– Жить-то он живет, – хмыкнул бродяга, – только у его жены еще один дом – возле Дуарнене[6]. И доктор уехал туда сразу после окончания процесса… Ну что, будет мне вино или нет?
Менги, колеблясь, переглянулся с Антуаном, и тот сделал утвердительный жест.
– Кругом одни умники, – вздохнул Леон, – за ружья хватаются, чуть что… тени своей боятся! Не волнуйтесь, он сюда не сунется. Здесь Варену делать нечего… В отличие от Дуарнене, хе-хе!
Антуан попросил еще порцию куантро и проглотил ее, не чувствуя вкуса. Жизнь начала обретать смысл, ведь сама судьба протягивала ему ниточку, которая, возможно, поможет инспектору поймать опасного преступника. Если считать, что Леон не солгал, то когда Варен угрожал убить доктора – еще до процесса? Полгода назад, стало быть? Возможно, Антуан преувеличивает дальновидность полиции, и местные чины не озаботились о том, чтобы обеспечить свидетелю охрану, – просто потому, что уже забыли прозвучавшие в его адрес угрозы, или потому, что отвлеклись на беглеца, которого рассчитывали схватить без промедления. Что касается Варена, то мог ли такой человек сбежать из-под ножа гильотины только для того, чтобы сразу же отправиться мстить? Интуиция говорила Антуану – он мог.
Если только Леон не солгал…
Антуан подсел к нему за стол и постарался задействовать все свое обаяние, предназначенное для таких случаев, которое включало: широкую глуповатую улыбку, простецкий вид и добродушно прищуренные глаза. Леон, однако, смотрел на него настороженно и придвинул поближе к себе бутылку, выцарапанную у кабатчика.
– Вам чего? – спросил бродяга.
– Поговорить, – беспечно уронил инспектор. – Правда, что у приезжего жена сумасшедшая?
– А, вот вы о ком! – протянул Леон. – Она не в себе, это точно. Молчала, молчала, потом увидела чаек и давай кричать: «Птички! Птички!» Насилу служанка ее успокоила.
– А почему муж ее в лечебницу не сдаст?
– Вы ее видели? – усмехнулся бродяга. – Думаю, нет, раз задаете такие вопросы.
– Что, дамочка ничего себе, да?
В ответ Леон скроил какую-то фантастическую гримасу и поцеловал кончики пальцев, давая понять, что мадам Фализ – чистый персик, пусть даже и не в своем уме.
– А ты, я вижу, глазастый, – заметил инспектор, буравя собеседника тяжелым взглядом. Лицо Антуана в этот момент никто бы уже не рискнул назвать добродушным или простецким. – Про доктора Ривоаля откуда узнал? Ну, что дом у него в Дуарнене, и прочее?
– Его служанка в Кемпере меня подкармливала иногда, – ответил бродяга, пожимая плечами. – Жена у доктора хорошенькая, но до той, которая сейчас на острове Дьявола, ей далеко.
Однако Антуана не интересовала супруга доктора.
– А про Варена ты, конечно, выдумал, – хмыкнул инспектор. – Что он обещал мстить… и все такое прочее.
– Чего это я выдумал? – обиделся Леон. – Его вопли вся тюрьма слышала, не только я. Не верите – поезжайте в Кемпер, найдите надзирателей и спросите у них. Стал бы я выдумывать, очень оно мне надо…
И, услышав его интонацию, Антуан отбросил последние сомнения. Значит, Фредерик Варен обещал убить человека, чьи показания отправили его на гильотину, и человек этот в данный момент находился в совершенно определенном месте.
Но прежде всего Антуан был полицейским, и поэтому с тоном сомнения он протянул:
– Ну да, ну да. И в одной камере ты с ним сидел…
– Сидел, – подтвердил Леон, допивая вино. – Но я не знал, что это он. Иначе окочурился бы со страху.
– Скажи, а какое впечатление он на тебя произвел? Ну так, в общем.
– Он с виду мозгляк мозгляком, – сказал бродяга, подумав. – Никогда бы не подумал на него, что он – убийца. Шейка тоненькая, на мальчишку похож. И молчун. Я, помню, его спросил, как он сюда попал, так он в ответ ни слова не произнес. Лег, одеялом накрылся и отвернулся к стенке. Утром, когда пришли надзиратели, он стал говорить, что произошла какая-то ошибка. – Бродяга усмехнулся. – Ну и рожи у них были, скажу я тебе! Как будто он сейчас их укусит. Интересно, думаю, что ж он такого натворил? Ну, потом мне и сказали, кто это был.
