Павел Матвеевич нащупал карман с квадратиком карты. Сухо. Во всяком случае пока. Не будь на бойцах водолазных костюмов, давно бы промокли до нитки. Потому как не дождь это был, а ливень. Особенно поначалу. Сейчас стало чуть тише. Хотя, возможно, они попросту привыкли. Так или иначе, но оружие старались держать под накидками, без лишней нужды наружу не высовывали. Нужда, между тем, могла проявиться в любую минуту. Павел Матвеевич снова посмотрел на часы. Если верить светящимся стрелкам, группы вот-вот должны были выйти на исходные рубежи.
– Черт бы их всех!.. – идущий рядом сержант Люмп с отвращением сплюнул. – Какая все-таки мерзость – эта вода!
– Точно. Особенно, когда плещется в карманах и за шиворотом, – охотно отозвались сзади.
– Зато фляг не надо. Черпай пригоршнями и пей! – хохотнул другой голос.
– А как после таких дождиков у нас в Загорье начинали благоухать леса! Земляника, черника, барбарис… Ешь, не хочу! Я малышом был, а до сих пор помню. Такой, ребята, ароматище стоял, – голова кругом шла!.. Нет, господин сержант, как там ни крути, а вода – это жизнь! Полагаю, случись великая сушь, было бы много хуже.
– Хуже того, что есть?
– Ясное дело! Давно бы сандалии откинули. И года бы не прошло. А так живем, бурчим помаленьку.
Полковник обернулся. Зубоскалил лилипутик Во Ганг. Глазки-щелочки смешливо поблескивают, рот, как обычно, до ушей. И не в словах даже дело, – в интонации. Ясно, что посмеивается. И вот ведь странно, такая сявка, а находит в себе силы ворковать! Сержанта вон не боится, на дождь поплевывает. То ли взбадривает себя самого, то ли связанного с ним бечевой рядового Злотницкого. Друзья хреновы! Разного росточка, а топать умудряются в ногу.
Полковник ощутил укол зависти. Маленький такой укольчик, однако вполне чувствительный. Дружба, как и прочие мудреные категории, не раз переосмысливается за жизнь. Цена, которую дает ей небрежная молодость, с годами доползает до немыслимых высот. Расходятся жившие десятилетия супруги, разбегаются родные братья, разругиваются однокашники. Если даже кровное родство не в счет, чего уж толковать о дружбе посторонних! Оттого, верно, и раздражают те, у кого сладилось, у кого не рвется. Люмп, бредущий рядом, наверняка, ощутил нечто схожее, потому что выругался с особенным чувством.
– Паскудный дождишка! – упрямо повторил он. – Ублюдочный и паскудный!
– Все дело в точке зрения, сержант, – добродушно пробасил Злотницкий. – Мир никогда не был идеальным, а свадьбы тем не менее справляли в любое время. И плясать, и петь не стеснялись.
– Это жизнь! – тонкоголосым эхом поддакнул Во-Ганг. – Войны сменялись диктатурой, голод уступал место эпидемиям, а те в свою очередь вытеснялись климатическими казусами.
– Что ты называешь казусом!? – взъярился Люмп. – Четыре четверти земного покрова под водой, люди переселились на мосты, какие-то вшивые недоучки рвут напропалую рельсы, и это для тебя всего-навсего казус?
– Речь о другом, сержант. Мне кажется, стоит следить за нервишками. Жизнь, какая она ни есть, продолжается. Иначе, согласитесь, вы бы вряд ли вызвались в этот рейд.
– Что ты сказал? – рука Люмпа дернулась под плащ, лицо исказила болезненная гримаса.
– Спокойно, парни, спокойно! Скоро у вас будет повод побеситься. – Павел Матвеевич неодобрительно покосился на Злотницкого.
– Господин полковник! – голос сержанта дрожал от ярости. – Я, конечно, не стукач, но о подобных вещах, видимо, следует докладывать.
– Что там еще? – полковник наперед ощутил усталость. Знавал он эти доклады! Листочки, неразборчиво подписываемые сверхбдительными ура-патриотами, однообразные, доводящие до сведения фразочки. Уж, верно, не одну сотню сплавил в штабной титан.
– Вот эти, значит, оба… То есть, я хочу сказать, что перед операцией о подобном полезно знать. Так вот, по моим сведениям Злотницкий и Во Ганг уже на протяжении полугода являются активными участниками движения инсайтов. Я лично не раз видел их заходящими в компьютерные вагоны!
– Ну и? – Павел Матвеевич продолжал смотреть себе под ноги. Не хотелось, чтобы сержант разглядел на его лице неподобающую ситуации скуку. – Что дальше?
