Маскарад - Сапожников Борис Владимирович

De profundis clamavi ad Te, Domine.

(Из глубин я воззвал к Тебе, Господи.)

Начало Покаянного псалма.

Быть рыцарем не такой и легкий труд. Это только городским бездельникам небла­городного происхождения кажется, что рыцарство - это только красивое гарцевание на коне, да размахивание мечом; они-то и не представляют насколько тяжелы и неудобны доспехи, так ослепительно сверкающие в лучах солнца, как сильно болит отбитая о седло - пардон - задница, на которой просидел целый день, а то и несколько дней, как совер­шенно не хочется встревать в бой после таких вот конных переходов. Et cetera, et cetera... Но на то мы и рыцари, чтобы всякой деревенщине и купеческим сынкам казалось, что жизнь наша - сплошная сказка.

И вот, ad maiorem Dei gloriam, ехали мы - рыцари Замка - по землям Вольного кня­жества Богемия в их столице Кралову, мы охраняли большой обоз, везущий туда про­визию из окрестных деревень, а также оружие для отражения агрессии со стороны воин­ственных халинцев. Эти зарвавшиеся поклонники Мегберра осмеливаются атаковать земли добрых детей Церкви, пока только здесь, в анархических Вольных княжествах, вроде той же Богемии или Сибиу, но это уже вызвало недовольство в Ферраре и сюда прислали довольно большой отряд рыцарей Замка с усиленными дружинами из наемников всех мастей, помимо обычных "рыцарских копий" и это уже начинало напоминать подго­товку к Походу за Веру, какие предпринимались лет двадцать-тридцать назад против того же халифата и немного позже против еретиков-янитов, свирепствовавших в этой же Боге­мии. Эти войны ударили впрямую по моей семье. Во время одного их Походов за Веру погиб мой прадед Освальд Ромуальд, прозванный Благочестивым, а дед и его два брата, которым Освальд дал жизнь не смотря на все свое благочестие (всего детей у него было семеро, четыре сына и две дочери), сложили головы в этой земле. Ну да я, как истинный рыцарь Замка, а, следовательно, верный сына Матери Церкви, просто не мог быть суевер­ным человеком и во всем полагался на Господа всемилостивого и всемогущего, и нападе­ние халинцев воспринял не как смертельную опасность, но как избавление от скуки дол­гой скачки по разбитым дорогам Богемского княжества.

Они налетели на нас, подобно знойному ветру их родины. Смуглые воители в под­битых мехом, как никак конец осени, со дня на день снег пойдет, бекешах, под которыми звенели кольчуги, поверх стальных шлемов намотаны тюрбаны, дополнительно защищающие голову от ударов, на левых руках у всех круглые щиты, в правых - длинные ятаганы, кое-кто вооружен арбалетами.

Прикинув на глаза соотношение сил, я пришел к выводу, что на одного халинца приходится примерно по три моих воина (в том обозе я был единственным рыцарем и под моим командованием находилось сотня солдат). Нормальное соотношение, всегда бы так воевать.

- К бою! - скомандовал я. - По моей команде конники - за мной. Стрелки - прикрывать арбалетным огнем.

- Товьсь! - заорали сержанты, выстраивая солдат, проверяя у них оружие и один за другим рапортуя о готовности своих десятков.

Можно атаковать, но - рано. Надо выждать подходящий момент. Пускай кони халинцев, мчащихся во весь опор от самой рощицы, из которой они вылетели нам наперерез, а до нее, между прочим, с полмили будет, подустанут, да и легкие арбалеты их уступают нашим в силе и, главное, дальности стрельбы. Вот когда мои арбалетчики дадут залп...

- К стрельбе готовы! - отрапортовал Кароль, командир моих стрелков, как будто угадав мои мысли.

- Огонь! - рявкнул я, обнажая меч и поднимая его.

Болты сбили с седел многих из халинцев, но далеко не всех - они все же были настоящими мастерами вольтижировки, ловко уворачивались от болтов, откидываясь в седлах назад или в сторону.

