Там, в грузовиках, надежнее. На мягких опилках!.. Отовсюду плывет сладкий предгорный воздух! Это чистый кислород!.. Это Кавказ! Распахнувшийся Кавказ окутывает мозги. Окутывает и нежит молодую душу… Кавказ зовет к себе… Новобранцы счастливы! Нет-нет и они встают в полный рост – в прыгающем кузове движущегося грузовика. Трясут автоматами. (Если Жора или сержант оружие отнять не успели.) Падают и опять встают…
И вот уже стреляют, стреляют! Где эти чертовы чечены? Где война?.. Командиры, ау-ууу!.. Некоторые рвутся воевать прямо здесь и сейчас… Сколько можно медлить! Надо ввязаться в какой-нибудь бой, прежде чем развезет от жары.
В бой! И поскорее… Эти чертовы грузовики, что с бочками бензина, нас только тормозят. Они впереди колонны. Неповоротливые, мать их! Говнюки! Дайте нам дорогу!.. Мы бы уже вовсю воевали!.. Если бы не эти грузовики.
У самых пьяных Жора и сержант Борзой продолжают отбирать оружие, автоматы под брезент!
Жора и сержант вынужденно разделились – в кузове первого порожнего грузовика бдит Жора. Его задача усадить на опилках (желательно уложить) самых упившихся и буйных. Таким водки всегда мало! Спать не желают… Уложить… Пусть ползают теперь по опилкам и друг по другу.
Во второй грузовик сержант Борзой-Бабкин отобрал более спокойных и сонных. Всем лежать… Спать на опилках, чего уж лучше!.. Едва докурив, сержант Борзой и сам засыпает.
Но ненадолго. Заснувшие шевелятся. Кто-то поднимет башку… Кто-то негромко зовет кореша:
– Мудила-аа… Мухи-и-ин!
Однако сержант Борзой, лежа сверху (сразу на двух-трех солдатах), спит бдительно. Он начеку. Если кто зашевелился, сержант, не просыпаясь, тотчас переползает на него. Наваливается. Под сержантской тяжестью (и властью) тот притихает. Заснул. С ним вместе засыпает и сержант. Хоть и опять ненадолго.
Зато Жора в первом грузовике держится на ногах вполне. Он, в отличие от сержанта, не переползает через своих подопечных. Он перешагивает. И затем просто сшибает с ног очередного буйного, некстати приподнявшегося. Р-раз!.. И тот уже барахтается на дне кузова. На опилках. Кричит:
– Как ты мог, сучара! Как ты мог меня!.. Рядового Коптева!.. Ответишь!
Но Жора даже не смотрит на него. Он один стоит сейчас в рост в кузове грузовика. Чуть держась за кабинку… Он один смотрит на дорогу. Он просто один. Ему нравится, как клубится кавказская пыль. Как она мощно завихряется!
Двадцатилетнему Жоре хорошо стоять. В кузове мчащегося грузовика. Ему думается, он сейчас в далеком солнечном детстве. В самой глубине детства!.. Мне пять лет, думает он. Нет, семь.
На пустой платформе застыл Красная Повязка. Он в некотором ступоре… Вокруг опустевшие рельсы, пустые пути, безлюдный вокзал. Тихо.
Сзади к Красной Повязке вновь подходит старик-чеченец. Он без тележки, однако же опять со своей, никому здесь не нужной бляхой носильщика на груди.
Оба молчат.
– Сашик будет недоволен, – опять изрекает старик.
– Да фиг с ним, с Сашиком.
– Не говори так.
Красная Повязка сплюнул в сторону. Слава богу, разделался с солдатней. Надо же!.. Из Ханкалы ни одна зараза не приехала солдат встретить!
Бедолаг-солдат гоняли с поезда на поезд. Не спавших. Не евших… Счастливчики, они хотя бы водки нажрались… Сначала туда-сюда под Ростовом. Забыли придать офицера вместо заболевшего… И почему только один офицер? И даже в Моздоке трижды! – трижды их пересаживали!
– Давно таких солдат не было, – вздыхает старик-чеченец.
– Давно.
– Таких пьяных совсем не было. Не помню.
– Год назад были.
– Э-э!.. Целый год!
И Красная Повязка, и старик думают об одном – и зачем сюда таких присылают? Кто их собрал? Откуда они?.. Как будто приехали из прошлого.
– Сашик будет недоволен, – со вздохом повторяет старик. – Зачем же незнакомых солдат – в его грузовики?
Красная Повязка, еще разок сплюнув, спрашивает:
– Ты разве видел его здесь?
– Два дня назад.
