— Прошу вас, — мы вышли из толчеи.
— Что угодно молодому господину? Пусть будут исполнены все его надежды, — он опять склонился в поклоне. — Молодую рабыню, обученную искусству любви? Или женщину, способную вести хозяйство? У меня есть все, что пожелает молодой хозяин.
— Покажи мне товар, я сам выберу, что мне нужно, — ответил я.
Мы отошли от толпы в центре и направились к окраине рынка, где под навесом сидело несколько женщин. Они выглядели намного лучше, чем те, что стояли под палящими лучами солнца.
Я стал их рассматривать, читая мысли. Все они были хорошо обучены для того, чтобы быть домашними слугами, и стоили в несколько раз дороже обычных рабов. Но ни одна из женщин мне не подходила.
Отвернувшись разочарованно, я собрался уходить, когда из палатки, стоящей рядом, послышался плач и тихий шепот. Одна женщина успокаивала другую. Но рыдающая рабыня билась в истерике. Она оплакивала ребенка, который умер на ее руках несколько часов назад.
— Что там у вас? — спросил я араба.
— О, не беспокойтесь. Этот товар вам не подойдет, — ответил он.
— И все же, я хотел бы взглянуть.
— Как угодно. Прошу, — араб откинул полог. — Эта рабыня потеряла ребенка и сейчас не в форме, но через несколько дней она будет выставлена на продажу.
Я увидел сидящую на земле молодую негритянку и женщину постарше. Это были мать и дочь из Нигерии.
Женщины смирились со своим положением, но смертельно боялись разлуки. Молодая негритянка в страхе смотрела на меня. В ее голове билась только одна мысль: если их с матерью разлучат, то она покончит с собой при первом же удобном случае.
— Я беру их. Обеих. Моя яхта стоит в порту. Пришлите их через час.
Старшая женщина повернулась, и наши взгляды встретились. Нигерийка побелела от страха, она сразу поняла, кто я. С громким криком она бросилась в ноги араба, моля о пощаде на языке иджо.
— Успокойся, я не причиню вам вреда. Мне нужна твоя дочь, чтобы ухаживать за человеческим ребенком, — сказал я на ее родном языке, — иначе мне придется взять только ее.
Негритянка, замолчав, внимательно вгляделась в меня, потом тихо произнесла:
— Ты асасабосам, но в тебе нет черного зла. Ты находишься под покровительством великой Черной Матери — Кали Май. Я мамбо — жрица Шанго, покровителя мертвых и побратима Кали Май. Значит, наша встреча не случайна. Ты должен взять меня с собой. Я помогу тебе уберечь твой тотем — черную пантеру.
Я ошеломленно смотрел на нее.
— Эти женщины пойдут со мной сейчас, — сказал я арабу напряженно. Я все еще не мог прийти в себя.
— Как угодно господину. Это мать и дочь. Мать — хорошая повариха. Ее обучали готовить европейские блюда. Дочь может служить в доме, как горничной, так и в качестве прислуги или няни. Ее учили ухаживать за детьми и прислуживать молодой леди.
— Ваша цена? — перебил я его.
— Тысячу фунтов, господин. За одну, — в его голове пронеслась мысль, что он не отдаст их меньше чем за восемьсот за обеих. — Очень хорошо обучены, послушны, здоровы. — Торговец начал перечислять их качества.
— Возьмите, — я подал ему кошель с золотом, — здесь восемьсот фунтов. Это хорошая цена. Здесь за двоих.
— Но, мой господин …, — араб начал было торговаться, но я перебил его:
— Али-ибн-Ахмет, мы оба знаем, что это хорошая цена. Я понимаю, что так положено — торговаться, но, прости, мне сегодня некогда.
Араб сокрушенно вздохнул и подумал:
— С этими европейцами всегда так: ни тебе удовольствия от торга, ни хорошего барыша. Спешат и делают все на бегу, не обдумав все, как следует, от этого и дела их идут не слишком хорошо. Этим мы и пользуемся, слава Аллаху, пусть прославлено будет имя его в веках. И зачем ему эта рыдающая рабыня? Только одна морока.
— Как вас зовут? — спросил я у женщин, как только мы выбрались из душной толчеи рынка.
— Она Эш, я Эйира, — ответила смиренно старшая женщина.
Эш — жизнь, Эйира — избранная. Я машинально, по привычке, перевел иноземные имена.
