Он усмехнулся: где остальные пользователи? Где члены команды? Где эти чертовы сетевые адаптеры?
Он тут же вернулся к прежней теме. Словно влез в голову Кевина. Он спешит на работу, полный впечатлений от неожиданной встречи. Какие у него сомнения относительно разговора с 23-летним русским парнем? Романов помнил слова Алексея Гриневича, который часто выступал перед бойцами в качестве командира роты: «Когда ты на задании, твой мозг и организм работают в непривычном режиме. Тебя гложут сомнения, но ты обязан освободиться хотя бы от половины: отсеивая не разумом, а чувствами. Ты труп без этой науки. Но нет этой науки без практики. Твоя работа постепенно превратит тебя в сильно сомневающегося человека, в человека уникального: сомневаясь, ты не потеряешь уверенности в себе. У тебя не возникнет затруднений при разрешении любого – пустячного или жизненно важного вопроса».
Возвращаясь в гостиницу, где его поджидали товарищи, Романов четко знал, что дала ему эта встреча. Он словно рапортовал, а после давал пояснения.
«Адмирал не будет дома сегодня, и еще два дня. Почему – потому, что Кевин обязан находиться на объекте во время вечернего обхода в то время, когда адмирала нет на объекте. Сегодня и, по крайней мере, еще два дня. Грань утеса днем и ночью попадает в объектив видеокамеры. В здании установлены детекторы движения. Они отключаются во время короткого обхода. Вечерний обход начинается в 23.00. Именно к этому времени старался не опоздать Кевин».
– Камеры видеонаблюдения остаются не у дел во время обхода.
– Почему ты так решил? – спросил командир группы, слушая доклад подчиненного в номере гостиницы.
– В том смысле, что в них некому смотреть.
– Разве Кевин говорил о том, что охранники совершают обход всем составом?
– У него в подчинении всего четыре человека, – терпеливо объяснял Романов. – Каждый работает по сто пятьдесят часов в месяц. То есть четыреста пятьдесят часов на четверых. То есть в каждом конкретном случае объект охраняет один человек. А если брать в расчет Кевина, начальника службы охраны, то на одну десятую меньше одного человека.
– Вижу, тебя учили работать с цифрами, – усмехнулся Вихляй, сам в прошлом инструктор.
– Как и тебя. Первое, что я услышал, перешагнув порог экипажа: «Как твое имя, матрос?» Я наивно ответил: «Костя». И получил исчерпывающий ответ: «Нет, клоун. Здесь твое имя – только номер».
Вихляев покивал. Он, братья Панины, Романов, многие другие курсанты слышали то же самое в свое время.
– Значит, во время обхода у пульта видеонаблюдения никого нет, – повторил вслед за Романовым Вихляев. – Молодец, Костя, – похвалил он его, – это ценная информация. Болтун – находка для шпиона.
Он выбрал из кучи снимков, сделанных «Никоном» с надувной лодки, самые четкие, разложил их в стиле панорамы и прямо на них сделал маркером несколько отметок.
– Это волны, бьющие в скалу, – пояснил командир. – На лодке к берегу пристать можно, но придется идти, прижимаясь к берегу. Вместо птицы удачи поймаем патрульный катер. Метрах в трехстах от утеса есть заводь. Вот она на этом снимке, – показал он. – Панины сегодня заходили туда на лодке.
– Да, – подтвердил Ветеран, невысокий, широкоплечий морпех. – Независимо от прилива, течение в заводи всегда в обратном направлении. Есть и место, где можно расчалить лодку или притопить.
– Притопим, конечно, – чуть рассеянно подтвердил Вихляй.
Новые данные, полученные Романовым, едва ли не в корне меняли ход операции. Они были своевременными, в этом Андрей не сомневался. Он на ходу ломал один, предварительно составленный план и строил другой.
– Начало оставляем – оно мне нравится. Меняем время. К заводи подходим с тем расчетом, чтобы доплыть в аквалангах аккурат к половине одиннадцатого. Маскируем акваланги на дне и начинаем подъем на утес ровно в то время, когда охранники начнут обход. Подъем долгий и трудный, на утес охрана также обращает внимание. Обращает вскользь, я думаю. За один раз не поднимешься, но за два можно.
– Похоже, ты один знаешь, чего хочешь, – сказал Юниор. – Так объясни нам. Хочешь сказать, что мы заночуем на середине скалы?