– И как?
Старик скорбно произносит:
– Сашик совсем не улыбался.
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Да-ешь вой-ну!.. – орет солдат. Весь в опилках… Кое-как поднявшийся в тряском кузове грузовика.
Устроил бы и мир с чеченами. Долгий-долгий мир… Чечены тоже люди. А солдаты могли бы половить здесь рыбку. В горных речках, говорят, отличная рыбешка, хотя и мелкая.
Однако все-таки общее и дружное солдатское мнение – на войну! Мать вашу! Почему так медленно едем?!. Начхать! Дайте нам дорогу!.. Бензин?.. Горючка для майора Жилина… Кто такой этот гондон Жилин? И уже сколько про него базара!.. Нахер его!
Три его грузовика с бочками?.. Вот и пусть их чечены спалят!.. Начхать… У-уууу! Как огонь заполыхает!..
Они уже отъехали около ста километров. Им начхать.
Зато майору Жилину не начхать на грузовики с горючкой. Майор Жилин – это я.
Прораб Руслан хладнокровен. Руслан мне звонит без паники. Он только-только подключился к колонне, чтобы сопровождать грузовики с бензином… Да, да, проблема! Колонну остановили… Еще и гор не видно, а уже проблема!
По его словам, дело идет к большому выкупу или к большой крови. Колонна стала на полдороге. Перегородившие путь чичи требуют денег.
– Пьяная солдатня, Александр Сергеич. В грузовиках… В дым пьяная… Их всех порежут. Их почему-то прикрепили к нашей колонне.
– Чичей много?
– Достаточно.
– БТРы стреляли?
– Слава богу, нет.
Отзвонив майору Жилину, свой мобильный телефон Руслан, конечно, спрятал. Тут же!.. Мобильник здесь, на дорогах, зачастую повод и предмет первой ссоры. Первая искра!
Но голос его не дрогнул. Это хорошо.
– Еду, – говорит майор.
Разрулить ситуацию. И поскорее!.. Руслан будет стоять до последнего.
Говоря общо, Руслан – чеченец, и он ненавидит федералов. Но говоря конкретно, Руслан – чеченец, и он честен в порученном ему деле. Такой коктейль чувств… Частый здесь, в Чечне… Майор Жилин знал своих. (Я знал. Я так и видел Руслана с трехцветным российским флажком. Стоит Руслан, не дрогнет… Возле нашего головного грузовика, полного по самый край бочками с классным бензином. Это как жидкая взрывчатка.)
Чеченцы-вояки, напавшие на колонну, наверняка подсмеиваются над Русланом. Что делает прораб на большой дороге?.. Мало-помалу оскорбляют. У него, в отличие от боевиков, нет ни автомата, ни пистолета… Только флажок.
А потому майор Жилин, выскочив на прямую дорогу, гнал вовсю свой джип-козелок. (Я уже гнал. Я спешил.)
Но кое в чем майор Жилин заторопился. Не угадал в выборе солдата… Майор взял его, чтобы при случае тот порулил. Или чтобы солдат выставил в окошко дуло автомата, когда майор сам будет рулить. С виду солдат как солдат… Угадать трудно… Когда берешь кого-то в помощь.
По расстоянию были не так далеко, успевали…
Издали уже видны чеченцы. Мелкие фигурки, стоя возле колонны, трясли автоматами… Солдат загодя сильно трусил. Глаза совершенно круглые! Хотя он и выставил свой автомат.
Звонок… Руслан сумел-таки позвонить мне еще раз – чичи разъяренные, майор!.. Они только-только из зеленки. Бомбленые… Голодные… Будьте готовы ко всякому.
Да, да, полевой командир согласился, чтобы майор Жилин дело с захваченной колонной разрулил. Чтобы замирил. Командир согласился, как только услышал, что майор Жилин сейчас недалеко. И конечно, чтобы деньги… Полевой командир так и сказал: “Майору я доверюсь. Но пусть приезжает скорее. И с деньгами”.
– … Какие они солдаты, Александр Сергеич! – торопился сказать Руслан. – Так себе… Салаги.
– А офицер?
– Нет его.
Майор переспросил – не набивают ли чичи цену, Руслан? Надо ли сейчас так спешить?..
– Надо, надо, Александр Сергеич. Крови много будет!
– Война, Руслан.
Чеченцу лучше сразу и прямо сказать главное. Озвучить. Чеченца не надо успокаивать. Тогда он сумеет включиться весь… На главном инстинкте. Проблема в том, что у майора Жилина как раз в те дни не было денег. (У меня были деньги, но мало.)