— Фер…
— Я не знал, чей облик принять. А потом решил принять облик своего последнего хозяина. Потому, что первого я не почти не помню.
Из глаз Маринэ покатились слезы. Она глотала их, прижимая пожелтевшую от времени подушку к груди.
— Это… жестоко…. Так жестоко… зачем…..
— Ты была предана моему хозяину?
— Я… любила его.
— Я не знаю, что значит любить. Я знаю только преданность.
— Это когда хочешь отдать жизнь за того, кто тебе дорог…
— Преданность.
— Это когда ты хочешь видеть его каждый день…
— Привязанность.
— Это когда ты хочешь обнять и не отпускать никогда…
— Глупость.
— А стать единым целым…
— Желание. Так что такое любовь?
— Если говорить на твоем языке, то это глупость, привязанность, преданность и желание вместе взятые. Но есть еще одна вещь, которую тебе не понять…это нечто больше… Трудно рассказывать о любви тому, кто ее не испытывал.
— Мне принять другой облик?
— Не надо. Я привыкну.
То, как он говорил. В том, как он стоял, было что-то родное, близкое. Но что-то было не то.
— Я нашел тут кое-что. Это использовал мой первый хозяин.
— Кто он?
Призрак кивнул на стену. На стене под слоем пыли было видно лицо. Маринэ подошла, счистила пыль и увидела кого-то очень похожего на Фэра. Что-то в лице. Что-то в глазах. Но волосы его были белы как снег.
— Я называл его Господин, а люди Амидон.
Так вот оно что… Амидон был предком Фэра. Я помню еще кое-что… Моя фамилия тоже была там. Мы с ним, получается дальние родственники. А если вспомнить о принцессе-узурпаторе то…. В одной книге было написано, что ее ребенок был сыном… Господи….. Нужно спросить.
— Прости, что отвлекаю… А у Фэра как звали отца?
— Я в его биографии копаться не собираюсь.
— Скажи! Это важно!
— У него не было отца. Он рос с матерью. Но она матерью ему не была. Она увезла его из замка на мне, после того как я привел принцессу сюда.
— Я ничего не…
Значит, если Амидон правил более ста лет, то вполне возможно, что Фэр мой ….
***
Когда темная, бледная женщина подошла к мосту, то она увидела другую. Та была настоящей красавицей. У нее были огромные синие глаза, а волосы золотым шелком падали на спину, обтянутую синим бархатом.
— Что ты здесь делаешь, черноокая? — спросила она, не церемонясь.
— Тоже что и ты златокудрая. — ответила женщина в черном.
— Значит, мы с тобой ищем одного человека. Но ты можешь убираться в свои темные чертоги. Я его нашла. — загадочно улыбнулась златокудрая.
— Я его вижу, но пока что он для меня недосягаем… — сказала черноокая.
— Все-таки мне приятно, что я нашла его раньше. Я знаю верный способ получить от него то, что мне нужно.
— Где он?
— Она там, — загадочно сказала златокудрая, махнув ажурным рукавом в сторону башен Зимнего Города.
— Я знаю способ еще вернее. — улыбнулась черноокая. Но ее улыбка была некрасивой.
***
— Почему она не отдаст его. Не избавиться от него?
Две женщины стояли в толпе, среди тех, кто пришел поглазеть на казнь.
— Это очень дорого ей. Любовь, понимаешь… — сказала златокудрая.
— Мне не понять этого, златокудрая. Значит, ты зацепила и ее?
— Посмотри на него, черноокая… Разве девочке, которая в жизни не видела никого, кроме страшного отца, можно устоять перед ним?
— Я все-таки думаю, что с глаз долой из сердца вон. Девичья любовь не вечная. Найдет себе кого-нибудь. А его выбросит из головы, а потом из сердца. А с ним и все, что их связывало, златокудрая.
— Их связывает гораздо больше чем просто любовь. Они родственники. Как будто ты этого не знала? Он ее дядя. Но они этого не знают.
— Значит им изначально не суждено быть вместе. Это все решает, он должен умереть.
***
«Он мой… дядя. Господи… как это возможно. Если бы я знала раньше… Что бы было? Наверное это ничего не изменило. Интересно, а он знал? Вряд ли… Иначе бы не стал…Наверное, даже если бы это знал мы бы постарались об этом забыть. Мы бы просто жили. Здесь об этом никто не знает. Может, лучше, чтобы я этого не узнала никогда. Но это ничего не меняет. Для меня — ничего».
