Кстати, потомки Адамса до сих пор торгуют пивом, и пиво это, особенно лагер, надо сказать — прекрасное, для тех, кто интересуется. Название сохранено — Сэм Адамс.
Английский контингент разгуливал по Бостону в красных камзолах. Местные шутники подначивали местных простачков подходить к солдатам и спрашивать, по чем нынче крабы на рынке.
Тем временем в Филадельфии собрался, в вышеупомянутом здании, Конгресс. И объявил о формировании Континентальной Армии.
Тут же последовал вооруженный конфликт. Пятимиллионная страна, минус лоялисты, противостояла Империи. Главнокомандующим после многочисленных споров был назначен бывший молодой лейтенант, теперешний генерал, Джордж Вашингтон. Долго отнекивался (не шучу).
Собственно, так или иначе, Колонии отделились бы от Империи, поскольку ничем, кроме налогов, не были с нею больше связаны. У всех была своя жизнь.
Интересная деталь — к этому моменту лондонский Парламент официально оповещен не был. Т. е. покамест это был не официальный разрыв, но просто бунт.
Колониями правил помаленьку филадельфийский Конгресс. Обычная история — налоги, бюджет, средства, политики тянут резину, армии не хватает снаряжения и амуниции. В какой-то отрезок времени армия Вашингтона торчит в долине, раздетая и голодная, больше года. В этой связи упоминается странный апокрифический эпизод, весьма похожий на правду.
Генерал Вашингтон военным гением отнюдь не был. Но то, что он был прирожденным лидером — сомнению не подлежит. Единство армии он сумел сохранить все это время. И когда почувствовал, что дальше так нельзя, то, взяв с собой сравнительно небольшой отряд, скорым путем выехал в Филадельфию. В Конгрессе шло очередное бюрократическое заседание, когда во дворе раздался топот копыт и бравый генерал на белом коне (без шуток) въехал в сопровождении своего отряда в здание Конгресса, со шпагой наголо. Попадали стулья, конгрессмены вскочили на ноги. Поправив парик с темно-синей лентой и повертев в воздухе клинком, сидя в седле, Вашингтон задумчиво посмотрел на бюрократов. За спиной его торчали штыки солдат Континентальной Армии, из чего конгрессмены уяснили для себя, что говорить сейчас будет вот этот самый всадник, а они будут молчать и слушать. И всадник заговорил.
— Эта… как его… средства нам будут, или нет? У меня половина солдат без обуви. Не хотят ли господа, чтобы мы все одним махом перешли на сторону англичан? Вы не представляете себе, как они будут довольны, англичане. Я, господа, неважный оратор, но суть передаю правильно. Я не знаю французского, но отношения к делу это не имеет.
И Конгресс спешно выделил средства.
Показателен, в историческом смысле, канонизированный сегодня эпизод с Полом Ревиром. Прискакав в одиночку в городок, он крикнул зычно — «Британцы идут!» И весь городок поднялся против англичан, с оружием в руках. Отметая в сторону красивости, можно заключить, что, несмотря на лоялистов, большинство населения было к англичанам настроено весьма враждебно, а англичане к населению.
И показательна иностранная помощь. На сторону Колоний встали две страны, традиционно враждебные Англии — Франция и Россия. Екатерина Вторая помогала в основном деньгами и дипломатией. Но Людовик Шестнадцатый послал в Новый Свет значительный контингент в помощь Вашингтону. Самая известная фигура в этой французской стороне истории — генерал Лафайетт. Но это к данной главе не относится.
И, наконец, когда военные действия были в самом разгаре, кому-то пришло наконец в головушку буйную их узаконить. Дело это Конгресс поручил самому необычному человеку эпохи — Томасу Джефферсону.