— Шнырь, — развернувшись тем временем вполоборота, негромко обратился к кому-то из своих подчинённых Кнут.
— Ага, я щас, старшой, — выкатился вперёд какой-то недомерок вообще без брони и даже без оружия. Но бесстрашный без меры. Быстро приблизился к нашему отряду и, не обращая на нас никакого внимания, занялся сбором брошенного оружия. Всё в кучу подальше от нас скидал, но на том не успокоился и, протиснувшись меж Гэлом и Сивом, зачем-то подхватил с земли срезанный разбойничьей стрелой кусочек уха Деда. Демонстративно оглядел со всех сторон и ловко припечатал его ко лбу старика, со словами: — Держи, дома пришьёшь!
Разбойники громко загоготали над этой совсем не смешной и довольно жестокой шуткой, а мои сотоварищи все как один стиснули кулаки.
— Ну что, ещё кто-то не догоняет, что рыпаться бестолку? — с угрозой обратился к нам Кнут, едва стих гогот его дружков. — Мне ведь всё это может надоесть… Вода просто в ручье холодная, замаемся вещички потом ваши от крови отмывать.
— Стайни, не дури, — тихо сказал мне Ллойд, видя, что я схватился за рукоять фальшиона. И почти вытащил его из ножен, дабы зарубить глумливого недоросля. — Шансов у нас нет.
— Да сам знаю! — зло отрезал я, мучительно соображая, что же делать дальше. Вот ведь… И сдаваться не резон, и биться бесполезно. Ладно был бы я один — можно было бы рискнуть, а так… По-любому ведь лучники сразу положат бездоспешных рудокопов. Которых я обязался защищать…
— Ну, смотри тогда сам… — отсутствующим тоном сообщил Гальбо и, разведя руками перед обратившим на нас внимание главарём разбойников, дистанцировался от меня.
— Бросай фальшион. Да машинку свою стреломётную наземь клади, — тут же по-доброму обратился ко мне Кнут. — Не доводи до греха…
— И броньку тоже скидай! — тут же добавил стоящий чуть позади него разбойник. И пояснил обернувшемуся вожаку: — Добрая бронька-то.
И как только разглядел мой практически полностью скрытый плащом доспех… Но это они ещё стреломёта моего во всей его красе не видели… Кой я от холода, да чтоб незаметней был, простыми льняными тряпицам весь обмотал.
На долгое мгновение над поляной повисла гнетущая тишина. Все ждали от меня действий, а я колебался, не в силах склониться к тому или иному решению.
— Эй, Талш, этого тоже вразуми малость! — бросил, наконец, предводитель разбойников, когда ему всё это, видимо, надоело.
Глухо щёлкнула спущенная тетива, и меня с силой ударило в правый висок. Да так что аж перед глазами помутилось, и в ногах какая-то слабость возникла. И я, не устояв, упал на колени. Едва не распластался вовсе, да успел выставить левую руку вперёд, и когда она соприкоснулась с землёй, опёрся на неё. В этой раскоряченной позе и обрёл равновесие. Удивлённо моргнул, взирая на плывущее перед глазами, двоящееся и троящееся изображение длинной оперённой стрелы с шаровидным железным наконечником. После чего ожесточённо помотал головой, пытаясь вернуть всё взад и прекратить выкрутасы зрения. Но не слишком в этом преуспел. Стрел всё одно то три, то две, но никак не одна.
— Отличный выстрел, Талш! — донёсся до меня возглас Шныря, четыре потрёпанных и изрядно грязных сапога которого через короткий промежуток времени возникли в поле моего зрения. Ну хоть от неясного количества стрел он меня избавил, подняв их тремя правыми руками с земли.
Но вот дальнейшие его действия… Когда он участливым тоном осведомился: — Эй, ты как там, живой? — И, не дождавшись ответа, глумливо вопросил, похлопывая при этом наконечником стрелы мне по башке. — Эй, дурашка — родня тупого барашка, ты вообще слышишь меня?
— Слышу… — прошипел я, перехватывая свободной рукой руку урода. Не стоило, конечно, этого делать, но остановиться я уже не мог. Взметнувшаяся из глубины души ярость гасила любые доводы разума и толкала на необдуманные поступки… И, не обращая внимания на остальных, я медленно поднялся с колен, продолжая удерживать руку человечка и выворачивая его кисть так, чтоб наконечник зажатой в ней стрелы смотрел строго вверх. Прямо под подбородок этого гнуса.