– Считаю, что на них нельзя полагаться!
– Что ж… В бою проверим, – так и не подняв глаз, полковник опустил ладонь на плечо сержанта. – Не спеши с выводами, Люмп. Поверь мне, люди сложнее, чем кажутся на первый взгляд.
– Я только хотел уведомить…
– После, – голос полковника построжал. – Отстреляемся, тогда и уведомишь. А может, и повода уже не будет.
– Как же не будет, если они скрытые инсайты!
– Сегодня ты инсайт, а завтра, глядишь, в пуриты подашься! – ернически пробормотал за спинами коротышка Во-Ганг.
– Все! – отрезал полковник. – Почесали языками, и хватит! Останетесь в живых, продолжим разговор, а нет, и тема будет исчерпана.
Он чуть ускорил шаг, отрываясь от сержанта и парочки строптивых зубоскалов. Всерьез напугался, что вспылит. А тогда уж достанется всем и вдосталь. И сержанту, и Злотницкому, и сопляку Во Гангу. Тем более, что принимать чью-либо сторону не хотелось. Он давненько уже был ни за кого. Ни за белых, ни за красных, ни за черных. За всех разом, какие они есть. За пестробурополосатых. И не было желания вникать, кто прав, а кто не очень. Все было гнило, и все при этом заслуживало сочувствия. Даже свихнувшиеся пуриты с инсайтами. А убивать их он шел вынужденно. Ради тех тысяч, что с надеждой ждали результатов боевого рейда.
Сила. Вот, что правило миром. Сила этот мир и добила. Перегрызла сук и загнала лошадь. Однако права выбора у них не было, и совершенно отчетливо Павел Матвеевич понимал с кем он и против кого. Разумеется, с сильными, и, без сомнения, против сильных. Потому что слабые от участия в мирской толчее отстранялись с самого начала. И правильно! Не крутись под ногами, коли никто, не мешайся!..
Впереди послышался неясный шум, Павел Матвеевич замедлил шаг, и вскоре из пелены косых струй вынырнула фигура Мациса. Широкие, облепленные дождевыми каплями скулы, довольный взгляд. Возбужденно дыша, разведчик шагнул к начальнику.
– Пост, господин полковник! Самый натуральный.
– Ты не ошибся?
– Обижаете! Что я, лох какой!
– Значит, дошли, – Павел Матвеевич удовлетворенно кивнул. – И то хлеб. Кто там у них, не разглядел?
– Три козлика с пулеметом. Одна чахлая винтовочка.
– Сумеешь снять?
Мацис самоуверенно хмыкнул.
– Запросто!
– Я тебя спрашиваю серьезно!
– Снимем, господин полковник. У них там навесик хлипкий – дыра на дыре, а смену, похоже, давненько не присылали. Это же пуриты, не кадровики! Так что успели заскучать. Двое, как мне померещилось, вообще дрыхнут.
– Померещилось… Померещиться может всякое.
– Да нет же, точно дрыхнут!
– Хмм… Видишь ли, Мацис, стрельбы нам надо бы избежать.
– Стрельбы не понадобится. Возьму Коляныча, Адама… Короче, справимся!
– Может, еще кого дать?
– Обойдемся. Меньше шуму – больше толку. Коляныч – гиревик, а Адам, если что, ножами поможет. Вы же знаете, как он их мечет.
– Действуй, орел…
Полковник поднял руку, давая команду на остановку. Бойцы с готовностью повалились на железнодорожное полотно. Кто-то усаживался прямо на рельсы, кто-то подстилал брезентовые и пластиковые коврики. Разумеется, зашуршали пакетами, доставая энзэ. Полковник не стал фыркать. Кадровиков у пуритов, конечно, не было, однако и у них в этом смысле похвастать было нечем. Одно слово – волонтеры, народ вольный, к дисциплине не слишком приученный. Только где их взять нынче – приученных? Да еще, чтобы согласны были идти на смерть. А эти, как ни крути, сами вызвались. Вот и придется потерпеть.
– Привал, – объявил он подошедшему Люмпу. – Впереди пост, так что не ржать и не ругаться. Пройдись по людишкам, предупреди.
– Понял, – сержант сухо козырнул, в два четких движения развернулся.
Все коротко и ясно. Глядя на удаляющуюся спину, полковник крякнул. Вот ведь штука какая! И неумный, и злой, а все ж таки стопроцентный служака. Скверно, но в серьезных делах частенько полезны именно такие. Зачастую даже более полезны, чем головастые Во-Ганги и Злотницкие…