Итак, секретарь госдепартамента решил разобраться в этом вопросе сам. Все пятьсот девяносто сыщиков получили приказание явиться для
собеседования. Особое внимание уделялось подслушиванию телефонных разговоров, если подобное практикуется, и общей организации дела. И Вулф, и я
лицензиями обладаем, вызвали нас обоих. Что и говорить, приятного в этом было мало, а уж для Вулфа тем более. Впрочем, сознание, что досаду
приходится разделять с пятьюстами восемьюдесятью восемью таких же, как он, страдальцев, могло еще примирить Вулфа с подобным издевательством и
заставить его ограничиться обычным ворчаньем и рыканьем, конечно, в значительно больших дозах, – если бы не два обстоятельства. Во первых,
собеседование проводили частью в Нью Йорке, а частью в Олбани; нас же вызвали в Олбани, а просьбу Вулфа перенести для него собеседование в Нью
Йорк оставили без ответа. Во вторых, единственное в практике Вулфа дело, связанное с телефонным прослушиванием, не добавило ему ни славы, ни
денег на банковском счете, а потому Вулф вовсе не стремился его вспоминать.
Поэтому, когда в то зимнее утро в пять часов Фриц принес в комнату Вулфа в нашем старом кирпичном особняке завтрак, а я зашел сообщить, что
погода хорошая и можно ехать в Олбани на машине, а не рисковать жизнью в поезде, Вулф был настолько подавлен, что даже не пытался ворчать в
ответ. За всю дорогу до Олбани, а это ни много ни мало сто шестьдесят миль – четыре часа езды – Вулф, рассевшись на заднем сиденье «седана»,
чтобы не удариться о ветровое стекло, когда мы куда нибудь врежемся, произнес не больше двух десятков слов, ни одно из которых нельзя было
назвать учтивым. Даже когда я обратил его внимание на новую скоростную автостраду, которую он прежде не видел, Вулф в ответ только закрыл глаза.
Мы прибыли на место в девять пятьдесят пять, на пять минут раньше назначенного времени. В здании нас провели в комнату на четвертом этаже и
велели подождать. Естественно, в комнате не нашлось ни единого сиденья, подходящего для грузной туши Вулфа. Поозиравшись по сторонам некоторое
время и убедившись, что придется примириться с неизбежным, Вулф уныло прокаркал «Доброе утро» тем, кто уже находился в комнате, подошел к креслу
у дальней стены, осторожно уселся на него и вот с тех пор дулся в нем уже час с четвертью.
Справедливости ради следует отметить, что и остальные пятеро, поджидавшие в комнате, не выражали особого восторга. Джей Керр, решив, видимо,
сделать обстановку более непринужденной, предложил всем представиться, но на этом общение и кончилось, хотя все мы были членами СЛЧСШН –
Сообщества лицензированных частных сыщиков штата Нью Йорк – кроме, конечно, Салли Колт, которая была просто наемным оперативником. Только Джей
Керр, круглый, как пончик, с изрядной плешью на голове и в очках без оправы, похоже, пытался хоть как то расшевелить и сплотить собравшихся.
Меня это очень позабавило, поскольку именно он большую часть своей жизни занимался совершенно противоположным: именно он со своими подручными
выследил куда больше неверных мужей и жен, чем кто либо другой из подвизавшихся на поприще сыска во всем штате. Харланд Айд, долговязый,
костлявый, с седеющими висками и длинным крючковатым носом, одетый с иголочки и похожий больше на банкира, чем на сыщика, тоже был широко
известен в наших кругах, но несколько иначе. Он был профессионал высокого класса с безупречной репутацией. Говорили даже, что его не раз и не
два вызывали для консультаций в ФБР – только на меня не ссылайтесь. Третьего, Стива Амсела, я знал не очень хорошо, питаясь в основном
случайными слухами – года два назад его уволил Ларри Бэском, после чего Амсел сам получил лицензию и основал собственное дело, сняв офис где то
в центре города.