Глава 4
Старый друг
– Куда ты собрался, Антуан? Зачем Симон седлает тебе Гордеца?
– Ничего особенного, тетя, я просто хочу прогуляться.
– Прогуляться? Ты же терпеть не можешь ездить верхом. Антуан! Куда ты едешь?
В глазах тети застыла тревога. Черт возьми, она до сих пор беспокоится за него, как будто он маленький мальчик.
– В Дуарнене, – сказал Антуан в ответ на ее вопрос.
– Зачем? Что ты там забыл?
– Хочу повидать одного человечка. Дело есть.
– Антуан!
– Тетя, я вернусь вечером, обещаю тебе. Симон!
– Антуан, боже мой, что ты задумал? – Тут ее осенило. – Это как-то связано с тем бежавшим убийцей? Антуан, неужели ты не можешь хотя бы здесь… Хотя бы у меня дома…
«Забыть о своей работе», – мысленно закончил ее собеседник. Хоть на несколько дней перестать быть полицейским, не думать о преступниках, об убийствах… И даже не думать о Жераре Кервелла, который арестовал Варена и тем самым, как написали бы в старинном романе, «заложил фундамент своего благополучия».
Старик Симон подвел вороного коня, и Антуан с ловкостью, которой сам от себя не ожидал, вскочил в седло. Гордец мотнул головой, встряхнул гривой и затанцевал на месте.
– Не волнуйтесь, тетя… Обещаю вам, я не дам себя в обиду!
В кармане у всадника был заряженный револьвер, в другом кармане – пули про запас, так, на всякий случай, и удостоверение инспектора парижской полиции. Дав шпоры коню, Антуан поскакал со двора прочь.
– Уехал… – с каким-то горестным недоумением проговорила Мариэтта, глядя ему вслед. – Господи боже мой!
Вот так, запросто – сел в седло и поскакал куда-то очертя голову, в то время как по округе бродит опасный убийца. А если… Об этом даже думать не хочется, но что, если их дороги пересекутся? Что, что она будет делать, если Антуана не станет?
«Я повешусь, – обреченно подумала тетя Мариэтта, – повешусь в своей спальне».
Лицо у нее было такое, что Сюзанна, только что выбежавшая во двор, не рискнула обратиться к ней с расспросами, а вместо того подошла к Симону и вполголоса спросила у него, что такое задумал молодой хозяин.
– Сказал, дело у него срочное, и велел седлать Гордеца, – хладнокровно ответил старик и закурил длинную трубку.
– И что, это все? – наскакивала на него Сюзанна, рассерженная его спокойствием.
– А больше он ничего и не сказал, – отозвался Симон, пуская клубы дыма.
…Антуан был готов к тому, что на дорогах его не раз и не два будут останавливать жандармы, будут проверять документы и расспрашивать, куда он едет. Однако деревеньки, мимо которых он проезжал, жили своей жизнью, жандарм Антуану попался только раз, да и тот никого не останавливал, а сидел в кафе, хмуро читая газету и шевеля усами. Поневоле Антуан начал закипать.
«Чертова глухомань! В Париже уже давно перегородили бы дороги, подняли на ноги всю полицию и, может быть, подключили бы даже военных… Неудивительно, что этот странствующий художник так долго ездил по Бретани и безнаказанно убивал людей, прежде чем его сцапал Жеже…»
Антуан заметил впереди, на перекрестке, двуколку, в которой не было никого, кроме кучера, и машинально придержал лошадь. Человек, сидящий в двуколке, поднял глаза.
– Антуан? – вырвалось у него.
Гордец недовольно мотнул головой. Сбавив ход, инспектор подъехал к двуколке.
– Жеже! Черт возьми…
Он соскочил с лошади, и старые друзья обнялись, причем Антуан в порыве энтузиазма стиснул Жерара Кервелла так крепко, что новоиспеченный комиссар даже поморщился.
– А ты совсем не изменился, Антуан…
«Зато ты изменился», – подумал инспектор, вглядываясь в своего приятеля. Спокойная работа и жизнь без особых, по-видимому, треволнений сделали свое дело: Жерар, которого Антуан помнил худым как щепка, раздался вширь, обзавелся каштановой бородкой, холеными усиками и тем особенным, прохладным взором, который отличает вполне довольных собой неглупых людей.