Не успела разгрузиться первая партия, как второе каноэ умчалось к левому берегу. Двигавшийся впереди десяток делал свое дело, оповещая крестьян об эвакуации. Правда, людей к реке выходило не так чтобы много. Да и те в основном молодые. Изредка для догляда за ними отправляли кого-то из взрослых мужиков или баб.
Угу. Поди расскажи крестьянину, что нужно бросать все и уходить с насиженных мест. Подумаешь, швед. Они, чай, не бояре, не дворяне и не купцы. Пахать землицу при любом хозяине надо. А новгородский он там, московский или швед, то без разницы. Все одно кому оброком кланяться.
Впрочем, боярин Карпов это дело предусмотрел. Поэтому в инструкциях лешакам предписывалось, чтобы они предлагали если не самим родителям подаваться на чужбину, то отправлять детей. Эдак и свое подворье с земельным клином останутся не бесхозные, и, случись надобность, детки уж обживутся на новом месте.
Оно, конечно, слова одни голые. Кто же станет так-то стараться, чтобы народ обустроить? С другой стороны, слово боярина Карпова крепкое. И о том ведают не только во Пскове или Новгороде, но и далеко окрест. Вот только тех, кто готов все оставить, оказалось мало. А потому и ручеек беженцев был весьма и весьма скуден.
– Ну что, ребятки, давайте знакомиться, что ли, – окинув веселым взглядом перебравшуюся на борт молодежь, предложил парень. – Я буду из Редькиных, Александр, сын Григорьев. Служу десятником в роте лешаков, в дружине псковского боярина Карпова.
– Брешешь, – откликнулся самый старший из парней, на вид лет девятнадцати.
– С чего бы это мне брехать? – делано удивился Александр.
– Да слышали мы, что лешаки у боярина все как один на вековые дубы похожи. И обличием недалече от тех леших ушли. Оттого так и прозываются. А ты ничего так, красавцем не назвала бы, но симпатичный, – игриво ответила одна из девиц.
– Ох, девонька, не будила бы ты лихо, пока оно тихо, – подкручивая ус, задрал голый подбородок Редькин.
– Ольга, а ну, цыть! Ишь разошлась. А ты, мил человек, неча на наших девок засматриваться.
– А ты чего так яришься, друже? Уж не невеста ли? – с открытой улыбкой спросил Александр.
Не праздный вопрос. Пусть на незнакомке и есть платок, вот только повязан он по-девичьи. Не иначе как перед дальней дорогой обрядилась. Обычно девицы носят ленты или тесьму. Но в любом случае замужем она быть не может. Этот же вроде как заботу проявлял о вон той молодке. На вид даже помладше первой, но платок как раз повязан по-бабьи.
– Сестра то моя. И я за нее любому башку оторву.
Угу. Этот может. Как есть может. Эдакая оглобля, косая сажень в плечах. Такого можно вместо лошади в соху запрягать, и разница будет невелика.
– И что, вот так всю жизнь будешь от сестры всех отгонять? – приподнял бровь Александр.
– А то не твоего ума дело, – отрезал парень.
– Хм. Ну а как я по сердцу твоей сестрице придусь? Как тогда быть?
– Да оставь ты его, Димка. Жидковат он мне в женихи. Мне того, кто меньше братца моего, и близко не надь, – с пренебрежением фыркнула девица.
– Вот зря ты так, красавица. Ить в самое сердце ранила, горше пули шведской.
– Да ты шведа-то вблизи видел? – И снова пренебрежительное фырканье, ну чисто рассерженный котенок. – Деся-атник. Леша-ак. Так чего же ты тут-то, а не на берегу бьешься? – припечатала она.
– Шведа видел, – даже и не подумал обижаться Александр. – А не бьюсь с ним, потому как пришел он не на псковские земли, а на новгородские. А у нас на Руси говорится: как аукнется, так и откликнется.
– Это ты на прошлый год намекаешь? – догадался паренек и возрастом помладше, и статью поменьше первого.
Карпов вовсе не собирался проявлять благородство и в ответ на подлость протягивать руку помощи. Понятно, что простой люд тут ни при чем. Ясно, что вечу головы задурили. Да только Пскову от этого не проще. Вот и гуляли по Новгородской земле разговоры один краше другого о предательстве по отношению к младшему и всегда верному соседу. О продажности бояр и глупости вечевиков. А может, и не глупости вовсе. Словом, работа была проведена серьезная и вдумчивая. Ну не хотел Карпов лезть в войну со шведом из-за Новгорода, хоть тресни.
