Тут уж и особисты дружно засобирались на выход.
— Здравствуй, Шувалов, — стаскивая перчатку с правой руки, хрипло произнес спецпредставитель. — Вот так вот. Привез, значит, обратно твоих архаровцев.
— Здравия желаю, товарищ генерал, — сухо сказал Шувалов, как бы не замечая протянутую ему для рукопожатия ладонь. — Возле борта вас ожидает транспорт. Вас и ваших сотрудников.
Спецпредставитель, насупив брови, сделал знак своим подчиненным, чтобы они выметались вон из самолета. Вся эта компания, включая самого генерала, расселась в две служебные "ГАЗ 31", и уже вскоре обе черные "волжанки", обогнув с торца служебное здание, покатили в сторону аэропортовского КПП.
Когда народу в транспортнике порядком поубавилось, Шувалов наконец подошел к трем своим архаровцам (четвертого по прежнему опекали двое специальных людей).
— Подомацкий, назначаю вас за старшего… Не слышу?!
— Есть, товарищ полковник.
— Сейчас загрузитесь вместе с вещами в ваш фургон, он отвезет вас прямиком на нашу базу. Для вас устанавливается "карантин" в сорок восемь часов для начала! На базе с вами будут работать дознаватели. Впрочем, вам на месте все объяснят. А теперь марш на выход!
Леший, которому, впрочем, как и Бушмину, уже доводилось прежде попадать под "внутреннее служебное расследование", прекрасно понимал, что здесь происходит (хотя и не знал, конечно, кто именно из руководства и по какой причине инициировал сам "процесс"). Он очень уважал Шувалова, который пользовался среди сотрудников "четверки" непререкаемым авторитетом, но все же не смог вот так, подобно роботу и стараясь при этом не встретиться глазами с Андреем, подчиниться приказу старшего начальника.
— Командир? — вопросительно произнес он, глядя при этом не на Шувалова, а именно на Бушмина.
— Выполняйте последний приказ, — поняв причину заминки, сказал Бушмин.
Через пару минут Бушмина попросили проследовать в закрытый фургон, предварительно изъяв у него "АКСУ", кобуру с "АПС", портативный "Кенвуд", сотовый с дополнительным встроенным микрочипом, "укладку" и дорожную сумку.
Андрея доставили в одно из служебных зданий аэропорта, где его дополнительно подвергли очень тщательной процедуре личного обыска.
По окончании этой довольно таки неприятной процедуры, которой Кондор, хотя и у него случались "залеты" и "перегибы", учитывая свой высокий статус и многочисленные заслуги, при прежних расследованиях ни разу не подвергался, старший "инквизитор" в присутствии смурного Шувалова сообщил наконец главное: по прямому указанию руководства особым отделом "четверки" в отношении подполковника Бушмина заведено "особое делопроизводство"…
Таким образом, включился в работу некий скрытый механизм, являющийся частью существующей государственной машины. Механизм, об устройстве и принципах работы которого ни многочисленные эксперты, ни ретивые журналисты, ни, тем более рядовые обыватели почти ничего доподлинно не знают.
Глава 7 Недобрые намерения
Об этой конспиративной квартире на северо западе столицы, расположенной на втором этаже обычного двенадцатиэтажного крупнопанельного дома, знали лишь двое людей: заместитель главы службы безопасности компании "Ространснефть" и один из старших сотрудников созданного примерно четыре года назад Отдела специальных программ.
Да, вот так и договорились изначально: ни перед кем, даже перед своими, эту "явку" не светить и никому о ней, а также о содержании ведущихся здесь с периодичностью раз или два в неделю бесед, никогда и ничего не рассказывать.
Лещенко прибыл на "стрелку" ровно в десять вечера. Он открыл двойную металлическую дверь собственными ключами, снял в прихожей куртку и шапку. После этого прошел в гостиную, где его дожидался мужчина лет сорока трех, одетый почти по домашнему, в теплую клетчатую кофту с наглухо застегнутой "молнией" и синие джинсы.
