Шесть бутылок водки в рюкзаке, двадцать пачек «Примы», несколько коробков анаши, два си–ди плэйера, батарейки, диски, помада, прочая мелочь…
Вроде, ничего не забыл…
Он, крякнув, поднял рюкзак, забросил на спину, вышел. Спускаться с одиннадцатого этажа пришлось своим ходом, лифт как обычно не работал. Ну да ладно, спускаться — это тебе не подниматься.
Допилил трамваем до Староградской, вышел, направился вдоль парка к объездной. Перешел дорогу, которую, в этот ранний час, можно было перейти свободно. Покосился на гаишников, стоящих метрах в ста дальше, юркнул в начинающейся за объездной березняк.
Дорогу он знал как свои пять пальцев, но, как обычно, долго петлял. Во–первых, чтобы не натаптывать тропу; во–вторых, мало ли что — увяжется какой–нибудь излишне любопытный чел.
Ходил кругами вокруг «ворот», постепенно сужая эти круги, поминутно озираясь. Потом резко рванул, пробежал последний десяток метров на полном ходу. Если даже кто и следит за ним, так все равно от неожиданности потеряет.
Добежав до ямы, спрыгнул в нее с разбегу.
Вылез уже неторопливо, отряхивая штаны, отдирая налипшие головки репейников и «собачки». Все еще переводя дыхание, двинул по березняку вперед. Достал из кармана пачку «Мальборо», закурил с наслаждением. В этом чистейшем воздухе, в этой тишине и покое покурить — одно несказанное удовольствие.
На всякий случай врубил погромче старенький кассетник, который купил за сто рублей у какого–то деда на Митькиных рядах. Тот, надрываясь и хрипя, поминутно зажевывая истертую ленту попытался озвучить «Нирвану». Это так, на всякий случай. Вдруг эти олухи не разберутся спросонья, пульнут из своих рогаток. А из этих рогаток они белке в глаз на сто шагов попадают.
Пройдя лесом метров триста, услышал знакомый посвист, который так и будет сопровождать его до самой деревни — засевшие на деревьях эльфы–караульные будут передавать его с рук на руки, предупреждая следующий пост, чтобы были внимательны, чтоб не стрельнули ненароком в своего. Выключил надоевший хриплый кассетник.
***
- Селёга! — закричала шпана. — Селёга!
Они всегда первыми замечали его, эти грязные, неухоженные полуголые мальчишки и девчонки.
Деревня тут же всполошилась. Из убогих домишек повыскакивали на улицу мужики, бабы, девки, озираясь, выглядывая «Селёгу». Уже через пять минут за Серегой тянулся пестрый хвост из гомонящих аборигенов.
- Селёга, Селёга, — тянул его за рукав бородатый старик–охотник, Леолайн. — Вотка есь?.. А? Вотка есь?.. Скока сёдни водка плодавай будес?
Серега недовольно выдернул свой рукав из его цепких пальцев, толкнул старика в грудь.
- Отвали, не напирай, бля! — прикрикнул. — По семь.
- По сема?.. — опешил старик. На лице его отразились удивление и скорбь. — Посему по сема? Посему так долого, Селёга?
- А ты что думал, — усмехнулся он. — Это у вас тут жизнь как по маслу идет. А у нас в стране кризис!
- Клизис, — совсем сник старикан. — Кто такая?
Серега только отмахнулся, направляясь к дому вождя, кое–как отбиваясь от цепляющихся за него девок и детей. Не объяснять же, в самом деле, этому старому эльфу, для которого телега — это верх технического прогресса, что такое экономический кризис, чем он вызван и каковы его последствия!..
Вождь уже ждал его на крыльце. Поклонился низко, приглашая в дом.
Они сели за стол. К мутным оконцам прилипли с той стороны мужики, девки, чумазая ребятня.
Серега открыл бутылку водки, налил в подставленные вождем глиняные кружки по сто.
- Ну что, как у вас тут? — спросил перед тем, как опрокинуть в себя огненную жидкость.
- Да кака, кака… — покачал головой старик. — Зывём тють–тють.
- Ну и ладно.
Выпили. Зажевали копченой квейни.
- Сто плинёс? — спросил вождь.
- Водки нынче пять пузырей. Сигареты, анаша, помада девкам, все как обычно. Да вот еще два плэйера притаранил, ты просил да Легодайн.
- Сколико анаса плинёс? — оживился старик. Глазки его заблестели алкоголем, замаслились. — Анаса многа нада, осень многа!
- Куда вам ее много, балбес! — усмехнулся Серега. — Укуритесь все к херам, вас же орки враз порешат.
