Несмотря на то, что медицина почти стопроцентно возвращала людей в строй, здоровье «родившихся заново» было очень часто только внешним. Люди, испытавшие шок и боль смерти, примерно в трети случаев были неспособны к активной жизни. На все отпущенные им судьбой годы они оставались тихими, задумчивыми старичками. Поэтому никто не удивлялся ни моим долгим прогулкам, ни другим странностям. За годы войны персонал видел и не такое. Естественно, я не мог скрыть улучшение своего физического состояния. Тело почти полностью потеряло жировую прокладку, и мышцы практически пришли в необходимую мне норму. Но я, как мог, симулировал упадок сил, который можно было списать на последствия реанимации.
Как-то вечером ко мне зашла Эрна и, немного запинаясь, храбро объявила мне, что сегодня она возьмет на себя такую ответственную процедуру, как мое вечернее омовение… Хорошо, что в госпитале прекрасная звукоизоляция. В порыве страсти Эрна стонала так громко, что я всерьез испугался за свой слух.
На следующее утро я позволил себе немного полениться и встал необычно поздно. Медленно и со вкусом принял душ, посмотрел на часы и решил, что еще вполне можно прошвырнуться на кухню за завтраком.
В легкой накидке-дхати больничного покроя я выскочил в коридор и пошел на первый этаж, где находился кухонный блок, не забывая при этом прихрамывать и подволакивать ногу. Проходя мимо холла, я немного притормозил, увидев на экране выпуск новостей. Давали последние известия и фронтовую хронику. В общем, ничего интересного, если б не сюжет, в котором показали пленных арлингов. Шесть человек в темных серо-коричневых пятнистых комбинезонах стояли плотной группой под охраной конвоя. На фоне видны были несколько сожженных домов и прокопченный гусеничный рейдер. Неожиданно камера взяла крупным планом лицо и глаза одного из пленных. От неожиданности я застыл как вкопанный. Я знал этот взгляд. Холодный и уверенный взгляд профессионального наемника и солдата, провоевавшего всю свою жизнь. Откуда на планете, где практически не было войн, могли взяться профессионалы? Это был еще один вопрос, который мне некому было задать.
С грустными мыслями я продолжил свой путь по больничному коридору и уже подходил к столовой, как навстречу из бокового прохода вышла улыбающаяся Эрна под руку с каким-то парнем в форме офицера-связиста. Я было подумал, что это ее жених, но даже в их бардачной армии врачи не носили чужих знаков различия.
Увидев меня, Эрна засветилась еще больше. Она подскочила ко мне, взяла за руку и буквально подтащила к этому парню.
– Риди, познакомься, это мой брат Ластор!
– Ты не говорила, что у тебя есть брат…
Я коснулся ладони Ластора в традиционном приветствии. Рука у него была сухая, плотная и шероховатая.
– Он мне брат только по отцу. У нас были разные мамы.
– Калтор, как вы ее терпите? У Эрны с детства отвратительный характер и привычка придумывать различные прозвища. Меня, например, она называла Хасто (щепка).
Ластор был первый, кто произнес вслух при мне мое звание, и почему-то мне это было приятно. Хотя в остальном все было ясно, как день. Вопрос заключался только в том, работает ли Эрна целиком и полностью на контрразведку или совмещает приятное с полезным.
– Ну, так уж и терпеть, – улыбнулся я. – Можно подарить ей эхо, чтоб не зазнавалась.
– Это как это? – Эрна подозрительно нахмурилась.
– Ну, например, называть тебя Арк на (крикливая).
Эрна покраснела и, опустив голову, как-то исподлобья виновато посмотрела на брата. В ответ он ласково погладил ее по щеке, усмехнулся и произнес:
– Ладно, ладно. Зато теперь я знаю, что и на твой острый язык нашелся камешек.
Вдруг Эрна схватила брелок-часы, висевший между ее очаровательных холмиков, поднесла его к глазам и достаточно натурально всплеснула руками.
– О, Ластор, мне надо срочно бежать в операционную. Я сегодня дежурю с доктором Ир-Хасти, а она очень не любит, когда мы опаздываем.