***
— Для нее это не важно, пойми черноокая.
— Они все передо мною равны, златокудрая.
— Смотри, как она бьется. Ей очень больно, черноокая.
— Другого способа нет. — отрезала черноокая
***
— Вот. — сказал призрак и бумагу Маринэ.
— Что это?
— Это то, что ты сможешь сделать сама. Здесь не нужна кровь. Здесь нужна ненависть и жажда мести. Это запретное слово. Его нельзя произносить здесь. Оно смертельно. Это будет лучше, чем просто войти в замок. Ты слишком слаба, чтобы убивать мечем. Но ты сможешь убить словом.
— А как его читают? — Маринэ с удивлением разглядывала написанные от руки, на непонятном языке несколько букв.
— Если желание отомстить выжигает тебя изнутри, то ты его узнаешь. В определенный момент. Сама.
— Я… кхе… кхе… — она вытерла кровь. Кровь стала появляться все чаще.
— Лучше ночью. Так будет красивее. Я только один раз видел, как его используют. Все зависит от того, как ты ненавидишь. — призрак откинул волосы.
— Пожалуйста, побудь со мной… Не уходи… Просто сядь… Можно я положу голову тебе на колени.
— Мне все равно. Я — не он. Я только оболочка.
— Не говори так. Я хочу поверить. Хоть на секунду. Поверить…
***
— Я потеряла ее след, несмотря на то, что на ней моя печать. А ты ее чувствуешь, златокудрая?
— Да. Я ее чувствую всегда.
***
Ночь темным плащом ложилась на плечи Маринэ. Она стояла на холме, неподалеку от города, никем не замеченная.
— Ты, правда, решила? — спросил призрак.
— Да.
— Ты не простишь?
— Нет.
— Погибнут многие.
— Не важно. Здесь больше нет того, кого я любила. — она встряхнула волосы.
— На этом холме его сказали впервые. На этом холме скажут и в последний раз. Я заберу его с собой. Оно вам не нужно. Ты произнесешь и забудешь. А я вернусь к ним. К тем, кто ждет меня уже много веков.
Маринэ стояла и смотрела. Она вспоминала стену, поцелуй и … — губы ее задрожали. Но не страха. От боли и ненависти. Она крикнула и упала на колени. Слово, как крик дикой птицы, разрастаясь многократно, ушел в небо. Она закашляла. По подбородку побежала кровь. А из пучины ночных небес грянул гром.
— А теперь смотри и наслаждайся. — сказа призрак, опершись на дерево. С неба на Зимний Город упал огромный пылающий камень. За ним другой… Стало светло как днем. Словно игрушечный замок город медленно превращался в руины. Слышались душераздирающие крики. Маринэ сидела на корточках и смотрела. Смерть. Тысяча за одну. Боль — тысяча за две. Пустота… только пустота… Зимний город исчез с лица земли за одну ночь, по слову испуганной девочки. Маринэ упала на снег. И тьма обняла ее, как родную дочь…
***
— Вот это я называю разрушительной силой любви, черноокая.
— Вот это я называю красотой смерти, златокудрая. Теперь я знаю, где она.
— Я тоже.
***
Маринэ очнулась в башне. Но подняться сразу не смогла. Закашляла. Кровь. Рядом не было никого. Опять кашель. Опять кровь. Много крови. Она течет по подбородку на грудь. И безумно хочется пить. Маринэ собрала последние силы и подняла руку. А потом опустила ее рядом с кроватью. В миске стояла вода. Она сразу поняла, как прохлада коснулась пальцев. Рядом лежала тряпка. Она рывком встала, вцепившись в края ложа. Близость воды придала ей силы. она дрожащими руками подняла миску и пила. Когда она поставила ее на пол, вода в ней была розовой. Она утерла тряпкой лицо. Попыталась уснуть. Проснулась от кашля. Вся подушка в крови. Волосы в крови. . Она посмотрела в окошко и увидела голубой лоскутик неба. Там где-то солнышко. Интересно, увидит ли она его еще раз. И опять забылась. Опять кровь. Она допила остатки воды и просто закрыла глаза. Как страшно. Страшно умирать одной. Лучше бы тогда. Сразу. Маринэ забылась. Очнулась. Закат. Она потеряла счет времени. Холодно. Она накрылась. Жарко, она раскрылась. И никто… никто не придет… Никто не обнимет… Никогда… Она поднесла к окровавленным губам его кольцо и поцеловала. Ты обещал… обещал, что будешь со мною всегда… Но теперь тебя нет.