Что, господин Чинарёв, такая перспективка вас тоже не вдохновляет? А вас, мистер Молчанов? Трогательное и весьма редкое единодушие. Но в таком случае для чего же вы оба припёрлись в космопорт?
…А вокруг было светло, пустынно и гулко.
Всего в паре десятков шагов позади мочалились о слипшуюся степную шкуру розги ливневых струй, а здесь… Матвей уже не однажды видал такое в разных портах разных миров; он прекрасно понимал и как это делается, и для чего, но всё равно не мог заставить себя относиться к подобному зрелищу, как к чему-то нормальному. Льющаяся из Бог весть какого загоризонтья беспросветная кудлатая пелена обтекала космопорт точно по абрису его символической внешней ограды, оставляя над лифт-полем, служебными корпусами и гигантскими параболами энерговодов незыблемый, идеально правильный круг чистой предзакатной голубизны.
Некоторое время Матвей торчал столбом в трёхрядном проезде между крышами подземных хранилищ, пытаясь ладонями отряхнуть воду с одежды и глупо таращась в небо. Правда, как вскоре выяснилось, таращился он не только в небо и не только глупо. Каким-то там краем глаза Молчанов (уж конечно не тютя Чинарёв!) успевал примечать, что старт-финиш площадки пусты, но одна из них расконсервирована: решетка посадочного маяка подёрнута этакой фосфоресцирующей текучей рябью; системы профилактического осмотра расцвечены огнями готовности; а вот погрузочный терминал, напротив, тёмен и мёртв. И так же мертвы-темны коттеджи шикарного туристского посёлка, втиснутого под самый край безоблачья. Зато в гостиничном здании целая шеренга окон горит зелёным «техническим» светом – стал-быть, автоматика оживает и готовится к приёму гостей.
Обо всём этом стоило бы поразмыслить, не подвернись вдруг более занятная тема для размышления: прорезавшийся сквозь отдалённый дождевой гул и шумный капёж с Молчановского плаща многоногий неспешный топот.
Они вывернули откуда-то сзади и неторопливо шли к Матвею, словно облавной цепью растянувшись поперёк проезда. Шестеро дюжих парней, а чуть впереди – благообразный почтенный старец с яркой кокардой, хорошо заметной на отвороте чёрного сюртука. Устроитель священных действ. Sent Showmen. Матвей так и не уяснил толком круг полномочий этой разновидности местного руководства, но их эмблема – две латинские буквы «S», стилизованные под карающие молнии Господни – вызывала у него какие-то древнеисторические, смутные и очень-очень нехорошие ассоциации. Кстати, точно такие же ассоциации всшевельнула обнаруженная им на рукавах приблизившихся долболомов русская аббревиатура Корпуса Гражданского Благочестия.
Пока эти семеро подходили – как бы гуляючи, как бы совершенно не интересуясь торчащим на дороге одиноким субъектом – упомянутый одинокий субъект только и успел решить про себя: всё. Ломать голову на тему «что делать дальше» в ближайшие годы не придётся.
Тем временем «шоумен», уже чуть ли не проходя мимо, вдруг круто развернулся на полушаге и вперил Матвею в лицо невыносимо доброжелательный взгляд.
Кагэбэшники мрачно сгрудились вокруг. Наверное, до сих пор оным благочестивым костоломам приходилось иметь дело лишь с дремучими хлопами – слишком уж явно все шестеро полагали, будто один их вид обязан начисто отшибать малейшие позывы к сопротивлению. Молчанову немедленно захотелось как-нибудь поубедительнее развеять это наивное заблуждение. Например, быстренько наквасить два-три хлебальника и удариться в запутанные бега по сложнопересечённой космодромной местности – не ради смыться, а только чтоб эти вот мордовороты повзмокали да позадыхались, гоняючись.
Увы, наставнику Новоэдемского юношества так и не удалось воплотить в жизнь этот едва ли не самый дельный из своих педагогических проектов.
– Господин колледжерный учитель Чинарёв, если не ошибаюсь? – ласково осведомился престарелый молниеносец.
Матвей приподнял шляпу.
– Не ожидал вас здесь… – святой шоумен произвёл беззвучное и трудновоспроизводимое шевеленье губами, глядя на псевдо-Чинарёва, как на какое-то изысканно экзотичное насекомое. – Не ожидал… Между прочим, настоятельно вам рекомендую завтра явиться в комиссию по гражданству и с Божьей помощью дать соответствующие объяснения по поводу сегодняшнего инцидента.