- Вперед! - приказал я, опуская меч, чтобы и те, кто не услышал команды, понял, что - пора в атаку.

Мы сорвались с места, копыта коней разбрызгивали осеннюю грязь. Правильную копейную атаку проводить было не с руки, если уж от болтов халинцы уворачиваются с такой небывалой легкостью, то уж тяжелые копья им и вовсе не помеха. Пускай попробуют совладать со сталью наших мечей.

Первого халинца я достал в дикой сшибке, просто выбил мегберранца из седла одним ударом, хоть он пришелся на щит. Враг погиб под копытами наших коней. Второй оказался куда проворнее и умелее в обращении с ятаганом. Он рубанул меня сверху вниз, целя тяжелой елманью по шлему, я закрылся краем щита и контратаковал, попытавшись достать его в бок. Халинец ловко прижал к нему локоть левой руки, надежно закрытый его круглым щитом. Мы разъехались и успели обменяться еще парой ударов прежде чем прямо в живот мне не вонзился болт из халинского легкого арбалета. Если бы расстояние между мной и стрелком было чуть побольше, ему ни за что не пробить моей кольчуги. Но арбалетчик гарцевал всего в нескольких футах от меня - и крючковатый наконечник впился мне в потроха.

Халинец с отвратительным лицом и длинными, как у вампира, клыками склонился надо мной и произнес:

- Ему уже лучше, он открыл глаза, ваше святейшество.

Я заморгал и затряс головой, прогоняя наваждение, и вот халинец уступает место красивому лицу девушке лет пятнадцати-семнадцати, по большей части закрытому одеянием монашки ордена святого Каберника.

- Вы - ангел Господен, - прошептал я, едва шевеля губами, - значит, я в раю.

На щечках прелестного ангела выступил вполне мирской румянец и я окончательно осознал, что я не в раю, а все еще - в нашем грешном мире.

- Не надо смущать невест Господа, благородный сэр, - раздался голос невидимого для меня человека, явно принадлежащий человеку не чуждому войне, привычному приказывать и привыкшему, что ему беспрекословно подчиняются.

В поле моего зрения вошел могучего телосложения человек с длинной седой бородой, облаченный как подобает не меньше чем епископу. Неужели меня изволил посетить сам глава столичной Церкви, а то и всей в княжестве. Точно, на все Вольные княжества приходится один кардинал, сидящий, кажется, в Мейсене, в остальных церковью руководят епископы, по совместительству возглавляющие столичные приходы. С чего бы такой почет к заурядному рыцарю Замкового братства?

- Вы, сэр, можно сказать, спасли наш бедный Кралов от подлинного нашествия этих мегберрских еретиков. Тот отряд, который вы разгромили три дня назад, был разведывательным в целой армии халинцев, вторгшихся на земли Богемии. Ваш комтур, Антуан де Мале, отправился со всеми силами Замкового рыцарства и моих бывших братьев по ордену уничтожать их. Так что, не разбей вы богопротивных фанатиков, Кралов был бы уже в их руках.

- Так уж и в их, - позволил себе усомниться я, - у Кралова высокие стены и мужественные защитники.

- Это так, - кивнул епископ, я припомнил, что звали его отец Венцеслав и до того, как уйти в клирики он был комтуром ордена Матери Милосердия, называвшегося также орденом Креста и Розы, по-билефелецки (а именно в этой империи был основан орден) розенкрейцеров. - Но в армии у халинцев примерно двадцать или больше тысяч отличных воинов - в основном, аристократии халифата, зарабатывающей себе военную славу или замаливающих таким образом грехи перед их пророком. Такой силы Кралову не сдержать, его бы взяли сходу.

Что же, сомневаться в словах прославленного рыцаря, потерявшего правую руку в сражении с халинцами, что и послужило причиной его ухода в клирики, было просто глупо, в конце концов, он воевал тогда, когда я еще пешком под стол ходил.

Совершенно потерявшаяся из-за наших разговоров монашка переводила округлившиеся глаза с меня на епископа.