– Точнее сказать, застрянем там на сутки. На скале есть несколько приличных террас, заросших жасмином. Например, эта, – командир сделал пометку на снимке. – Закрепимся там на веревках. Если ширина позволит провести время в более комфортных условиях, поставим палатку, – сострил Вихляев.
Он снова сосредоточился на снимках, до боли в глазах всматриваясь в каждый и находя в четком изображении утеса то уступ, то террасу, то выемку. И каждый объект помечал маркером. Вскоре на снимке образовалась прерывистая кривая, которую 29-летний Вихляй окрестил штрихкодом.
– Это наш путь наверх. Хорошенько заучите его, сами прикиньте масштаб. Полезем ночью, «штрихкод» должен сидеть у каждого в голове, ясно?
– Да, – ответил каждый по очереди.
Командир снова взял короткую паузу.
– Костя, ты дружишь с цифрами. Еще раз прикинь площадь дома, участка, или как он там называется, посчитай, сколько комнат и прочего дерьма, куда можно заглянуть. Прикинь и скажи, сколько времени потребуется двум охранникам проверить объект. Полчаса – это много по-любому, – сам вычислил командир.
У Романова уже был готов ответ:
– В нашем распоряжении будет четверть часа. Два раза по четверти часа. Завтра и послезавтра. Потому что через три дня вернется адмирал. И для нас лучше не забивать голову вторым вариантом. Предварительные наметки у нас есть, так что сесть за работу над вторым планом никогда не поздно.
Глава 2
Восхождение на Эверест
1На следующий день, едва стемнело, четверо боевиков вышли из отеля. Они спустились вниз по склону, где, укрытая от постороннего взгляда, их поджидала резиновая лодка со снаряжением. Братья Панины сели за весла и взяли направление вдоль скалы. Полтора километра пути показались короткими. Романов едва не тронул командира за плечо: «Куда это мы поворачиваем?» Панины, работая веслами в разных направлениях, преодолевали течение, оказавшееся в горловине заводи довольно сильным; фактически табанили, заходя в залив кормой вперед.
Вихляев включил фонарь и высветил приличный выступ в скале, за который тотчас ухватился рукой. И лодка стала как мертвая. Здесь, в самом дальнем углу залива, движение воды не чувствовалось, но стоило отойти от нее на метр, как лодку начинало крутить.
– Переодеваемся, – распорядился Вихляев, предпочитая эту команду «занудной» армейской «экипируемся». Он первым подал пример, стал натягивать на голое тело гидрокомбинезон. Затем, надев акваланг, опустился на дно залива и присмотрел там камень. Им и привалил сдутую лодку, после того как остальные аквалангисты открыли на ней все клапаны и погрузили на дно.
Вооруженные лишь титановыми ножами, «котики», подгоняемые течением, выплыли из заводи и взяли прежнее направление. В середине трехсотметрового пути Вихляев чуть сбавил темп: шли, опережая график на десять минут.
Выход из воды был предельно организован. По часам. Ровно в одиннадцать вечера. Только сейчас камера инфракрасного обнаружения, замаскированная на вершине утеса, могла засечь их, поскольку слой воды даже в несколько сантиметров непрозрачен для нее.
Первым из воды показалась голова Ветерана, освободившегося от акваланга и ласт. Он огляделся и тронул голову брата, все еще находящегося под водой. Юниор вытолкнул брата на поверхность. Ветеран ухватился за уступ и удержался на чуть покатой площадке. Закрепив на каменном уступе веревку, он бросил другой ее конец в воду. Помог подняться брату, потом Романову. Последним из воды вышел Вихляев.
Одетые в гидрокомбинезоны, матово переливающиеся при свете уходящей луны, боевики преодолели первые десять метров скалы. Дальше начиналось то, что называют вертикалью.
Теперь во главе маленького отряда шел командир. Обутый в боты с жесткой подошвой, он поднимался в почти кромешной тьме, нащупывая руками выступы, трещины, углубления. Его словами, он терял ощущение реальности в перчатках – кожаных, резиновых, любых. И сейчас его руки не были защищены. Он часто окунал пальцы в непромокаемый мешочек с тальком, висевший у него на ремне, и, находя очередную опору, подтягивался лишь на пальцах. Он старался не смотреть вверх – далеко вверх, запрокидывая голову, хотя желание отыскать в темноте край последнего карниза было чуть ли непреодолимым. А пока что на пути не последний, а очередной уступ.