Старец вновь беззвучно вычервил губы, а потом вдруг спросил с искренней заинтересованностью:
– А откуда и когда вы узнали, что… Ну, что вам, учителю, сейчас уместно тут находиться?
Был бы Матвей Молчанов честным человеком, он бы и ответил по-честному: «От вас, только что». Но поскольку Матвей Молчанов был Матвеем Молчановым, он лишь неопределённо повёл плечами.
– Воистину, Господь даже лучших из людей не наделил умением сберегать тайны, – хмыкнул шоумен. – Что ж, будем надеяться, что вы пришли не совершать опрометчивые поступки, а удерживать от них неискушенное юношество. Если так, и если вы в благом устремлении своём с Божьей помощью преуспеете… Это может склонить колеблющиеся чаши сомнения в вашу пользу… брат мой… гхм.
Молниеносец двинулся прочь, кагэбисты потянулись за ним этакой миниотарой, а Матвей остался обдумывать услышанное. Например, завершающее гмыканье, явно долженствовавшее означать нечто вроде «пока ещё».
С одной стороны, имеем отсрочку и даже намёк на несожженье мостов. А с другой…
А с другой стороны, Матвею показался весьма странным этот патруль. То есть само наличие в космопорте патрулей было делом обыденным. Официально им вменялось являть иномирянам возвышенный пример благочестия, на деле же… Святошный мир Нового Эдема отнюдь не все его обитатели почитали раем. Особенно много таких непочитающих попадалось среди молодёжи, которую, естественно, магнитом тянула к себе единственная лазейка в иномирье. Так что оставлять космопорт без патрулей кое-кому совершенно не представлялось возможным.
Однако же вот теперь Матвей таращился в спины патрулю не простому, а усиленному (шестеро мордобойщиков вместо обычных трёх), командовало которым начальство уж слишком высоковатого ранга… Да ещё туманные намёки этого самого начальства… Да не вполне обычное копошенье в порту…
Но пора призавязывать с благородной задумчивостью. Уж если такая охота корчить из себя статую мыслителя… как его… рождественского… в смысле роденовского… то для достоверности образа надлежит снять штаны и усесться, а вот именно усесться здесь толком и не на что. А ноженьки-то гудят – многовато им (ноженькам) сегодня выпало пешеходствовать… А святой эсэсман чуть ли не взашей гнал препятствовать юношеской опрометчивости… Где же непривитым от диавольских соблазнов юнцам легче всего наопрометничать, как не в вертепе греха или в заповеднике порока – особенно, ежели обе эти бесовские приманки заскладированы в одном помещении? Стал-быть, в это самое помещение и следует отправляться. Послужим благому делу путём наглядной демонстрации неприглядности пьянства и посильного уничтожения зелья.
Когда лопоухий Степан Чинарёв выворачивал карманы перед папашей девицы Виолентины, Матвей Молчанов по чистой рассеянности выронил из памяти одно укромненькое местечко. Нечаянная простительная случайность: и местечко уж очень было укромное, и купюра там завалялась ерундоватая… Но на пару бутылок какого-нибудь местного пойла должно хватить.
* * *Огромные зеркальные двери под лаконичной стереовывеской «Restourant» были плотно сдвинуты и на нетерпеливые щелчки по замочному сенсору реагировать упрямо отказывались. Поэтому Матвей довольно быстро перестал щёлкать и принялся лупить по сенсору кулаком.
На четвёртом ударе в воздухе прямо перед Молчановской раздраженной физиономией вспыхнула показавшаяся не менее раздраженной алая стереонадпись на англосе: «Исключительно для иномирян». Матвей отпрянул было в невольном испуге, но тут же вернулся и с прежним остервенением накинулся на разнесчастный сенсор (тот, кстати сказать, был изрядно замызган и покрыт мелкими трещинами – вероятно, сносить ему приходилось многое). Надпись про «исключительно для», померцав, перековеркалась в собственный перевод на русский; потом раздробилась в более мелкое и пространное: «открыто исключительно на время пребывания иномирян». А когда Молчанов, изрядно натрудив кулак, принялся уже озираться в поисках какого-нибудь подручного ударного средства, дверь прошипела сдавленно и воровато: «Ну чё ты ломишься, оглашенный?! Кругом обойди, с задов!»