- Ну, конечно, же, - Ламис повернулась и окатила принца презрительным взглядом. - Я пыталась вас убить и сбежать, за это меня будут пытать и только после этого казнят. Но зря надеетесь, я не буду умолять меня пощадить. Я все для себя решила. Лучше так, чем лежать под высокородным мерзавцем, считая себя его собственностью. Я никогда не буду вашей, чтобы вы там себе не придумали.
- Я помню время, когда ты относилась ко мне иначе. Что было плохого в твоей любви ко мне?
- Только не надо об этом. Тривиальный ход примитивного поддонка: унижать, запугать, а потом дать чуточку ласки и внимания, приправленного волшебным порошком. Кто не растает от подобного обращения? Я давно все прекрасно понимаю, мой принц, и ненавижу вас с каждым днем все сильней и сильней. Меня просто накрывает волна ненависти, когда я смотрю в красивое лицо негодяя, с легкостью поломавшего мою жизнь. До того как я встретила вас, меня никогда не обуревали подобные страсти, но вы, как никто умеете вызывать подобные чувства у окружающих.
Арман встал с постели и подошел к Ламис. Девушка заметно напряглась, но не отступила и взгляда не отвела.
- Бить будете лично?
- Значит, не раскаиваешься?
Ламис смерила принца презрительным взглядом и высокомерно произнесла:
- Начнете убивать прямо сейчас?
Но принц молча подошел к двери и, распахнув ее, коротко приказал ожидавшим за ней солдатам:
- Спустите вниз, подвесите на крюк, но чтобы и пальцем не дотрагивались до девчонки.
Потом повернулся к Ламис и, усмехаясь, намеренно для нее пояснил:
- В этом замке есть такие комнаты, о знакомстве, с которыми люди вспоминают, вздрагивая от ужаса. Посмотрим, чем запомниться это приключение для тебя.
Принц отошел в сторону, впуская в спальню солдат.
Ламис связали руки и подвесили на вбитый в потолок длинный крюк. Девушка не сопротивлялась, сосредоточившись на том, чтобы убедить себя вынести достойно все то, что придумает извращенный ум наследного принца Дарина. Время шло, руки затекали, теряя чувствительность, но Арман не появлялся. Когда дверь открылась, девушка даже невольно вздохнула от облегчения, можно было уже не бояться. Принц медленно обошел пленницу, приподнял за подбородок лицо, заглядывая в мятежные глаза.
- Я долго думал, дорогая, как именно можно тебя наказать. Высечь? Но мы это проходили, к тому же так не хочется больше портить твою нежную кожу. Шрамы на твоей спине и так портят мне эстетическое наслаждение твоей нежной, бархатной кожей. Избить? И это между нами было. Какой толк будет от тебя ближайший месяц? И тут я вспомнил то, чего ты боишься больше всего, и то, что лично мне приносит ничем неизмеримое удовольствие. Мы займемся любовью, дорогая.
Принц лениво, не спеша, расстегнул все пуговицы платья, обнажая спину и рванув ткань, разорвал юбку да самого подола. Ламис инстинктивно дернулась, пытаясь избежать прикосновений его рук и, Арман тихонько рассмеялся над ее тщетными попытками.
- Ну, не надо так делать, дорогая, а то у меня пропадет всякое желание быть милым. А это вовсе не в твоих интересах, поверь мне. Этот вид занятия любовью тебе точно не понравиться, Ламис, а, учитывая обстоятельства и мое прескверное настроение, тебе будет не просто больно, а очень - очень больно. У меня же нет причин проявлять снисхождение к тебе моя маленькая, глупенькая рабыня. Ты все еще не раскаиваешься, Ламис, даю совет: начни умолять, и я сниму тебя с этого крюка, и для начала позволю приласкать себя твоими нежными губами.
Девушка высокомерно молчала.
- Не хочешь поплакать? Ну, тогда будешь визжать от боли, милая.
Ламис очнулась от потока ледяной воды, окатившего ее с головы до ног. И тут же жалостливо заскулила, стараясь поджать под себя ноги.
- Не нужно больше, я прошу вас.
Девушка безуспешно пыталась извернуться, чтобы заглянуть в лицо принца, но тело уже давно ее не слушалось, и она лишь безвольно закачалась. Арман неслышно подошел со спины, грубо сжимая ее грудь руками, потом одна рука скользнула вниз, к животу, вдавливая в мускулистые бедра мужчины. Ламис заплакала.