– Не, паря. Я не намекаю. Я прямо говорю, – возразил Александр. – Ить и сами нам не помогли, и московского царя Пскову помочь не допустили. А сегодня нам, значит, против шведа выступать? Харя у ваших бояр, именитых граждан да купцов не треснет?
– Ты Новгород не замай, – с нескрываемой обидой надвинулся на него здоровяк Дмитрий.
– Обидно, – горько ухмыльнулся Александр. – А как тебе то, что нашлись гниды в Новгороде, что ворота ворогу открыли? И ведь в одиночку такое никак не сотворить. Значит, кто-то из этих самых именитых иль не последних купцов расстарался.
– Слышали о том. Ваши сказывали. Да только враки это. Силой швед взял, не предательством.
– Ты вот им порасскажи. – Редькин повернулся к ерохинским домочадцам, тихонько устроившимся на корме. – Ну да ладно о том-то. Время рассудит, брехло я иль чистую правду говорю. Но что до вас, мои дорогие… Вот нехорошо как-то получается. Я-то порассказал, кто таков буду, а вы все молчком да бочком.
– Кхм. Дорохины мы. Я Дмитрий, это, – кивок в сторону парня примерно на год младше, – Агап. Он, – указал на самого младшего, лет шестнадцати, – Борис. По батюшке Гавриловичи. Сестрица наша – Ольга Гавриловна, – с нажимом на отчество и глядя прямо в глаза Александру, уточнил Дмитрий.
Тот только выставил перед собой руки в примирительном жесте. Мол, вот как скажешь, так тому и быть. Чем заслужил очередной пренебрежительный взгляд девицы и хитровато-понимающий – молодки.
– Ну а это супруга моя, Настенька, – как раз представил и ее Дмитрий. – Кхм. Анастасия Ивановна, значит, – тут же поспешил поправиться Дорохин-старший.
Н-да. Старший. Вообще, конечно, тот еще бычок-переросток. Но… Парню едва исполнилось двадцать. И ничего-то он, кроме родной деревеньки да сельских ярмарок, не видел. И женился, похоже, только недавно. Настя она, может, и в тяжести, но деток пока не нажили.
Средний на год младше и не женат. Сестрица… Ну, с девчатами всегда сложно. Как по нему, так она уж давно в возраст взошла и красуется наливным яблочком. Надкуси, и брызнет соком. Ну и младший – тот и вовсе малец, хорошо как шестнадцать годочков исполнилось. А то, глядишь, и помоложе. Все же братцы у него удались, а кровь-то одна.
Закончив разговоры с Дорохиными, Александр переключился на других. Нет, ему вовсе не нужно было заводить знакомства со всеми и составлять списки. Этим займутся писари на границе. Там уже поджидают беженцев. Мало того, на землях Карпова для новоприбывших строятся деревеньки с просторными и светлыми домами. Боярин твердо намеревался привязать новгородцев к псковским землям и готов был не поскупиться.
Лешакам надлежало только доставить людей да защитить от опасности, случись таковая. Но вот не смог Редькин пройти мимо девицы. Уж больно ладная. А что такого? Он, чай, не монах. Правда, Ольга Гавриловна колючая, что твой терновник. И братцы те еще сторожа. В особенности старший. Так что ничего-то Александру не светит. Если только жениться. Но тут уж точно не ко времени. Ему еще два года в безбрачии жить. Такая служба. Хм. А вообще, что-то его куда-то не туда завернуло.
Следующую группу беженцев расспрашивал больше для сохранения лица. Мол, он с вниманием не только к Дорохиным, но и к остальным. Хм. Здесь девицы не менее целомудренны, а вот вдовушка очень даже игрива. Кто знает, может, сама в бега подалась, может, за молодняком присматривать приставили, да только она, похоже, и поразвлечься не прочь.
Александр даже плечи расправил и привычно подкрутил усы, едва обнаружил, что его приподнятое настроение было воспринято вполне благосклонно. Ну и, ясное дело, не приметил, как ему в спину впился высокомерный взгляд Ольги. Хм. Вообще-то он о ней уж и позабыть успел…
Так, собирая людей, двигались весь остаток дня и ночь. Хорошо хоть они нынче светлые, потому как беженцы выходили на берег с завидным постоянством. Хотя и в небольших количествах. В целом не набралось и трех сотен.