После того, как капрал дал ему зеленый
свет, мы, миновав дверь, двинулись по длинному коридору с закрытыми по обе стороны дверями, одна из которых, между прочим, вела в мой кабинет, и
очутились в приемной заместителя главы военной разведки.
За письменным столом сидела девица сержант, печатавшая что то одним двумя пальцами.
Я поздоровался.
– Доброе утро, майор, – отозвалась сержант. – Сейчас доложу, что вы прибыли.
Вулф не сводил с нее глаз.
– Это что за чудеса? – удивился он.
– Женская вспомогательная служба, – объяснил я. – У нас тут кое какие перемены с того времени, когда вы приезжали сюда в последний раз. Для
украшения помещений.
Стиснув губы, он продолжал смотреть. Ничего личного. Его раздражало присутствие женщины в форме, да еще при службе.
– Все в порядке, – попытался успокоить его я. – Мы не поведаем ей самых важных из наших секретов. Например, что такой то капитан носит корсет.
Она положила телефонную трубку на место.
– Полковник Райдер просит вас войти, сэр.
– Вы не отдали мне честь, – сурово попрекнул ее я.
Будь у нее чувство юмора, она бы встала и отсалютовала мне, но за те десять дней, которые она провела на службе, я ни разу не приметил в ней
этого качества. Однако я вовсе не отказался от дальнейших попыток. Я решил, что она намеренно ведет себя строго. За серьезным взглядом ее умных
глаз и прямым носом следовало бы видеть острый подбородок, но не тут то было. Он прямо лег бы на мою ладонь, дойди дело до этого.
– Прошу прощения, майор Гудвин, – сказала она. – Я соблюдаю устав…
– Ладно, – отмахнулся я. – Это мистер Ниро Вулф. А это сержант армии Соединенных Штатов Дороти Брюс.
Оба наклонили голову. Подойдя к двери в противоположном конце приемной, я отворил ее, пропуская Вулфа, затем вошел сам и закрыл дверь за собой.
Это был просторный угловой кабинет с окнами на обе стороны, а вдоль двух других стен стояли металлические запирающиеся на ключ шкафчики для
документов, высотой в две трети стены. Еще одна дверь вела прямо в коридор, минуя приемную.
Присутствующие в кабинете люди были настроены крайне серьезно, хотя и бодро, как болельщики бейсбольной команды, выполнявшей удачный маневр.
Увидев, что атмосфера не требует соблюдения правил военного этикета, я не поднес руки к виску. С двумя полковниками и лейтенантом мы уже были
знакомы и, хотя ни разу не видели человека в штатском, тоже знали, кто он такой. Каждый законопослушный гражданин города Нью Йорка узнал бы в
нем Джона Белла Шетука. Он оказался ниже ростом и, быть может, чуть полнее, чем я его себе представлял, но когда он встал, чтобы протянуть нам
руку, сомневаться, что это он, не приходилось. Правда, мы были жителями Нью Йорка, но любой депутат никогда не должен сомневаться, что вы
обязательно переедете в его собственный штат и станете его избирателем.
– Встреча с Ниро Вулфом – это событие, – заявил он таким голосом, который звучал несколько ниже, чем его наградил господь.
Мне уже доводилось встречаться с подобным явлением. С тех пор, как Уинстон Черчилль произнес свою знаменитую речь на заседании конгресса,
половина конгрессменов в Вашингтоне старалась ему подражать.
Вулф обошелся с ним достаточно вежливо и затем обратился к Райдеру:
– До сих пор, полковник, у меня не было возможности выразить вам свое соболезнование по поводу гибели вашего сына. Единственного, насколько мне
известно.
Райдер стиснул челюсти. Прошла уже неделя, как об этом стало известно.
– Да, – подтвердил он. – Благодарю вас.