- Я больше не буду, пожалуйста, я согласна на все. Я буду вашей рабыней. Только не надо так делать. Ну, пожалуйста, пожалуйста, не надо так делать.
Принц чуть прикусил основание тонкой шеи.
- Ммм, ты сзади такая восхитительная, Ламис, думаю, мы будем и дальше практиковать нечто подобное. Но ты слишком быстро теряешь сознание, дорогая, и я никак не могу закончить.
Кассиус бежал по переходам дворца со всей прытью, на которую был еще способен. Он остановился напротив двери, жадно хватая ртом воздух и прижимая руку к груди, как будто пытаясь остановить бешеный стук сердца. Лакеи, затянутые в изумрудные с золотом ливреи с высоты смотрели на сморщенного старика, давая ему, время отдышаться перед тем, как тот войдет к императору. Наконец, старик оттер с лица проступившую испарину, двери скрипнули и, он проскользнул в приоткрывшуюся дверь. Император сидел за столом и как только старый лекарь склонился перед ним в поклоне, нетерпеливо спросил:
- Ты осматривал рабыню моего сына и сказал, что она неспособна, выносить ребенка до положенного срока. Сейчас я хочу знать все о том, что станется с девчонкой, если она отяжелеет.
Кассиус недоуменно сморгнул, не до конца понимая странное желание своего императора.
- Ваше Величество, ваш сын, Его Императорское Высочество, всегда принимает меры для того, чтобы ни одна из его женщин не оказалась в подобном положении. Его рабыня тому не исключение, мой император.
Император недовольно поморщился на недогадливость слуги и холодно заметил:
- Я не спрашиваю у тебя, что и как делает мой сын. Я хочу знать точно, что станет с рабыней, если она окажется в положении?
Кассиус испуганно склонился еще ниже.
- Ваше Величество, - голос старика дрожал от страха. - Я осматривал рабыню несколько раз и могу достоверно сказать, что ее телосложение совершенно не подходит для того, чтобы не то, что выносить дитя, но и получать хотя бы слабое удовольствие от плотской близости с вашим сыном.
- Я не спрашиваю тебя, нравиться этой потаскухе лежать под моим сыном или нет. Я спрашиваю тебя, как именно ее не станет в жизни моего сына?
- Если Его Высочество принц Арман, допустит однажды нечто подобное, у девочки случится кровотечение, которое будет невозможно остановить. Она и ребенок погибнут. Если же каким то чудом, она и доносит до положенного срока, родить не сможет.
Император, откинувшись на спинку кресла, довольно улыбнулся услышанному.
- Какой срок ты допускаешь до финальной развязки?
Кассиус осторожно приподнял голову, взглянул на императора и коротко сказал:
- Полгода, может быть меньше.
- Будет ли шанс выжить у ее ребенка?
- Никаких, Ваше Императорское Высочество, ребенок погибнет еще в утробе матери.
- Прекрасно, Кассиус, прекрасно.
Настроение императора заметно улучшалось с каждым словом, произнесенным стариком. Он даже встал и, выйдя из-за стола, прошелся по кабинету, выглянул в окно, словно о чем - то, задумавшись, потом остановился перед стариком и сказал, презрительно глядя на согнутую спину слуги:
- Ты отсылаешь порошки для рабыни каждую неделю, Кассиус, и теперь ты заменишь их на пустышку, сахарную пудру, на все что угодно. Зная темперамент сына, рабыня перестанет представлять проблему весьма скоро.
Старик внезапно вспотел, все внутренности затряслись только от одной мысли о том, что сделает с ним принц, если узнает, что он натворил, выполняя приказ императора. Он же видел, он знал о той болезненной, противоестественной тяге наследника престола к собственной рабыне. Принц был известен при дворе, как опытный и щедрый любовник. Но он превращался в зверя, как только дело касалось безвестной девчонки с Вэлльских болот. Нежный, искушенный любовник исчезал без следа, обнажая самые неприглядные наклонности наследного принца. Он избивал, унижал и насиловал хрупкое существо, явно не способное что - то противопоставить ему в свою защиту, ломая ее волю, превращая в собственную игрушку для плотских утех. Кассиус знал, что однажды император уже избавлялся от рабыни, но принц все же вернул ее себе, и теперь увезя ее на побережье, отказывался возвращаться в Сталлору, к своему отцу и своей принцессе.