— Здравствуй, Иван. — Лещенко пожал руку старшему по возрасту и званию товарищу, которого, впрочем, в последнее время он уже несколько превзошел в плане реальных возможностей. — Еще вчера, в четверг, хотел с тобой встретиться и кое что обкашлять, но навалилась уйма разных забот.
— Я так и подумал, Петр. Добрый вечер.
— Да какой там, к черту, "добрый"?! — подал реплику Лещенко. — С самого утра день как то не заладился.
Иван Алексеевич, у которого был довольно утомленный вид, опустился в кресло подле журнального столика, придвинул к себе пепельницу, закурил.
— Я бы даже по другому сказал, — пыхнув "мальбориной", заметил он. — С понедельника как то пошло все шиворот навыворот… Ты, значит, в среду вернулся из Грозного?
— Да. Начальство вот решило отозвать. В связи с известными тебе событиями.
— Через Моздок добирался, как мы?
— Нет, через Минводы. А что?
— Да нет, ничего. Я так и думал, что ты быстро вернешься в Москву.
— Что поделаешь. Одни портачат, а другим вот приходится все исправлять.
Лещенко подошел к бару с напитками и, обернувшись к своему бывшему коллеге, с которым, впрочем, ему довелось близко познакомиться лишь после того, как тот ушел из конторы в частный бизнес, поинтересовался:
— Алексеич, тебе вискаря плеснуть?
— Гм… Пожалуй, не откажусь.
— Чистого налить? Или разбавить чем нибудь?
— Делай, как себе. Послушай, Петр, а ты разве не за рулем?
— Намек понял, — усмехнувшись, сказал Лещенко. — За рулем, конечно. Да ты ведь сам в окно наблюдал, как я подъехал на джипешнике.
— Поэтому и спрашиваю.
— Думаю, пятьдесят граммов не повредят. А то лично у меня уже мозги начинают пробуксовывать.
Лещенко передал своему бывшему коллеге, хотя "бывших" в их конторе не бывает по определению, стакан, примерно на четверть наполненный "скотчем". Распустил узел галстука, бросив его на спинку свободного кресла. Туда же определил пиджак, из бокового кармана которого он предварительно выложил на столик початую пачку "Кэмела" и зажигалку "Зиппо". Неспешно закатал рукава, обнажив почти до локтя крепкие, налитые силой руки, поросшие коротким рыжеватым пушком (Лещенко при росте в сто восемьдесят пять в свои тридцать три был мужиком в самом соку; к тому же неплохие природные данные он даже сумел приумножить, занимаясь с малолетства активными видами спорта). Поправил амуницию, поддерживающую коричневатую замшевую кобуру с "ПСМ" под левой подмышкой, после чего опустился в кресло, расположенное по другую сторону журнального столика, в аккурат напротив его старшего по возрасту коллеги.
Двое мужчин, одновременно подняв стаканы, сделали по глотку качественного шотландского напитка; теплая волна уже спустя несколько секунд разлилась не только в области диафрагмы, но и прихлынула к голове, подействовав, как легкий допинг.
Иван Алексеевич, взглянув на своего визави из под чуть припухших и покрасневших век, сказал:
— Что то я не помню, Петр, чтобы ты приносил с собой ствол на эту "явку".
— Да? — Лещенко чуть удивленно приподнял брови. — Гм… Время сейчас такое, Иван, смутное. Тебе ли объяснять это, старому матерому волку? Опять же, договорились ведь, что не следует никого в этот адрес таскать. Даже своих "отбойщиков". Вот и приходится самому себя, единственного, охранять. Тебе хорошо, Иван. Живешь всего в квартале от "явки".
— Ты ведь сам предложил найти подходящий адрес поблизости от моей московской квартиры, — напомнил экс гэбист.
— А мне вот придется потом на другой конец города пилить.
Лещенко выковырял сигарету из пачки, щелкнул "Зиппо", прикурил, затем, окутавшись облачком сигаретного дыма, задумчиво уставился на сидящего напротив человека, чьи виски за последние несколько суток стали сплошь седыми, словно их подморозило, прихватило инеем.