Виталий Каплан
Алексей Соколов
ПОЛОСА НЕВЕЗЕНИЯ
Пролог.
Просто так кирпич на голову не падает. Я узнал об этом в третьем классе и страшно гордился своей причастностью. Тупые одноклассники, читавшие одну лишь "Родную речь", разумеется, верили во всякие там "вдруг" и "авось". Я же хранил загадочную улыбку - правда, мало кто ее замечал.
Сейчас в улыбке моей не было ничего загадочного. А вот ощерившегося вампира я очень даже напоминал. Липкие дорожки крови на заросших щеках, встрепанные волосы... Возможно, в лунном свете глаза отливают красным. Правда, здесь, в грузовике, зеркала почему-то не было...
Нам не стали завязывать глаза. Сквозь плотные борта не пробиться даже лучику, да и фиксируй мы все дорожные повороты, что толку?
Значит, правда. Но ведь хочется усомниться, хочется... И хотя ситуация ясна как на ладони, где линии отнюдь не рифмуются с инеем... Утешусь прикладной философией - все остальное еще хуже.
Трясло изрядно. Грузовик, несомненно, стар. Прямой потомок динозавров... Ну, или мамонтов... взяли какой не жалко. Дело известное после акции его загонят в кювет, пробьют бензобак... Пять минут геены огненной - и все кончено, господа криминалисты отдыхают.
Впрочем, они и так не станут беспокоиться. Не вчера же родились, понимают - "Струна".
Это будет как в боевиках с ядовитыми обложками? Выведут в чисто поле, поставят мордой к стенке, пустят пулю в затылок? Или "Струна" на выдумку хитра? Люди шептались о всяком. И где тут фольклор, где крупица истины... В темноте не разобрать.
Я сам себе удивлялся. Будто не меня везут лунной ночью в древнем грузовике - убивать. Будто я расположился на диване, укутался зеленым пледом, прихлебываю чай с лимоном - и читаю новый роман фантаста Зарова.
Да, понятно, защитная реакция, мозг ставит фильтры. И словно не было подвала с засиженной мухами лампочкой, лохани с вонючей жижей, а в завершении - Высокого Суда в Мраморном зале. Неужели ирония - это единственное, что из меня не смогли вышибить?
Грузовик вновь дернулся, надсадно взревел раненым буйволом - и вдруг затих. Мелко-мелко затрясся, выдохнул из себя остатки жизни. Приехали, надо полагать.
Товарищи мои по несчастью никак не комментировали прибытие. Да и не стоило загрязнять оставшиеся минуты словами. И так уж их было сказано с избытком.
Пару минут ничего не происходило. Потом коротко лязгнули дверцы.
- Ну-ну, глиняные! Засиделись? - послышался хриплый, ломающийся басок. - Выходить строго по одному, руки за голову...
Никогда в жизни не пробовал вылезать из кузова с руками на затылке. Очень неудобно.
Естественно, подножки я не нащупал и смачно шлепнулся в грязь - с полутораметровой высоты. Умудрился же водила причалить прямо в необъятную лужу...
Понежиться мне, ясное дело, не дали. Коротко, без замаха, пнули под ребра - и пришлось, кряхтя, подниматься. За не сцепленные на затылке руки я тут же заработал второй гостинец. И как-то очень быстро понял, что умирать надо с максимально возможным комфортом. Это значит - не рыпаться и выполнять команды быстро и точно.
Да в самом деле, перед кем тут вставать в гордую позу? Затянутым в черное ребятишкам такое не впервой. Время Мраморного зала, время торжественных слов кончилось.
Мы стояли коротенькой строчкой-шеренгой, лицом к выщербленному шару луны, а они стояли напротив - гибкие черные тени, ноги слегка согнуты, точно готовые распрямиться пружины. Короткие, кажущиеся игрушечными автоматы направлены нам в животы, а вот лица совершенно не видны. Просто головы, затянутые то ли темными платками, то ли танкистскими шлемами.
Сзади дохнуло холодным ночным ветром, запах пожухлой травы сливался с горьковатым далеким дымом, и где-то у самого горизонта мерцали слабые огоньки - не то окна заброшенной деревушки, не то рыжие языки костров. Кто и зачем развел их тут?
А поле казалось покрытым россыпями серебряных монеток, и хотя я знал, что это блестит в лунном свете изморозь, но глаза сейчас были мудрее мозгов.
Тишина стояла какая-то нереальная, невозможная. Ни птичьих криков, ни мышиных шорохов, ни еле слышного лязга электрички вдали. Будь время вслушаться - и впрямь различишь, как звезда со звездою говорит...
Но времени уже не было. Один из черных комбинезонов выдвинулся вперед и глуховато сказал:
- Что ж, господа глиняные. Вы знали, чем кончите. Зло, принесенное вами в мир, нельзя изгладить, но можно остановить. А вы, носители пустоты, в пустоту и уйдете.
Он запнулся, зачем-то оглянулся назад, и луна отразилась в его глазах, блеснувших сквозь прорези матерчатой маски. Похоже, еще не затвердил наизусть ритуальную формулу.
- Но Высокая Струна все же не обделила вас своим милосердием. Каждому из вас она дает шанс и помилует тех, в ком остались еще ростки света, кто способен прозвенеть в ответ. Тех ждет не пустота, но долгий путь искупления, в далеких мирах, за гранью тишины...
- Короче, глиняные, - прервал его другой голос, постарше, с едва различимой ироничной хрипотцой. - Сейчас вы по команде бежите туда! - и обладатель голоса, невысокий и кряжистый, вытянул руку к невидимому горизонту. - Помните, в глаза вам должна светить луна. Шаг в сторону сразу пуля. Бойцы стоят с обеих сторон. Кто добежит до горизонта, спасется.
Он затих на пару секунд, а потом коротко выдохнул:
- Пошли!
Еще секунду наша шеренга смертников стояла, оцепенев, а потом вдруг разломалась - и вот я уже бегу, и колотится клубок боли в левом боку, а впереди, разбрызгивая лужи, мчатся неловкие фигуры моих товарищей по несчастью. Но тишины уже нет, сломалась тишина, сзади не умолкает автоматный треск, слышится тонкий, истерически пронзительный свист, похожий на птичий - только птички эти весят девять граммов и сделаны из свинца.
Никогда раньше не приходилось мне бежать по ночному полю, оскальзываясь на лезущих под ноги кочках, путаясь в усохшем, но все еще цепком и плотном бурьяне, загребая ботинками из глубоких луж. Брюки мои вымокли по колено, хоть выжимай, колотье в боку с каждой секундой становилось сильнее, боль впивалась в потроха жадным, злым язычком огня, а в голове стоял серый, безнадежный туман.