— Имя!
— Да что ж ты как попугай… — я грязно выругался, пытаясь понять, в чём тут проблема, и, похоже, духу это не понравилось. Он занёс над собой успевшее полностью обрести очертания копьё и вновь произнёс, но уже громко и пронзительно:
— Имя!
— Гул-Дук! — Выпалил я первое, что пришло на ум, и зажмурился, ожидая второй за свою жизнь смерти.
Но ничего не произошло. Кроме одного: воздушные оковы, спутывавшие меня, растаяли, давая мне нормально двигаться, а открыв глаза, я не увидел никакого духа — лишь ветер устрашающе завывал в ушах. Так, выходит… я правильно назвал имя?
Интересно получается и наводит на определённые мысли. Надо бы побеседовать на этот счёт со старикашкой, а то что-то мне это уже не нравится…
Переступив порог шаманского дома, я осмотрелся. Несмотря на то, что на улице ярко светило солнце, внутри было мрачновато, потому как окна в стенах неизвестный строитель решил не делать. Освещение здесь составляли свечи, подвешенные в воздухе и создававшие атмосферу чего-то потустороннего, загробного. Любит же старикан спецэффекты: видать, под старость решил поразвлечься.
Бегло оглядев помещение и не найдя ничего интересного, кроме множества различных тотемов, воткнутых в землю, различных шкур и сундуков, отыскал взглядом Учителя. Он сидел у стены, спиной ко мне, и что-то бормотал.
— Что за дела?! — Прошествовал я к нему, уперев руки в бока. — Там, у входа, вы поставили стражника. Не, я понимаю: предусмотрительность, и всё такое. Он спросил моё имя…
— И, если ты здесь, — перебил меня старик: похоже, это было его хобби. — То, стоит полагать, ты назвал его правильно.
— Ага, почти. — Не на шутку разозлился я. — Только есть одно «но»: он принял имя Гул-Дук, без приставки «аль». Что это значит?!
— Это значит, что ты её не заслужил. — Не поворачиваясь ко мне, ответил старикан. — Пока нет. Вообще скажи спасибо, что я оставил тебе имя, а не переименовал в Безымянного. Имя надо заслужить, как и всё здесь. А уж приставку — тем более. Пока ты не докажешь, что заслуживаешь её, будешь ходить с «пустым» именем.
Он замолчал, видимо, давая мне переварить услышанное. Я стиснул и разжал кулаки. М-да, методы Учителя поражали своей простотой и жестокостью. Но, похоже, иначе шаманом не стать, а, значит, не устроиться в этом мире. А мне бы этого очень не хотелось. Так что я засунул свою злость куда подальше, но про себя затаил: я тебе это ещё припомню, старый ты гобливнюк (Оказывается, объедини слова «гоблин» и «говнюк» — и получается неплохое ругательство).
Я подошёл и плюхнулся рядом с ним. Очевидно, это немного разозлило Учителя, но мне было всё равно. Хотелось понять, что он там разглядывает, в этой стене. Как выяснилось, ничего. Ветки, грязь — всё как у всех. Чего тут особенного? Видать, Верховный Шаман может позволить себе некоторые… странности.
— А я так смогу? — Указал я большим пальцем за дверь, где, судя по завываниям ветра, очевидно, всё ещё гулял воздушный страж.
— Зависит от многого, — улыбнулся старик, и, видимо, приняв эту фразу за моё согласие, продолжил: — Тебе необходимо научиться управлять духами намного быстрее, чем остальным моим ученикам. Чтобы стать шаманом уровня «аль», нужно тренироваться в течение десяти лет, и это если у тебя есть особый дар. Твой срок мы сократим до одного года. С тобой будет проще, так как на тебе есть отпечаток Гул-аль-Дука, часть его сознания, образы и умения. В связи с этим обучение ты будешь проходить отдельно от моих учеников, по… специальной программе.
Кряхтя и опираясь о свой посох, Учитель поднялся и поплёлся через лаз в стене. Видимо, в другую часть дома — одну из тех пристроек, что я видел. Похоже, мне надо идти за ним — это было ясно без слов. Но вот же странный тип: то он в каждой бочке затычка, то от него слова лишнего не услышишь. Шаман, короче говоря. Высокая загадочная натура, блин!
