Лицо под маской - Дашевская Анна Викторовна "Martann"

Я погладила ладонью шелковые обои и усмехнулась: мессир Джованни Дандоло сумел создать нечто непреходящее из временных материалов. Мрамор ведь тоже не вечен, «ржавеет золото, и истлевает сталь»*…

Джованни выстроил свой дворец на острове посреди лагуны, дабы никто не смог войти в его дом незваным. Все пятьсот шестнадцать лет своей жизни мессир Дандоло, маг воды, один из двенадцати соправителей Серениссимы, до смерти пугал врагов и был, говорят, невероятно милостив к друзьям и просто к слабым. Недаром на его личном гербе рычал золотой лев, защищающий детеныша.

Странные, вообще говоря, качества для венецианского патриция.

Жаль, что я на двести лет опоздала со своим рождением, думаю, я бы стала его горячей поклонницей.

Увы, единственный сын великого мага погиб совсем молодым при странных обстоятельствах, а внук обладал весьма слабыми способностями к магии. В дедовом палаццо Руджеро Дандоло предпочел устроить отель, передал управление им наемному персоналу, а сам переехал в империю Новый Свет.

Комната, в которой я разместилась, была когда-то малой гостиной супруги мессира Джованни, Франчески; с тех времен сохранились высокие, слегка облупившиеся зеркала между стрельчатыми окнами, зеленые шелковые обои, золоченые обводы дверей, фреска на потолке и десюдепорт, изображавшие модных когда-то пастушек и пастушков. С того же времени остался и мраморный камин, растопленный сегодня по случаю холодного февральского ветра со стороны лагуны.

Камин доедал последние страницы моей статьи, которую я не стану отправлять в «Вестник магической косметологии и пластической хирургии».

Именно эта венецианская маска считалась идеальным прикрытием для аристократов, желающих прогуляться по городу без риска быть узнанными; ее с удовольствием носили и чужестранцы. Слава Бауты жила до тех пор, пока существовала Светлейшая Республика Венеция (Serenissima Republic). Баута имела жутковатый вид, ее обычно носили в сочетании с tricorno (черная треуголка, распространенная в Венеции), zendale (длинный капюшон из атласа и кружева) и длинным плащом. </emphasis>

Возвращаясь в свой номер после завтрака, я рассеянно кивнула человеку на reception и сделала шаг в сторону лестницы, когда портье окликнул меня

— Синьора! Простите, ваша почта!

— Почта? — удивилась я. — Странно, я, вроде бы не жду никаких известий…

— О, синьора, это местная почта. Из Ка’Градениго.

Еще более странно. Я очень удивилась бы, получив известия из клиники или из дому, поскольку просто сбежала, не оставив координат. Но письмо от кого-то в Серениссиме, городе, где я впервые?

Я взяла конверт. Плотная рельефная бумага, в правом верхнем углу вытиснен зеленым и золотом герб: грифон, держащий в клюве оливковую ветвь. Под грифоном девиз: POST TENEBRAS LUX («после мрака свет»). Четким почерком на всеобщем адрес: отель «Палаццо Дандоло», синьоре Хэмилтон-Дайер. Надо же, даже имя не переврали.

Портье протянул мне резной костяной нож для бумаг

— Спасибо, — улыбнулась я и вскрыла конверт.

Письмо было написано (да-да, написано, а не напечатано!) тем же четким почерком на бумаге с тем же гербом, и приглашало синьору Хемилтон-Дайер, то есть, меня, посетить Chiocollata Danzante завтра вечером, после десяти, во дворце Градениго. Приглашение было на двоих.

— Очень странно, — я посмотрела на портье. — А что такое Chiocollata Danzante? Впрочем, нетрудно догадаться, шоколад и танцы, не так ли?

— Вы совершенно правы, синьора, — вновь поклонился портье.

— И что мне с этим делать?

— Подбирать костюм и маску, синьора. Вам удобно будет посетить ателье Флавиа сегодня в полдень? Тогда, при необходимости, останется еще время, чтобы подогнать платье.

— Ну… пожалуй, да, благодарю вас. Но подождите, ведь приглашение на два лица. Получается, я не могу идти на бал без спутника, а здесь, в Венеции, у меня нет знакомых!