– Беги. А мы с Ша Грангом пока погуляем по парку. Надеюсь, калтор не возражает поскучать со мной, пока ты будешь занята?
Он поднял на меня глаза. Чуть зеленоватые, ясные глаза предельно честного и немного усталого офицера.
Я чуть было не зааплодировал. Браво. Это был высокий класс. Естественно, единственное, что я мог сделать в этой ситуации – не испортить песню.
– Конечно, ардан Ластор! Если только вы немного поможете мне спуститься с лестницы. У меня, знаете, иногда бывают болевые приступы, и мне нужна чья-нибудь помощь.
Никакой помощи мне, естественно, не требовалось. Я уже мог пробежать двадцать-тридцать километров по холмам, густо поросшим горным кустарником, при этом не оцарапавшись ни разу. Но ардан Ластор должен был увидеть во мне боевого офицера, ставшего по нелепой случайности инвалидом и нагородившего вокруг этого кучу комплексов.
– Конечно, с удовольствием! – отозвался «брат» Эрны.
Эрна по очереди поцеловала сначала его, а потом и меня, задержавшись при этом на мне чуть дольше, чем позволяли приличия, и, резко крутнувшись на каблучках казенных форменных туфелек, быстро пошла, почти побежала по направлению к операционному блоку.
Мы проводили взглядами стремительно удаляющуюся по коридору гибкую фигурку Эрны, и капитан почтительно и осторожно, как и подобает младшему по званию, взял меня под руку.
Несмотря на дневное время, в парке не было жарко из-за большого шумного водопада и озера, образованных горной речкой. Вода в реке была холодна, как лед, и не было большего наслаждения для меня, чем в жаркий полдень окунуться в кристальную свежесть горного озера.
Мы неспешно гуляли по парку и вели старую, как Время, дуэль. Вот только мой визави вряд ли догадывался, что я играл в эту игру немного дольше, чем он. Примерно вдвое.
– Ша Ластор, как вы полагаете, долго еще продлится эта война?
– Ну, не знаю… Мне трудно судить – я ведь не в центральном штабе служу. Но думаю, долго. Мы ведь только-только стабилизировали линию фронта. Кстати, в этом есть и немалая ваша заслуга. Ваша и ваших солдат.
– К сожалению, ардан, я ничего не помню об этом. История началась для меня в больничной палате. И то, о чем вы говорите, для меня, к великому сожалению, пустой звук. Конечно, я читал о своих подвигах в прессе. И даже как-то видел свое лицо в хронике. Но все это, – я посмотрел задумчиво на озеро, – все это для меня просто истории, случившиеся с другим человеком.
Мнимый брат Эрны от нетерпения заглянул мне в лицо.
– Вы, что, совсем ничего не помните?
– Ластор, я даже говорить и ходить учился заново!
Самым забавным в этой ситуации было то, что я говорил правду. Только не всю. Но и не врал. Это было главное. Чем черт не шутит – вдруг они подослали ко мне сенситива. А эти парни чувствуют ложь за километр.
Немного разочарованный, Ластор замолчал. Мы молча шли по тенистой тропинке вдоль озера. И когда молчание стало набухать, как грозовая туча, я решил, что моя очередь делать ход.
– Ластор, вы ведь специально приехали поговорить со мной?
От удивления у бедняги даже шаг сбился.
– Да нет, просто я давно не виделся с сестрой и был неподалеку по делам службы, вот и решил заехать. А почему вы так думаете?
– Просто в свое время Эрна мне многое о себе рассказала, в том числе и о своем первом парне, и о массе других интимных вещей. И если она ничего не рассказала о вас, то возможны только две причины. Первая – у неё никогда не было никакого брата.
К этому моменту Ластор уже вполне овладел собой и даже немного хохотнул вслед моим словам.
– А какая же вторая причина?
Мы уже никуда не шли, а просто стояли в самом глухом месте парка друг против друга, словно готовясь перейти от слов к делу.
– Ну, это совсем просто. Если у неё все-таки был брат, и она смолчала о его существовании, то этому может быть опять же только одно объяснение.
– Какое же?
От удивления он даже слегка замер. Нет, мальчик, тебе еще учиться и учиться…