– А как же! Конечно, я там был. И с парнишкой, который на него наткнулся, разговаривал. «Вы можете точно показать место, – спрашиваю я его, – где вы обнаружили труп?» Он, бедный, затрясся, побледнел и отвечает: «Могу. Но не стану… Черта лысого я туда еще раз сунусь. Да ни за какие коврижки. И так по ночам не спится: как вспомню, что увидел тогда, так чуть не ору от ужаса». Еле уговорил.
– И что? Не разбегайся, прыгай!
– А ты посмотри сам. Сыскари из Серпуховского горотдела скинули нам по e-mail вполне приличного качества фотографии этого славного местечка, а я привез протокол осмотра. – Он взял со стола и передал Гурову два мелко исписанных листа. – Убедился? Нет там никаких следов, рядом с трупом. Хорошо заметно, потому что снежок лежит. Никто его туда не перетаскивал, разве что по воздуху.
– Н-да-а! – протянул Гуров, рассмотрев на экране фотографии. – Веселые картинки… Так вот посмотришь и начнешь понимать парнишку, которого чуть ли не из-под кровати доставать пришлось. Мы с тобой на своем веку всяких трупов навидались, а все равно тошнота к горлу подкатывает. И откуда же шло это, с позволения сказать, бомбометание? Небольшой самолетик? Вертолет? Мотодельтаплан?
– Очень сомневаюсь, – покачал головой Станислав. – Это, как ни крути, особый Московский ВО. После приснопамятного полета Руста с торжественным приземлением на Красную площадь что-что, а вопросы ПВО вояки отработали от и до. Система автораспознания «свой – чужой». Не слишком-то сейчас над Подмосковьем полетаешь, собьют без всяких запросов. Мало того! Не забудь, что Серпухов – город физиков. Ускоритель там или еще что-то в этом роде. Голицыно, Оболенск, Чехов – все эти городки расположены относительно недалеко от места, где нашли труп. В каждом из них по паре секретных институтов. Нет, сейчас у нас со всеми прежними недругами нежная взаимная дружба, но не до такой же степени, чтобы над подобным районом что-то свободно летало!
– Если не сам какой-нибудь сумасшедший военный летчик учинил эту пакость, – проворчал Лев, – скажем, на почве ревности. Его-то как «своего» распознали бы. Господи боже мой, что ж я опять какую ересь порю! Это я от злости и бессилия, не обращай внимания, Стас.
– Отчего же, – добродушно рассмеялся Крячко, – с летчиком-психом – это мысль! Только Орлову не скажи, засмеет. Но ты посмотри еще раз внимательно на фотографии! Труп Рашевского как упал, так и остался на месте падения, не сдвинувшись ни на метр. То есть, что бы ни тащило его там, на высоте, это «что-то» имело совсем небольшую горизонтальную скорость. Иначе у падающего мертвого тела была бы заметная горизонтальная составляющая скорости, и, упав, он проскользил бы по льду метра два-три, покуда бы эту составляющую не погасил. Но ничего подобного, никаких следов скольжения не видно. Так что самолеты-вертолеты отпадают, а мотодельтаплан в февральском небе при минус сорока с лишним градусах… Это не хуже сумасшедшего военного летчика, Лев!
– Будь я проклят, – недоуменно пробормотал Гуров, – если я хоть что-нибудь понимаю. Что, перефразируя Лермонтова, «по небу полуночи дьявол летел…»? Этак не торопясь, с невысокой горизонтальной скоростью… И нес в когтях труп Леонида Рашевского?! Баба-яга на ступе с помелом? Змей Горыныч, холера ясна? Инопланетные захватчики, скотомерзоиды с альфы Рогоносца? Кто или что его тащило на высоте пять километров?
– Не знаю. – Крячко достал еще одну сигарету, вопросительно посмотрел на Гурова. – Курить будешь? Успокаивает нервы… Ну, как хочешь, а я закурю. Крутится у меня в подсознании какая-то мыслишка вроде догадки. Но вот именно – крутится, а в руки не дается, зараза. Не могу за хвостик ухватить!
– Когда ухватишь, не забудь поделиться, – мрачным голосом произнес Лев. – Ну, ладушки, проехали эту станцию, а то от моих версий крыша съехать может. Ты выяснил, как серпуховцы настолько быстро определили, чей перед ними труп?