Вернувшись в порт, я подвел женщин к яхте. Иша сидел на борту и внимательно смотрел на них. Когда Эйира первая взошла на борт, он подошел и обнюхал ее. Затем спокойно сел у ее ног. Но как только поднялась Эш, он, обнюхав, не отступал от нее ни на шаг, внимательно следя за каждым ее движением. Он смотрел, как она взяла ребенка и тот, вцепившись в палец, жадно припал к ее груди. Я видел через мысли Эш, что он ревниво следил за тем, как она заворачивала ребенка в новые куски ткани, которые я купил на рынке.
Эйира тем временем осмотрела яхту и с моего разрешения устроилась в малой каюте, приспособив ее и как камбуз.
Через час мы вышли в море. Я вел яхту вдоль Африканского материка, направляясь к ее западному побережью, чтобы оттуда отправиться в Америку, страну великих потрясений и невероятных возможностей.
Глава 3
Вечером, 5 февраля 1770 года, я пришвартовал «Белую розу» к причалу моего загородного дома. Построенный в лесу, вдали от Нью-Йорка и посторонних глаз, на побережье Атлантического океана, этот дом был моим прибежищем в Америке. В мое отсутствие домом управлял Джек, которого я спас несколько лет назад, отбив у голодного волка. Разорвав зверя на его глазах, я выдал свою сущность, но Джек был настолько мне благодарен, что остался у меня и исправно служил, не задавая лишних вопросов.
Наутро я отправился в Нью-Йорк к мистеру Хейзу Корти. Ювелирная мастерская, магазин и ломбард были под его присмотром. Войдя в город, я удивился его виду. Было заметно, что совсем недавно он пережил какое-то нападение: многие дома сожжены, магазины и лавки разграблены, и большинство из них были закрыты.
Я вошел в дом управляющего. Слуга доложил о моем прибытии. Мистер Корти, шумный, словоохотливый и розовощекий толстяк, вышел мне навстречу с радостным видом.
— Хвала Господу, вы здесь! — воскликнул он. — Я боялся, что мне придется долго вас ждать. А я собираюсь вернуться в Англию. Вы видели, месье де Морель, что творится?! В январе здесь был погром. Эти сумасшедшие «Сыны Свободы» устроили в городе стычку с войсками! Слава Богу, и ваш магазин, и ломбард — все цело. Но уже две недели никто не работает. Все боятся повтора. Месье де Морель, умоляю, примите дела и отпустите меня.
Он с поклоном указал на дверь кабинета:
— Прошу вас.
Корти было лет пятьдесят, но он с легкостью носил свое тучное, похожее на бочонок тело. Хейз был шумным и суетливым, он всегда говорил громко и много, и порой было нелегко вести с ним дела, но он был честен, и я ценил его за это.
— Хорошо, мистер Корти, конечно, я все приму, не волнуйтесь. Но мне хотелось бы узнать о том посетителе, который оставил вам ларец, — спросил я, стараясь перевести разговор в нужное мне русло. Иначе он мог еще долго рассказывать местные новости.
— Да, да конечно. Странный, я вам скажу, человек. Молчун, поставил передо мной невероятной красоты и ценности ларец, буркнул, что нужно передать его вам как можно скорее, и ушел. Ни представился, ни расписки не взял. Ларец у меня в сейфе. Одну минуту, сэр, я сейчас вернусь.
Через несколько минут он внес в кабинет небольшой ларец.
— Вы не представляете, месье де Морель, как я волновался за его сохранность. Это же невероятно дорогая вещь! Я, можно сказать, не спал все это время! Просто не отходил от него ни на шаг, — воскликнул он, передавая мне ларец.
Действительно, его красота поражала. Расположение драгоценных камней, золотая и серебряная инкрустация, иероглифы и письмена на незнакомых древних языках — все говорило о его древности и тайне, скрытой в нем.
— Мистер Корти, передайте все дела Тому Джеймсу. Вот мое письменное распоряжение. Мне было приятно работать с вами. Всего хорошего. Желаю вам счастливого возвращения на родину, — откланялся я и поспешил уйти, чтобы не быть остановленным новым всплеском его красноречия.
Вернувшись в свой загородный дом, я ушел в кабинет и стал рассматривать ларец. Золотая инкрустация на нем была похожа на дорогу: она двойной линией, петляя и поворачивая, вела через весь ларец. Серебряная линия шла в другом направлении, вокруг драгоценных камней, которые были разбросаны по ларцу хаотично, то собираясь в небольшие скопления, то располагаясь далеко друг от друга.