— Ты попутал, вояка?! — взвизгнул Шнырь, обнаружив что при всём своём желании не может пересилить меня, даже схватившись двумя своими руками за одну мою, и железный шар уже упирается ему в ложбинку под челюстью. И продолжает двигаться вверх, заставляя задирать голову. Отчего недомерок этот ещё и на цыпочки встал, как будто это как-то могло ему помочь.
Конечно, тупой наконечник стрелы был не в состоянии рассечь кожу и какое-то время просто вдавливался в плоть Шныря. А затем и вовсе замер, не двигаясь ни туда, ни сюда. А всё потому, что перепуганный разбойник мёртвой хваткой вцепился в мою руку и буквально повис на ней. Так что, даже когда ноги недомерка оторвались от земли, стрела не изменила своего положения относительно его тела.
Я нахмурился недовольно. А затем на моём лице сама собой возникла гнусная ухмылка и я начал поднимать Шныря повыше. Чтоб потом резко расслабить руку. И посмотреть успеет ли это ничтожество отреагировать и не вонзит ли само себе стрелу в горло.
Но бандюга попортил мне весь эксперимент. Неожиданно решив исполнить некий цирковой номер. Удерживаясь на весу лишь одной рукой, другой он попытался полоснуть меня по рёбрам невесть откуда выхваченным стилетом. Эквилибрист, блин. Только ничего путного из этой затеи у него не вышло. Ни брони моей пробить не смог, ни равновесия удержать…
Двинувшаяся вверх стрела пронзительно-громко хрустнула, надломилась в нижней её трети, и оставшийся в моей руке заострённый обломок резко вонзился аккурат под челюсть Шнырю. Заставив его испустить пронзительный визг и попытаться что-то выкрикнуть. Но именно что попытаться. Ведь вышло только какое-то невнятное мычание. Наверное, очень мешает говорить торчащий из пасти окровавленный обломок стрелы.
— Гасите его! — с ненавистью воскликнул предводитель разбойников, едва я отбросил от себя его помощничка — Шныря и брезгливо тряхнул рукой, пытаясь избавиться от крупных капель крови и слюны мелкого ничтожества появившихся в великом множестве на моей перчатке.
Зря Кнут что-то там вякнул, зря… Питаемый мной гнев вмиг сместился с одного жалкого существа, негромко скулящего у моих ног, на его хозяина… И остальных его псов…
Зло оскалившись, я немедля задействовал амулет с «Теневым покровом». Тот самый, что достался мне от одного наёмного убийцы, которому не свезло принять заказ на меня от контрабандистов в бытность мою начальником отдельного остморского таможенного поста. Тогда так всё закрутилось, что я о нём и думать позабыл. А потом банально не вспомнил об этой побрякушке, передавая все содержащие магию предметы на ответственное хранение магессам отряда «Магнус». Что и позволило в дальнейшем сохранить этот амулет. А сейчас вот, он и пригодился…
Прежде чем я, движимый яростью, сорвался с места, некое зыбкое серое марево возникло вокруг меня, окончательно исказив окружающий мир и так воспринимаемый нечётко из-за стоящей перед глазами багровой пелены. Но я хотя бы мог различить свою фигуру укрытую «Теневым покровом». А остальные — нет. Для них я стал размытой грязно-серой кляксой. Которая вдруг вылетела из отряда рудокопов и устремилась вперёд по тропинке. Во мгновение ока преодолев отделяющее её от главаря и его подручных расстояние…
Я налетел на растерявшихся разбойников подобно коршуну, и сразу же, первому встретившемуся на пути, руку с выставленным вперёд мечом отсёк. Начисто. Хватило силы. А обратным движением меча подреберье ему вскрыл, проигнорировав прикрывающую его толстую кожаную броню. И не успела ещё упасть на землю кисть, сживающая меч, как я атаковал второго противника. Не мудрствуя лукаво, рубанув его по оставшемуся не прикрытым брюху. Да тут же и забыл о схватившемся за вываливающиеся наружу потроха разбойнике. Набросившись на третьего. С которым разобрался ещё быстрей. Закрутил мельницей фальшион и, отбив летящий на меня клинок, врубился в мягкую плоть врага. После чего наступил черёд Кнута… Которого я резко обогнул, уклоняясь от замаха меча, и с безумной яростью нанёс удар слева направо по незащищенной стальными пластинами области спины. Возжелав разделить главаря разбойников надвое.