– А-а! Тут повезло, если только это слово применимо в данной ситуации. Там, в Серпухове, очень толковая медэкспертша. При наружном первичном осмотре она обратила внимание, что вены у трупа на руках явно носят следы уколов.
– Час от часу не легче! – охнул Гуров. – Так покойник не только выпивкой, но и ширевом баловался? Наркоман?
– Не перебивай! – досадливо сказал Станислав. – В том-то и штука, что медэкспертша сразу определила: не такие следы, не от «баяна», а от толстой иглы для переливания крови.
– Ну, точно! – хлопнул себя по лбу Лев. – Мне же сегодня на Воздвиженке об этом говорили! Он же донором был, ему до «почетного» всего несколько сдач осталось. Кровь какая-то очень редкая.
– Вот-вот. Она догадалась и сделала полный анализ крови. У Рашевского мало что четвертая группа с отрицательным резусом, что само по себе не так уж часто встречается, у него еще редчайший набор антигенов. Не знаешь, что это такое? Успокойся – я тоже не знаю. Но! Как только из Серпухова запросили центральную столичную станцию переливания крови, там пошарили по своим картотекам и базам данных, и через полчаса личность покойного была установлена. Медэкспертша мне потом сказала, что сто кубиков такой, как у Рашевского крови, сейчас стоят не меньше полусотни баксов.
– Учитывая то, что он был «на вольных хлебах», – понимающе кивнул другу Гуров, – это неплохое финансовое подспорье, сдают-то по четыреста кубиков за раз. Теперь кое-что проясняется.
Гуров снял трубку «внутряшки» и набрал номер генеральской приемной.
– Веруня? Как там шеф, очень занят или канареечное пение слушает в рабочее время? Да повидаться бы… Ага, спроси. Скажи, что полковники Гуров и Крячко так соскучились, что слезами умываются. Ждет нас? Отлично… Сейчас подтянемся, готовь кофеек.
– Ну и зачем напросился? – неодобрительно поинтересовался Станислав, подняв изумленно брови. – Хвастать пока нам нечем особо.
– Начальство, конечно, не стоит баловать, – улыбнулся Лев, – но Петр не только наш с тобой начальник, но вроде и друг, а? К тому же он в прошлом блестящий оперативник, да и сейчас хватку не потерял. Вдруг да присоветует чего умное? Кроме того, я не могу связаться с командованием ПВО округа, чтобы осведомиться – не летало ли там, над Окой, в известное время чего-нибудь такое… интересное. Астрономия у меня на погонах не та. Петр – может. О чем я его и попрошу. И еще: у меня в его присутствии начинают интенсивнее извилины шевелиться. Пошли, сыщик!
Генерал выслушал рассказ Гурова и Крячко внимательно, не перебивая. Затем подошел к клетке Капитана Флинта, ласково посмотрел на птичку.
– У-тю-тю, пиратик ты мой желтенький! – В баске Петра Николаевича явственно прозвучала нежность. – Пора нам с тобой, мне, в смысле, в отставку. На пенсию! Засядем на даче в Кунцеве или, еще лучше, запишемся в клуб любителей канареечного пения. Если два моих лучших сыскаря несут подобное, то никуда я, как начальник управления, не годен. Триллер пополам с хоррором, да еще фэнтези приправлено! Нечистая сила у них по Подмосковью летает в сопровождении инопланетян и трупами журналистов пойму Оки бомбардирует. Словом, «над Окой… фигня летала серебристого металла. Много стало в наши дни неопознанной… фигни». Я же их учил, а они что?! Уши вянут. Значит, хреновый из генерала Орлова учитель… Причем заметь, Флинт, эти деятели почему-то считают, что я с командующим особым Московским ВО Министерства обороны на дружеской ноге. Прямо этой самой ногой дверь в его кабинет открываю! А я, увы, до таких высот не дотягиваю. Не оправдываю их надежд! Говорю же, слаб в коленках, на покой пора, на пенсию, по всему выходит, что так.
Гуров и Крячко переглянулись.
«Это же уметь надо, – восхищенно подумал Гуров, – обругать себя так, что идиотами-то мы со Станиславом оказываемся!» А вслух сказал самым мрачным и расстроенным тоном:
– Намек твой весьма прозрачен, Петр Николаевич… Обидеть подчиненного – дело нехитрое. Спасибо, мы со Стасом кое-что поняли. Но слов произнесено много, а главного меж тем не сказано: посоветуй, что делать в этой распоганой ситуации. Куда нам плыть и каких берегов держаться?