Тэд Уильямс
«Игра теней»
Карты
Благодарности
Эта книга, так же как и предыдущая, посвящается нашим детям Коннору-Уильямсу и Девон-Бил.
За два года, прошедших после выхода в свет первой книги, дети подросли и стали еще более шумными, но они по-прежнему потрясающие. Я вздрагиваю от любви всякий раз, когда они визжат рядом.
Тому, кто пожелает увидать парад благодарностей во всей красе, следует обратиться к соответствующей странице «Марша теней». Во втором томе мало что изменилось.
Для тех, у кого нет под рукой первого тома:
Как и прежде, выражаю глубокую признательность моим редакторам Бетси Уолхайм и Шиле Гилберт, всем сотрудникам «DAW Books», моей жене Деборе-Бил и нашей помощнице Дине Чейвз, моему агенту Мэтту Байлеру, а также моим домашним животным и детям, благодаря которым каждый день моей жизни наполнен испытаниями и приключениями. (А разве можно было сделать хорошую работу без испытаний и приключений?)
Особая благодарность — теплой компании, что собирается на сайте Shadowmarch.com. Буду чрезвычайно рад, если вы к ней присоединитесь. Вам даже не придется выставлять выпивку, ведь это виртуальное сообщество.
Примечание автора
Для тех, кто хотел бы лучше разобраться в сути происходящих событий, в книге есть несколько карт, список персонажей, географических названий и прочие важные материалы.
Карты составлены после тщательной обработки рассказов путешественников и систематизации древних документов, пророчеств оракулов, предсмертных исповедей отшельников и старинных записей земельных сделок, найденных в сундучке на блошином рынке в Сиане. Создание алфавитных указателей, расположенных в конце книги, было делом сложным и трудоемким. Помни, читатель: многие умерли или, по крайней мере, потеряли зрение, а порой и научную репутацию, чтобы предоставить тебе эти сведения.
Пролог
Все в доме сбились с ног в поисках мальчика, и только его сестра знала, куда он спрятался.
— Что, испугался? — прошептала она, приближаясь. — Не бойся, это я.
Темные штаны и бархатный кафтан мальчика покрылись пылью, а пятна грязи на лице придавали ему сходство с печальным гоблином.
— Тетя Ланна и ее фрейлины устроили жуткий переполох, — сообщила девочка. — Все ищут тебя. Странно все-таки, что они до сих пор сюда не заглянули. Или они позабыли твои милые привычки?
— Убирайся, — буркнул мальчик.
— Сейчас не могу, дурачок. За мной по пятам шли леди Саймон и две фрейлины, я слышала их шаги в коридоре. — Девочка поставила свечу на пол, между двумя каменными плитами. — Если я сейчас отсюда выйду, они сразу поймут, где ты прячешься. — Она улыбнулась, довольная тем, что все так удачно сложилось. — Так что я останусь, а если ты меня прогонишь, тебе же будет хуже.
— Тогда сиди тихо.
— Я буду вести себя так, как мне хочется, понял? Я принцесса и не собираюсь подчиняться твоим приказаниям. Только отец имеет право мне приказывать.
Девочка присела рядом с братом и окинула взглядом пустые полки. Теперь рядом с дворцовой кухней была построена новая кладовая, и эта, старая, использовалась редко. На полках осталось лишь несколько потрескавшихся горшков да с полдюжины кувшинов. Содержимое кувшинов было таким старым, что Бриони однажды сказала: если их открыть, это будет опыт, слишком опасный даже для Чавена из Улоса. (Едва познакомившись с новым придворным лекарем, дети поняли, что у него есть множество странных и увлекательных интересов.)
— А с чего это ты решил спрятаться? — осведомилась девочка.
— Я не прячусь. Я думаю.
— Врешь, Баррик Эддон. Как будто я тебя не знаю! Когда ты хочешь подумать, ты расхаживаешь по крепостным стенам, или отправляешься в отцовскую библиотеку, или сидишь в своей комнате и делаешь вид, что читаешь молитвы. А сюда ты забираешься, когда хочешь спрятаться.
— Надо же, какая наблюдательность, — фыркнул мальчик. — И давно ты стала такой умной, соломенная башка?
Баррик частенько использовал это выражение, когда сестра выводила его из себя. Он любил напоминать о том, что волосы у них разного цвета: у сестры золотистые, у брата рыжие, как лисий хвост. Словно из-за этого они переставали быть близнецами.
— К твоему сведению, я всю жизнь отличалась наблюдательностью. И только дурак этого не заметит.
Бриони помолчала, ожидая нового выпада. Но мальчик не раскрывал рта, и девочка, пожав плечами, решила сменить тему.
— У одной из уток во рву появились утята, — сообщила она. — Прелесть, до чего хорошенькие. Так забавно пищат и ходят по пятам за мамой, как привязанные.
— Да плевать мне на твоих утят.
Мальчик нахмурился и потер запястье. Его левая рука походила на птичью лапу, тонкие скрюченные пальцы почти не двигались.
— Болит?
— Не твое дело! Слушай, леди Саймон наверняка уже убралась. Какого черта ты все еще торчишь здесь и не идешь играть со своими утятами, куклами или что там у тебя?
— Я не уйду, пока ты мне не расскажешь, что произошло.
В голосе Бриони послышались железные нотки. Она знала, как добиться своего — знала так же твердо, как утренние и вечерние молитвы или историю о побеге Зории, которую держал в плену жестокий повелитель Луны, — то была ее любимая легенда из Книги Тригона. Бриони не сомневалась, что брат в итоге сделает все, чего она хочет.
— Расскажи мне, что тебя расстроило.
— Ничто меня не расстроило.
Мальчик положил больную руку на колени и спрятал ее в складках кафтана. Его сестра, бывало, так же заботливо укачивала белоснежных ягнят или толстобрюхих щенков, но взгляд брата не был умильным и нежным. Он смотрел на собственную руку с выражением, какое появляется на лице несчастного отца, взирающего на сына-идиота.
— Хватит пялиться на мою руку, — отрезал Баррик, перехватив взгляд Бриони.
— Рано или поздно ты мне все выложишь, рыжик, — насмешливо отозвалась она. — Зачем же упрямиться?
Он промолчал в ответ — непривычный ход в старой игре, отлично знакомой им обоим.
Несколько мгновений Баррик отчаянно боролся с собой и не произносил ни слова. Бриони даже начала подозревать, что ее усилия пропадут втуне и разговорить брата не удастся. Любопытство, томившее девочку, становилось невыносимым. Они родились в один день и в течение восьми последующих лет почти не разлучались, но за все эти годы Бриони ни разу не видела Баррика таким расстроенным. По ночам он порой просыпался в слезах, вырываясь из плена дурных снов, но днем хорошее настроение редко изменяло ему.
— Ладно, так и быть, — сдался мальчик. — Раз не хочешь оставить меня в покое, хотя бы поклянись, что никому не разболтаешь.
— Вот еще выдумал, свинтус! Буду я клясться! Ты и без того прекрасно знаешь, что я не разболтаю!
Это было чистой правдой. Каждому из близнецов не раз приходилось терпеть наказание за провинности другого, но выдавать друг друга они считали ниже своего достоинства. Между ними существовало соглашение, такое глубокое и естественное, что его не надо было проговаривать вслух.
Но на этот раз мальчик проявил твердость. Он терпеливо пережидал, пока пройдет охвативший сестру приступ раздражения. На бледном его лице застыла невеселая усмешка. Наконец девочка решила сдаться. Принципы, которым она следовала, не выдержали напора любопытства.