— Это не проблема, синьора. Вас будет сопровождать accompagnatore temporaneo, в плаще и бауте, разумеется.

Сопровождающий на один раз, перевела я для себя. Почему бы нет?

Начать новую жизнь с бала-маскарада, это, по крайней мере, оригинально. Я вновь направилась к лестнице, когда портье продолжил говорить:

— Если позволите, синьора, я рекомендовал бы вам на три-четыре дня воспользоваться услугами consigliere… советчика, если можно так выразиться. Вы ведь не просто туристка, которая завтра упорхнет куда-нибудь в Галлию или Дойчланд. Вы здесь задержитесь, и, значит, вам нужно знать, что стоит, а что не стоит делать там, — он кивнул в сторону лагуны, за которой высился Дворец Дожей, — в Городе.

— Вот как… — я медленно вернулась к стойке рецепции. — И это будет тот же самый человек, который должен сопровождать меня на вечер с шоколадом?

Если он скажет «да», я немедленно уеду из этого отеля, поняла я. Но портье был искренне возмущен таким предположением:

— Ну, что вы, синьора! Как можно! Встретьтесь с consigliere, это ни к чему не обязывает ни вас, ни, кстати говоря, его самого. Синьор Лаварди не со всеми соглашается работать.

— Хорошо, — я кивнула. — Давайте попробуем.

— Благодарю вас, синьора! Думаю, через час-полтора он приедет.

— Скажите мне еще вот что, синьор… — я поискала на лацкане его форменного пиджака табличку с именем, но ее не было.

— Меня зовут Антонио, синьора.

— Синьор Антонио, а почему никого нет? Мы с вами беседуем уже полчаса, и за это время никто не выходил сюда, в лобби.

Портье позволил себе снисходительную ухмылку.

— Дело в том, синьора Хемилтон-Дайер, что все эти люди, — он очертил рукой круг, захватывающий, кажется, всю территорию отеля, — все эти tedesco и другие туристы отправились на Сан Марко, смотреть полет голубки. Пффф! Церемония для плебса! Вы увидите совсем иную Серениссиму.

Вернувшись в номер, я перечитала приглашение, и снова удивилась красоте почерка. Значит, бал-маскарад… Говорят, костюмы и маски в венецианских ателье стоят целое состояние, а самые большие энтузиасты заказывают их за год. Вот просто в последний день карнавала приходят в ателье, и придумывают то, в чем будут танцевать через год.

Цена будущего наряда меня не особо волновала, благодарение богам, денег у меня больше, чем нужно одинокой женщине, не ведущей светской жизни. Я унаследовала неплохое состояние от отца и получила еще одно после смерти мужа. Впрочем, даже если бы они ничего мне не оставили, я могла заработать своими руками и головой сколько угодно: пластические хирурги, владеющие еще и медицинской магией, бедными не бывают.

Наверное, я задремала в кресле у окна с видом на город, иначе, почему от резкого звонка внутренней связи сердце мое заколотилось, как заячий хвост?

— Синьора Хемилтон-Дайер, вас ожидают в баре нашего отеля, — сообщил мягкий женский голос.

И что я так всполошилась?

В конце концов, если мне не понравится этот синьор… как его? Лаварди, я всегда могу мило улыбнуться и сообщить, что у меня изменились планы. Мои планы могут измениться даже так сильно, что я закрою чемодан, отправлюсь на станцию и сяду в первый попавшийся поезд.

Я ополоснула лицо холодной водой и взглянула в зеркало. Увиденное мне не понравилось.

Синьор Лаварди был похож на любимого дядюшку. Ну, у меня лично был именно такой любимый дядюшка, двоюродный брат отца. Дядю Руфуса в семье никто не принимал всерьез. Вот он точно так же осыпал сигарным пеплом лацканы пиджака и цветной шелковый платок в нагрудном кармане, и морщинки у уголков глаз у него были похожие.

Он встал, здороваясь, и оказался высоким и худым, словно складной метр.

— Итак, синьор Лаварди? — спросила я самым деловым тоном.