— Я-то прирожденная ведьма, — сказала она и игриво улыбнулась Мише: — Может, это тебя когда-то и отпугнуло?
Миша насупился:
— Вообще-то это ты тогда чего-то испугалась.
— Разве? — невинным тоном спросила она, поигрывая пальцами по бахроме на платье.
— Хотя теперь это не важно, — бросил Миша. — И я люблю Вику именно за то, что она обычная.
— Теперь уже необычная, — подмигнула ему Крыса. — Значит ли это, что ты ее больше не любишь, а?
— Разумеется, не значит, — сказал Миша с досадой.
— Знаешь, — сказала Мелисса с заговорщическим видом, — вот смотрю на вас и думаю, может, все же зря я тогда не приняла твое предложение?
Предложение? Какое еще, на фиг, предложение?
А Крыса продолжала:
— Ты мне тогда показался таким милым юным мальчиком, я подумала — какой брак? Он слишком молод! — она засмеялась.
Миша ухмыльнулся:
— Как будто ты была старше!
— Вот именно! — сказала она. — Я и сама была совсем глупой девчонкой!.. А ты стал таким видным мужчиной!
«Моим мужчиной!» — хотела сказать я, но сказала другое:
— И давно это было?
— Что? — спросили они оба. В один голос.
— Ну, твое предложение? — я посмотрела на Мишу.
Он слегка замялся:
— Да сто лет назад.
— Вовсе не сто! — сказала Мелисса. — А всего лишь м-м… шесть, ах нет — семь лет назад! И правда, давненько! — Она расхохоталась. Потом спросила: — Ну а вы — давно знакомы?
— Да, — сказала я.
— Нет, — сказал Миша одновременно со мной.
Я возмущенно посмотрела на него, а он, будто защищаясь, сказал:
— Меньше года.
— Действительно, давно, — кивнула Мелисса мне. — Что же ты, Миша, так долго думал, прежде чем жениться?
— Потому что это серьезный шаг, — ответил Миша.
— О, так ты стал серьезным. И больше не теряешь голову от чувств? — скривились в улыбочке ее ярко-розовые губы. И она добавила с издевкой: — А мне-то было показалось, что у вас великая страсть! Сумасшедшая любовь.
Сумасшедшая любовь? Страсти-мордасти, как в бразильских сериалах? Жгучие взгляды, фразы вроде «Жить без тебя не могу!», ревность, драки и прочее… Разве такое бывает в жизни? У нас с Мишей все было как-то спокойно, нормально, ну, в общем, можно сказать, без всяких страстей. А может, это неправильно?
Ну вот, эта гадюка заставила меня сомневаться, что у нас в отношениях все хорошо! И я сказала с вызовом:
— Да! У нас великая страсть! — Обняла Мишу за шею и впилась ему в губы самым страстным поцелуем, на который была способна. Или даже — до этого момента — не способна.
И я продлила поцелуй как можно дольше, так что Миша стал легонько вырываться из моих объятий, а когда наконец ему это удалось, глаза у него были, как фонари, и он хватал ртом воздух.
Кажется, я слегка перестаралась.
— Супер, — сухо произнесла Крыса.
Вот так-то! Знай наших!
Но блондинка быстро очнулась и сказала:
— Миша, может, потанцуешь со мной — по старой дружбе? А то я чувствую себя тут совсем одиноко — мужчин здесь мало, да и то все женаты. — Она провела ладонями по своему блестящему, с бахромой, платью, будто оправляя его, и кокетливо улыбнулась.
Ах ты, стерва! Миша тоже, между прочим, почти что женат! Но «почти что женатый» уже отвечал:
— Да, разумеется.
И даже не спросил меня! — ну, типа: «Если, конечно, ты не против, дорогая».
Они ушли к эстраде, а я осталась в одиночестве, хмурая и несчастная.
Да, в мире ведьм не ценятся длинноногие блондинки с пухлыми губами, но эти блондинки ценятся в мире мужчин, черт побери!
Я заметила девочек, которые сидели на ступенях лестницы, ведущей на второй этаж, и увлеченно рисовали в больших альбомах. Я подошла к ним и сказала:
— На каменных ступеньках сидеть холодно, вы бы лучше перебрались на диван или на…
Старшая девчушка, с кудряшками, подняла на меня удивленный взгляд, потом сказала снисходительно:
— Они же деревянные.