Я потопал следом за Учителем в лаз, и оказался в небольшом, низком и узеньком коридорчике. Как только оказался в нём, стало как-то душно и угнетающе. Хотя старикан, похоже, чувствовал себя здесь просто отлично. М-да, привыкать и привыкать мне ещё ко всем этим магическим штучкам…
— Не отставай! — Буркнул на меня старик, и я заторопился.
Выйдя из коридора, мы оказались в помещении, своим интерьером почти точь-в-точь плагиатившее предыдущее. За несколькими исключениями: оно было немного поменьше, абсолютно пустынным, а на потолке зияла идеально круглая дыра, хотя никакой печки, камина, или просто костра, от которых шёл бы дым, видно не было.
Свет из дыры падал ярким цилиндром на пол. Я пробежал взглядом сверху-вниз, и увидел стоявшую на полу клетку, своими размерами вряд ли доходящую мне даже до подбородка. В клетке ворочалось и рычало мерзкого вида существо. Оно напоминало помесь крокодила и пираньи: выпуклые глаза по бокам башки ёрзали взглядом по помещению, рот, словно постоянно улыбающийся, периодически раскрывался, показывая свои длинные острые клычки, пластинки, расположенные по всему телу, то поднимались, то опускались вновь, как будто существо, словно кот, «вздыбливало» «шерсть», а толстый короткий хвост нервно бил по земле. Монстр рычал, кидался на прутья клетки, просовывал свои короткие лапы между прутьями, но те, попадая под солнечные лучи, начинали дымиться, и тогда существо, визжа, пряталось под тенью клетки, но лишь для того, чтобы снова начать рычать и пытаться выбраться.
Ого, уродец, да по тебе кунсткамера плачет.
Я повернулся к Учителю, стараясь всем своим видом показать, что не совсем догоняю, что тут происходит. Старикан улыбнулся и проковылял к тут же зашипевшему на него монстру.
— У нас если кто-нибудь хочет оскорбить уважаемого гоблина, — заговорил Учитель, обернувшись ко мне. — То называет его «рагхакк». Это существо перед тобой — именно этот самый рагхакк и есть. Его имя пошло от способа, который он использует при убийстве. Рагхакк — ночная тварь. Он находит жертву, пока та спит, и выплёвывает на него кислоту, что скапливается во рту за день. При этом раздаётся такой звук: «рагхакк». Смерть приходит в ужасных муках, в течение нескольких минут. И когда жертва умирает, эта тварь зовёт своих сородичей на пир. Они довольно трусливые и подлые, но, когда дело доходит до их жизней… они дерутся на смерть.
Он сунул руку под шкуры, что свисали на нём почти до пола, и вытащил короткий кривой кинжал. Перекинул его так, чтобы схватиться пальцами за плоскую часть лезвия, и бросил его мне. От неожиданности я чуть было не порезался об острую сталь, но изловчился, и поймал оружие за рукоять.
Старик указал длинным костлявым пальцем на клетку и коротко бросил:
— Убей его.
Я посмотрел сначала на оружие, а затем на клетку, на тварь, что выжидающе разглядывала меня, как будто думая про себя: убьёт-не убьёт? Мой сознание принадлежало мне лишь частично, другую же его часть занимало сознание гоблина, которое полностью притупляло неприязнь к убийству, что я ощущал в себе до этого. Я понимал, что могу легко перерезать рагхакку горло, при этом не чувствуя угрызений совести, но…
— Он мне ничего не сделал, — я воткнул нож в землю, уставившись на Учителя и совсем не скрывая на лице то, что обо всём этом думаю. Порой взгляд, или даже просто выражение лица может сказать больше, чем слова.
Старик глубоко вздохнул:
— Да, мне говорили, что ты не убийца.
— Это как посмотреть, — возразил я старику. — Все мы в большей или меньшей степени убийцы. Сколько раз я наступал на муравьёв во время прогулок, забирая их жизни, сколько убил надоедавших своим жужжанием мух… А скольких комаров я прихлопнул — и не сосчитать! Так что я — убийца, просто придаю этому слову другое значение, и смотрю на него под другим углом.
Учитель глядел на меня расширившимися глазами, которые, казалось, вот-вот норовили выпасть из орбит. Тишину в помещении нарушало лишь периодическое шипение заточённой твари. Но вот во взгляде старика заиграли странные огоньки, а на лицо наползла улыбка: