— Тебя?!..
— Я не хочу быть рабом. Если удастся, то сбегу.
— А если поймают?
— Посадят на кол или иное придумают. Но у нас больше на кол сажают. Страшно, конечно, но долго не мучаются. Вот хаммийцы, те мастера на выдумки. Говорят, что люди долго, по несколько седьмиц могут умирать. Корчатся, а сознание не теряют.
— А отсюда можно сбежать?
— Нет, — Овик покачал головой. — Забор высокий, собаки, охранники ночью дежурят. Сбежишь со двора, погоня будет, горожане будут помогать. За поимку сбежавшего раба награда от его хозяина и от герцога еще послабление в налогах.
— А что за герцог?
— Каждой провинцией управляют герцоги, они подчиняются королю. Но это только на словах. У короля власть только над своим доменом. Да и домен будет поменьше, чем владения Черного Герцога.
— А это кто такой?
— Я плохо знаю, отец про него почему — то не рассказывал. Сразу замыкался, когда речь о нем заходила. Очень жестокий. И с орками дело имеет.
— А у людей какие отношения с орками?
— Орки — нечисть. Жрут людей, собак, ворон и самих орков. Есть еще орки — храмовники. Они живут при храмах бога Паа и бога Ивхе. Слугами у жрецов. За это те разрешают им поедать остатки жертв.
— А там жертвы приносят? Что за жертвы?
— Люди. Провинции поставляют рабов в храмы для жертвоприношений. Стараются отдать старых и больных. Тех же рабов — рудокопов, которые обессилили. В храме Паа жертвам перерезают горло каменным ножом, а в храме Ивхе сжигают на каком — то большом приспособлении. Жрецы сами с пленными не связываются, тех же надо доставить к храму, кормить до дня жертвоприношения. Этим и занимаются их слуги, орки — храмовники. Остатки жертв идут оркам на корм.
— А те орки, что на нас напали — храмовники?
— Нет, это дикие орки. Они живут на севере, когда голодно идут на юг. Но это редко бывают. Небольшой рыцарский отряд легко разобьет орочье войско. Поэтому они остерегаются переходить северный тракт. Мы жили южнее его, но даже там люди боялись селиться.
— А люди, что были с орками, они кто?
Овик пожал плечами.
— Для разбойников они слишком хорошо вооружены, да и заставить диких орков подчиниться трудно, почти невозможно, а они подчинялись, такое редко встречается. Говорят, что Черный Герцог может их заставить. Но откуда здесь люди Черного Герцога? Его владения далеко отсюда и на севере соприкасаются с орочьими землями. Знать бы, кто эти гады, — Овик сжал кулаки.
Так в разговорах прошел целый день. Вечером старик — раб принес традиционные лепешки и снова одну полную миску воды для Сашки и половину для Овика. Сашка снова хотел отдать полную миску Овику, хотя его сильно мучила жажда, но Овик отказался. В итоге друзья поделились водой поровну.
Новый день начался не так как предыдущие. С самого утра во дворе царило оживление. Сегодня, наверное, будет базарный день, решили друзья. Дверь в их сарай распахнулась раньше обычного, и надсмотрщик выгнал мальчишек во двор. Здесь их ждал работорговец. В этот раз он начал с Сашки. Ткнул в его сторону пальцем и показал кивком головы на чуть выставленную вперед ногу. Сашка снова оцепенел, возвращались его кошмары. Снова плеть? Ему не выдержать. За спиной Сашки послышался удар бича — стоявший сзади надсмотрщик щелкнул вхолостую. Сашкины губы задрожали, из глаз потекли слезы, он встал на колени и поцеловал хозяину ногу. Жгучий стыд и обида охватила всего его.
— Теперь ты, — обратился работорговец к Овику. Что происходило за его спиной, Сашка не видел. Снова щелкнул бич, но Овик не приближался.
— Свинья, — выругался работорговец. — Тебя действительно надо продать хаммийцам. В загон, обоих, — приказал работорговец.
Стоя в загоне, где должен происходить торг, Сашка, сгорая от стыда, боялся повернуть голову к Овику. Он снова облажался, а вот тот не струсил, как Сашка. Ну почему он такой слабак? Теперь всю жизнь будет целовать хозяевам ноги? Ради лепешки. Рабская душонка!