Шутит? Мне что же, своим глазам не доверять? Ладно. Я прикоснулась к ступени ладонью: ох ты, и правда, на ощупь деревянная. Лакированная стершаяся поверхность была гладкой, но структура дерева чувствовалась. Загадка.
Я поднялась выше и заглянула в альбомы. Девочки рисовали авторучками. На белых страницах теснились простые предметы: стакан, яблоко, блюдце, спичечный коробок и спичка рядом, карандаш, конфета. Рисунки были выполнены неуклюже, линии кривились, но это и неудивительно для пяти-шестилетних художников. Удивляла проработанность деталей: были начерчены все грани карандаша и стакана, и хотя неразборчиво и мелко, но сделаны надписи на конфетной обертке и на спичечном коробке.
— Вы в художественную школу ходите? — спросила я девочек.
— Нет, — в один голос ответили они.
— Здорово рисуете.
— Мы не рисуем, — сказала младшая. — Мы, — она постучала ладошкой по светлой своей головке, — запоминаем.
И правда: так, как они рисовали карандаш или коробку, мог бы рисовать карту вражеских укреплений разведчик. Главное — не форма, а детали.
— А зачем запоминаете? — спросила я.
— Для магии, — как глупой, объяснила мне кудряшка.
— Мама говорит, — посмотрела на меня младшая, — что надо уметь все вообразить в уме, — она снова постучала ладошкой по голове. — Чтобы потом хорошо наколдовать.
— А-а, — протянула я, — конечно.
Магия воображения. Чем детальнее ты представишь объект, тем, значит, он лучше получится.
Я увидела издалека ярко-желтое платье Мишиной бабушки. Она сидела на диване-«айсберге» с бокалом в руке. Я пошла к ней и присела рядом. Старушка сказала мне:
— Коктейль Маргарита. Всегда его любила. Может, из-за названия? — Она засмеялась и отпила из бокала. — Мм-м, вкуснятина. А ты почему ничего не пьешь?
— А я нервничаю, — сказала я.
Она подняла бокал:
— Отличное успокаивающее средство… — Она щелкнула пальцами свободной левой руки, и в них оказался второй бокал. Коктейль там был другой: розовый, прозрачный, а на дне лежали нарезанные ягоды клубники. Она отдала бокал мне: — Этот тебе должен понравиться. Называется «Виктория в розовом».
Я потянула коктейль через соломинку. И правда, очень вкусно. И потом, я всегда любила клубнику. Неужели тоже из-за имени, как и Маргарита — свой коктейль?
А Маргарита спросила:
— Так почему ты нервничаешь, милая девочка?
— Н-ну… — Не говорить же: «Из-за того, что Миша смущается в присутствии соседки в дурацком платье».
Маргарита сказала:
— Сейчас допью коктейльчик, и пойдем учиться колдовать.
— Правда? — обрадовалась я.
— Да. А то этот инспектор может и правда подумать о нашем семействе черт-те что.
— А Миша недоволен, что я стала ведьмой, — грустно сообщила я старушке и помешала соломинкой коктейль.
— Привыкнет, — сказала старушка.
— Скажите, — нерешительно обратилась я к ней, — а почему вы решили отдать власть мне?
Я ожидала, она ответит, что разглядела во мне какой-то особенный талант, или, может быть, у меня такие умные глаза, или, ну не знаю, голос приятный…
А старушка сказала, пожав плечами:
— Больше всего я не люблю вопросы зачем да почему. Знаешь, настоящая ведьма обычно все делает по вдохновению, по наитию. Без причин. Но! Потом оказывается, что это было самым правильным.
Хм. Ничего не понятно. Кроме того, что моей заслуги в том, что она меня выбрала главой клана, вовсе нет.
— Скажем, ты просто под руку подвернулась, — заключила Маргарита.
Ну ладно. Подвернуться под руку тоже надо уметь. Наверное.
— А что, — спросила я, — в ведьму, значит, любую можно превратить?
— Угу, — кивнула Маргарита и отпила коктейль. — Только для этого нужна сила всего клана. Клан может собраться на шабаш и принять простушку в ведьмы. Или глава клана может передать свою силу. Потому что глава клана обладает силой магии, равной силе всех ведьм семьи вместе.
— Но вы ведь, хотя и отдали магию мне, все равно колдуете? — спросила я.
— Теперь моя магия равна магии обычной рядовой ведьмы, это магия, которой я была наделена с рождения. А вот твоя… — Она лукаво посмотрела на меня. — Ты во много раз могущественнее любой ведьмы в клане.