стало быть, ты _п_о_ж_е_л_а_л_?!
- Да нет же, отец, нет! Я только сказал _е_с_л_и_...
Я был так напуган, что никак не мог объяснить ему. Я хотел сказать, что не имел в виду ничего плохого, но не находил слов. Язык прилип к гортани, и я молча стоял в ожидании кары. Взгляды всех домашних были обращены теперь на отца.
- Ты! Ты - мой сын, призывал дьявола, чтобы он дал тебе третью руку!! - прогремел он.
- Не призывал я никого! Я только...
- Замолчи! - он властно поднял руку. - Все слышали, что ты сказал! Не лги же теперь, не отягощай свой поступок еще и ложью!
- Но ведь...
- Не лги и отвечай мне правду: было ли в твоих мыслях недовольство той формой тела, которую тебе дал Господь? Той формой, которая есть его подобие?
- Я только сказал _е_с_л_и _б_ы_...
- Ты богохульствовал! Ты поносил НОРМУ! Все здесь слышали это, и тебе нечего возразить. Знаешь ли ты, что есть НОРМА?
Я хорошо знал своего отца - возражать было бессмысленно и опасно. Он все равно не поймет, не _з_а_х_о_ч_е_т_ понять.
- НОРМА есть образ и подобие Господа, - скороговоркой пробормотал я.
- Выходит, ты _з_н_а_е_ш_ь_! И зная, ты пожелал стать мутантом. Ты мой сын, совершил кощунство! Здесь! Перед твоим отцом! Что есть мутант?!
- Проклятый Богом и людьми, - автоматически проговорил я давно вызубренные мною слова.
- Так вот _к_е_м_ ты хотел стать?! Ну, отвечай же!
Я опустил глаза и ничего не сказал - отвечать было бесполезно.
- На колени! - скомандовал отец. - Всем на колени и молиться!
Вместе со всеми я опустился на колени. Голос отца звенел у меня в ушах:
- Мы виноваты перед тобой, Господь! Мы плохо втолковали твои заветы этому несмышленышу и просим тебя: даруй нам прощенье!
Казалось, этой молитве не будет конца. Затем отец молвил: "Аминь", и все поднялись с колен. Я тоже поднялся и услышал его строгий голос:
- Ступай к себе и молись. Молись о милосердии Божьем, которого ты не заслуживаешь, но которое господь по своей милости, быть может, все-таки дарует тебе! Ступай! Я приду к тебе позже.
Ночью, когда боль в спине после отцовского визита понемногу утихла, я долго еще не мог заснуть от терзавших меня мыслей. Я ведь знал, что на самом деле не желал себе никакой третьей руки, но... А если бы даже и пожелал? Что здесь такого? И если даже на миг подумать об этом кощунство, то каково же тогда иметь нечто подобное... Например... Например, лишний палец на ноге!
Наконец я заснул. И мне приснился сон.
Все мы собрались во дворе, точь-в-точь как при последнем Очищении. Тогда в центре стоял маленький, только что родившийся теленок, туповато глядевший на отцовский нож. Теперь там была маленькая девчушка... Софи! Она стояла босиком, пугливо озираясь и тщетно пытаясь прикрыть одной ступней другую. Все мы молча ждали. Софи начала метаться от одного из нас к другому и молить о пощаде, но никто не шелохнулся, не изменился в лице. Мой отец медленно двинулся к ней, и нож его сверкнул в лучах утреннего солнца. Софи заметалась еще отчаяннее, и слезы ручьями потекли по ее обезумевшему от страха лицу. Отец подходил все ближе и ближе к ней, но ни один из нас по-прежнему не двигался с места. Отец схватил ее точно так же, как он хватал того новорожденного теленка, все мы хором запели гимн, он поднял руку с ножом... Нож сверкнул, в последний раз в его лезвии отразился блик медно-красного солнца, и тут же он окрасился кровью, брызнувшей из горла Софи...
Если бы Джон и Мэри Уэндер видели меня в тот момент, когда я проснулся в слезах, с криком, застрявшим у меня в горле, и долго еще лежал в темноте, твердя про себя, что это всего лишь сон... Их не мучили бы больше опасения, что я могу выболтать людям тайну их маленькой Софи.
4
Время, о котором я сейчас рассказываю, было для меня временем перехода к другой, более осмысленной, жизни. Произошли события, каждое из которых в отдельности случалось и раньше, но теперь они связались для меня воедино и приобрели совершенно иное значение. А кое с чем мне пришлось столкнуться впервые.
Первым таким событием была моя встреча с Софи. А вскоре дядя Аксель обнаружил то, что происходило между мной и моей двоюродной сестрой Розалиндой. Дядя (на мое счастье, это был он, а не кто-нибудь другой) наткнулся на меня как раз в тот момент, когда я _р_а_з_г_о_в_а_р_и_в_а_л с ней.
Возможно, это был просто инстинкт самосохранения, который заставил нас обоих (меня и Розалинду) скрывать до сих пор наши "разговоры", поскольку разумом мы еще не понимали, что нам грозит. Когда дядя Аксель наткнулся на меня, сидящего возле стога сена и громко бормотавшего что-то вслух, я даже не пытался скрыться или утаить от него, чем я занимаюсь. Он постоял сзади меня некоторое время, потом я обернулся и глаза наши встретились.
Дядя Аксель был высоким и сильным мужчиной. Когда я видел его за работой, мне казалось, что его пальцы слиты воедино с рукоятью инструмента. Теперь он стоял у меня за спиной в своей излюбленной позе, тяжело опираясь на толстую палку, которой ему приходилось пользоваться из-за неправильно сросшейся ноги. Черные брови его были нахмурены, но загорелое лицо не выражало ни озабоченности, ни недовольства, разве что только любопытство.
- Ну, Дэви! - обратился он ко мне ласково. - С кем это ты тут так весело болтаешь? Небось, с лешими или с гномами - кого вы, мальчишки, еще там выдумываете? А может быть, с зайцами, ведь их тут полным-полно? А?
Я отрицательно покачал головой.
- По-моему, куда интереснее болтать с другими ребятишками... Куда интереснее, - протянул он, - чем сидеть здесь вот так, одному, и бормотать что-то себе под нос. А?
Секунду я колебался... Но ведь это был мой дядя - дядя Аксель - самый лучший друг.
- Я... говорил не... не сам с собой... - неуверенно протянул я.
- С кем же? - озадаченно спросил дядя.