- Олока ходила вчела тута, мы их убивай. Потом анаса кулили, вовсе мала осталася анаса.
- Анаша подорожала, старина, — покачал головой Серый.
Вождь заволновался, вглядываясь в серегино лицо помутневшим взглядом, суетясь.
- Опяти?! А посёма?
- По десять.
- По десяти! Ох, бля! — опешил вождь.
Серега гоготнул, услышав родной мат, покачал головой:
- Вот как вас, уродов, иностранным языкам надо учить!
- По десяти — многа! — горевал старик, подставляя чарку.
Но Серега больше наливать не стал, спрятал бутылку.
- Хватит с тебя, — проворчал. — А то опять уешься, рогом шевелить не будешь. Айда торговать.
***
Его едва не разорвали девки, когда он доставал помаду, пудреницы и прочую дамскую чушь. Визжа, устроив свалку, царапая и пиная друг друга, барахтались у крыльца сисястые долговолосые эльфийки. Серега, наблюдая эту сцену, почуял, как оттопыривается ширинка. Эльфийки были некрасивы — великогруды, ушасты, плоскозады и странновато, как–то по–животному, пахли, но они и стоили не как девочки с Абиссинской.
Он схватил одну девку посимпатичней, сунул ей в руку пудреницу, поволок в избу, вытолкав на улицу вождя.
- Перерыв пять минут! — крикнул разочарованно загалдевшим эльфам.
Отволок девку в чулан, торопливо спуская с себя джинсы. Та поняла, спрятала в пояс заветную пудреницу, с готовностью опустилась на колени.
***
Весь товар ушел влет. Уже через час тут и там валялись или пели песни окосевшие эльфы, эльфийки ходили разукрашенные, малышня пускала бабл–гамовые пузыри. Серега пересчитал камешки, дернул с вождем еще по сто и, оставив его, счастливого и пьяного, валяться на крыльце, подвывать врубленному на всю катушку плэйеру, пошел обратно.
Он был доволен. В тысячный раз уже благодарил небо за сделанный подарок — за эту случайно найденную яму, в которую провалился полтора года назад, возвращаясь в потемках с рыбалки.
Хорошо, эти придурки, эльфы, не замочили его тогда, когда он полупьяный, с удочками на плечах, вывалился из леса вблизи их деревни, миновав каким–то чудом проспавшую все стражу.
Два дня он провел в их деревне, потом блуждал по лесам, пытаясь найти дорогу назад, наткнулся на орков, прожил день у них…
А потом началась настоящая житуха! Он, Серега, простой городской парень, не крутой, не шибко чтобы продвинутый, заделался двигателем прогресса в этой отдельно взятой эльфийской деревне. Быстро поймав волну, он стал ходоком из одного мира в другой, поставляя этим «индейцам» и «чукчам», как он их называл, плоды высокой человеческой цивилизации. Сначала он толкал водку и анашу по одному и по два камешка соответственно, потом сообразил, что в отсутствии конкуренции является полным монополистом и может постепенно задирать цены до небес, ведь подсевшие на блага цивилизации эльфы никуда уже от этих благ не денутся…
- Эй, — позвали его из–за ближайшего дерева. — Широга!
Он обернулся на знакомый голос. Из–за ствола то ли кипариса, то ли лиственницы выглядывала широкая плоскомордая и кривоносая рожа орка.
- Я сдэс! — позвал орк. — Ты прынос?
- Принес, — кивнул Серега, направляясь к нему.
- Скока?
- Сто двадцать камней сегодня.
- Мала!
- Москва не сразу строилась. Ширхи гони!
Он продавал эльфам продукты нашего мира за миндиллы — маленькие, удивительно легкие, пористые цветные камешки, которые зачем–то очень нужны были оркам. Без этих камешков что–то у орков не ладилось и никак они не могли совладать с эльфами. Серега не вникал в этих их тусовки, оно ему надо? Нужен вам этот шлак? Пожалуйста! Только за ширхи, ребята, за ширхи!
А ширхи — это вещь! Не знал Серега, на что они годились тут, в этом дурацком мирке, но — там, в его мире стоило только бросить этот неприметный с виду кусочек руды в банку с бензином и оставить на ночь… Утром вместо этой железки лежал в бензине хороший кусок чистейшего золота, на полсотни–сотню граммов… — Там они сегодня никакие, — усмехнулся Серега, пряча два ширха поглубже в карман. — Можете порезвиться немного, пока они укуренные да пьяные. Только не очень там! И вождя живым оставьте, он мне еще нужен пока.