А мой дядюшка Отто? Что же, он попал на обложку журнала «Тайм».
После этого все, кто знал его, заметили, что он погрустнел. Некоторые думали, что это потому, что он ничегошеньки не получил за свое изобретение. Другие считали, что это оттого, что его величайшее открытие стало орудием войны и убийства.
Все это ерунда. Дело все во флейте. Она была венцом его творений. Бедный дядюшка Отто пуще всего любил свою флейту. Он всегда носил ее с собой, готовый в любую минуту продемонстрировать ее. Она висела в специальном футляре на спинке его стула, когда он завтракал, обедал или ужинал, и у изголовья его кровати, когда он спал. В воскресенье, по утрам, физическая лаборатория университета оглашалась душераздирающими звуками, издаваемыми флейтой дядюшки Отто в результате не всегда удачных попыток воспроизвести сентиментальные напевы родной Германии.
Вся беда в том, что ни один фабрикант музыкальных инструментов не хотел и слышать о флейте моего дядюшки. Как только стало о ней известно, профсоюз музыкантов пригрозил расправиться с любым, кто посмеет к ней хотя бы прикоснуться; представители всех зрелищных предприятий мобилизовали своих лоббистов и приказали в случае чего немедленно ринуться в бой. Даже старик Пьетро Фаранини, заложив дирижерскую палочку за ухо, сделал представителям печати гневное заявление о гибели искусства. Это был удар, от которого дядюшка Отто по сей день не мог оправиться.
Теперь же он рассказывал:
– Вчера я так надеялся. «Консолидейтед» звонит, говорит, будет банкет в мою честь. Как знать, сказал я себе, может, они моя флейта думают купить.
Волнуясь, мой Дядюшка всегда строил фразы на немецкий лад.
Его рассказ начал меня интриговать.
– Представляю! – воскликнул я. – Тысяча гигантских флейт на территории противника изрыгают рекламу столь идиотскую, что…
– Молчать, молчать! – Дядюшка Отто опустил свою ладонь на стол с треском, похожим на выстрел, отчего пластмассовый календарь судорожно подпрыгнул, захлопнулся и плашмя упал на пол. – Ты тоже шутить? Ты тоже меня не уважать?
– Простите, дядюшка Отто.
– Тогда слушай. Я был на банкет, где было много речей о «Шеммельмайер эффект», какую силу он разуму придал. А потом, когда я так ожидал, что они покупайт мой флейта, они сунул мне вот это!
Он вытащил что-то похожее на увесистую золотую монету стоимостью в две тысячи долларов и вдруг швырнул ею в меня. Я вовремя увернулся. Если бы монета угодила в открытое окно, она наверняка отправила бы на тот свет кого-нибудь из прохожих, но она, слава богу, угодила в стену. Я поднял ее. По ее весу мне сразу стало ясно, что она лишь позолоченная. На одной ее стороне большими буквами было оттиснуто: «Медаль Элиаса Банкрофта Сэндфорта», а буквами поменьше: «Доктору Отто Шеммельмайеру за его вклад в науку». На другой же стороне был чей-то профиль, но явно не моего дядюшки. Во всяком случае, в нем не было сходства с породой лающих; скорее он напоминал кого-то из семейства хрюкающих.
– Это Элиас Банкрофт Сэндфорт, президент «Консолидейтед армс», – пояснил дядюшка. И продолжил свой рассказ: – Когда я понял, что это все, я вставал и очень любезно им говорил: «Джентльмены, я не нахожу слов», – и ушел.
– И бродили всю ночь по улицам? – Я проникся к нему искренним сочувствием. – Вы пришли сюда даже не переодевшись, прямо в этом смокинге?
Дядюшка Отто вытянул перед собой руку и с явным недоумением посмотрел на нее.
– В смокинге?
– Да, в смокинге, – подтвердил я.
Его длинное костлявое лицо покрылось красными пятнами. Дядюшка Отто буквально зарычал:
– Я прихожу к родной племянник с очень важным вопросом, а он только об один дурацкий смокинг говорит. Мой родной племянник!
Я дал ему выкричаться.