Тем временем загон наполнялся пригоняемыми на продажу рабами. Вот ударил металлический гонг, и торги живым товаром начались. Первые покупатели на мальчишек внимания не обращали, их интересовали взрослые и сильные мужчины, один купил нескольких женщин, а другой двух девочек.
— В красильную мастерскую, — сказал кто — то рядом с Сашкой, когда покупали мужчин.
— А меня куда? — вопрос бил молотом по его затылку, — меня куда?
Вот прошел толстый мужчина, остановился рядом с мальчишками, пощупал им мускулы, покачал головой и пошел дальше. Сашка облегченно вздохнул — толстяк ему определенно не понравился.
— А кому здесь интересно твое мнение? — задал сам себе вопрос Сашка. — Понравишься и купят.
Вот появились два покупателя, точнее один — высокий, богато одетый юноша лет шестнадцати — семнадцати в сопровождении мальчика, Сашкиного ровесника. Мальчик был красив, выбритая полоска на короткостриженой голове не портила его внешность. Домашний раб, вспомнил Сашка. К ним отношение хорошее. Это было заметно по виду мальчика. Тот был хорошо одет, на поясе у него висел кинжальчик в чеканных красивых ножнах. К домашним рабам относятся хорошо. Как к свободным. Кормят, одевают, те играют с детьми хозяина. Вот с этим юношей. Правда, бывает, что наиграются и продадут, а там их ждет уже обычное тяжелое рабство. Но такие случаи редки, сами, наверное, виноваты, стали наглеть, вот их и продали. Хорошо, если бы его купил этот парень.
Сашка представил себя в красивой одежде, с кинжальчиком на поясе и с надеждой посмотрел на приближающегося юношу. Вероятно, взгляд Сашки не остался не замеченным, юноша подошел к нему и оценивающе осмотрел. Сашкино сердце сильно забилось.
— Ну, купи же, купи меня! — стреляли слова в Сашкиной голове. — Купи меня! — мысленно взывал он.
Юноша внимательно посмотрел на молящие глаза Сашки, улыбнулся. Сашка застыл в ожидании, юноша повернулся, нашел глазами хозяина, тот быстро подошел, подобострастно улыбаясь.
— Эй, уважаемый, сколько стоит эта худая свинья? — и одновременно со словесным отрезвляющим и опустошающим душу плевком последовал плевок настоящий, прямо в лицо Сашки.
Дальше он уже ничего не слышал, ни как торговались, ни как покупатель ушел, так и не сойдясь в цене.
Новый покупатель подошел только лишь полчаса спустя. Хаммиец, как описывал их Овик.
— Рекомендую: крепкий сильный мальчик, — работорговец показывал пальцем на Орика, — очень выносливый. Пока еще упрямый, но уважаемый покупатель сможет его выдрессировать. В ваших краях хорошо умеют это делать.
— Не люблю упрямых. А вот этот, светленький, — хаммиец показывал на Сашку, — он тоже упрямый?
— Нет, что вы. Этот как раз очень послушный. В рабстве он уже давно, видите какие волосы длинные?
Смуглый и толстый хаммиец плотоядно оскалился, подошел к Сашке и стал его щупать. Сашке было очень противно, но он терпел. Но когда толстяк полез к Сашке в штаны, он его оттолкнул изо всей силы. Толстяк еле удержался на ногах, а Сашка встретил бешеный взгляд работорговца. И тут же Сашкина спина взорвалась от боли, потом еще и еще, и Сашка упал на землю в пыль.
Но бить больше не стали. Когда разгневанный покупатель ушел, работорговец злобно прошипел Сашке в лицо:
— Если тебя сегодня не продадут, завтра ты пожалеешь, что появился на свет.
Чем бы все закончилось и что ожидало Сашку, если бы его не купили, а к этому дело на торгах шло, осталось неизвестным. Где — то через час после этого перед загоном появились трое всадников. Работорговец с позеленевшим лицом подбежал к ним, те ему что — то говорили, а он все больше и больше мрачнел. Потом всадники отъехали в сторону, а торговец громко закричал, подзывая своих работников. Потом все они пошли вдоль загона, отбирая людей. Почему — то отбирали стариков и маленьких детей. В набранную группу включили и старика — раба, приносившего мальчишкам лепешки и хлеб. Группа перестала пополняться, а работорговец все ходил вдоль загона, всматриваясь в оставшихся рабов, и никак не мог решиться. Потом его взгляд в очередной раз остановился на Сашке и, ткнув в него пальцем, пошел дальше. На Овика он даже не посмотрел.