— Что?
— Будто шелест, слышишь?
Я приложила браслет к уху. Нет, ничего не слышится. Хотя… может быть, и слышится.
— Да это чайник шумит, — сказала я.
Миша выключил газ:
— А теперь?
Ну, вроде бы шелестит.
— Там что-то в пластинках внутри? — спросила я.
— Нет, — покачал головой Миша. — На самом деле это не шелест, браслет произносит нашу фамилию, «Реймс».
Я снова послушала — нет, он меня дурачит! Шелест и шелест, но ничего похожего на слово «Реймс».
— Услышать могут только ведьмы или сыновья ведьм, — сказал Миша.
— Ну да, ха-ха, смешно, — сказала я, скривившись.
— Идем. — Он взял меня за руку и потащил за собой в зал.
Открыл шкаф, достал с полки свой серый свитер домашней вязки и подал мне:
— Пощупай.
Я не понимала, чего он хочет, но свитер взяла. Приятный, мягкий, теплый.
— Чувствуешь? — спросил Миша.
— Что?
— Он теплый.
Свитер был и вправду точно с батареи сняли.
— Бабуля связала, — сказал Миша. — И слегка наколдовала, чтобы он всегда меня согревал.
Я хмыкнула. Заглянула в шкаф — ни грелки, ни утюга какого-нибудь там не обнаружилось.
— Погоди, так бабушка твоя тоже, что ли… — Не то чтобы я поверила полностью, но мне всегда хотелось, чтобы такие вещи существовали: ну, волшебство, магия…
— Бабушка, и тети, и двоюродные сестры… Все женщины в семье, — и он добавил чуть тише: — И жены моих братьев тоже.
Тут мысли мои вдруг переключились на другое.
— Значит, я не вписываюсь?
— Не вписываешься? — сказал он, будто бы не понимая. Но глаза опустил.
— Ну, все женщины ведьмы, и жены твоих братьев тоже… У тебя сколько братьев, кстати?
— Двое.
— Ну вот, а я просто человек.
— А мне бы и не хотелось, чтобы моя жена была ведьмой.
— Правда? — улыбнулась я.
Он сгреб меня в объятия:
— Ты бы колдовала, была бы могущественной, делала бы все, что захотела…
Мне прям захотелось быть ведьмой, честное слово. Но Миша продолжил:
— А я? Я был бы вроде твоего верного глупого пса.
— То есть ваши мужчины, они…
— Они обычные люди, — сказал Миша. — Жены вертят ими как хотят. А мне бы хотелось равноправных отношений.
А теперь мне очень даже нравилось, что я просто человек.
После его слов о равноправных отношениях я почему-то полностью поверила, что ведьмы существуют.
— А мы сообщим твоей семье, что собираемся пожениться? — спросила я.
— Само собой! — сказал Миша.
Я представила, как Миша скажет: «А это моя невеста — Вика», и все кинутся меня целовать в щеки, обнимать, будут поздравлять нас и поднимать за нас тосты на этом званом семейном обеде.
— А если спросят, когда свадьба? — обеспокоилась я. Месяца два-три на подготовку, пожалуй, хватит.
— К Новому году? — спросил Миша.
— Да, — покивала я. Можно будет подобрать прелестную белую шубку из пушистого искусственного меха. И весь город будет нарядный и сияющий, будто нарочно для нас.
Весь вечер я выбирала одежду. Спросила Мишу, что могут значить слова «все, что душе угодно», он ответил:
— Все, что душе угодно.
Шуточки ему. А я еду с родителями жениха знакомиться! Надо выглядеть милой, скромной, но в то же время и не серым воробышком — а то решат, что Миша мог бы найти кого и повиднее.
Вопрос первый — платье или брюки? Платье, конечно, и наряднее, и женственнее. В ушах звучали слова мамы: «Викуля, ты же девочка! Снова эти драные штаны! Тебя воспитательница в группу не пустит!» (Ах, какие это были чудесные розовые джинсики с цветочками! До сих пор ищу похожие!)
Наверное, все матери ждут, что их сыновья придут с невестой, одетой в симпатичное платьице длиной чуть ниже колена, в мелкую клеточку и с расклешенной юбкой, или вот в это скромное мини, бледно-розовое в узорах. Надеть туфли, трикотажную кофту, и я буду вся такая романтичная, нежная, как героиня старых фильмов. Я им определенно понравлюсь. И я решительно вытащила из шкафа вешалку с розовым платьем.
Но с другой стороны — что такое поместье? Это пастбища, поля и леса. Ну, мне так кажется. А в чем люди ходят на пастбищах? Мне вспомнились почему-то американские киношные ранчо, где обитают лихие ковбои в джинсах и кожаных жилетках. Джинсы! В них можно лазать по холмам и долинам, прыгать, бегать и спокойно перемахивать через изгороди. Ведь после обеда мы наверняка отправимся на прогулку!
Хороша же я буду в своих коротеньких миленьких платьицах, цепляющихся за колючий кустарник, и в туфлях, увязающих в земле!
Я вернула платье в шкаф и вытащила оттуда свои любимые темно-синие джинсы. Романтизирую их блузкой в мелкий цветочек, а для тепла возьму… пожалуй, кофту, которую сама связала из остатков разных шерстяных ниток.
Бабуля Миши тоже вяжет, да и мама, наверное. Они увидят, что я вписываюсь в их семью, как родная. И к тому же заметят, что я творческая натура.
И кроссовки, разумеется. Белые. Совершенно белые. В магазине было полно белых со всякими синими и черными полосками, но я увидела эти и поняла, что могу их надеть даже со свадебным платьем. Это было бы оригинально и очень удобно! Стоять весь день, принимать поздравления, танцевать, участвовать в конкурсах, которые придумывают ведущие свадеб — все это можно выдержать только в кроссовках!
Потом я вспомнила, что половина Мишиной семьи — вовсе не обычные люди. Я спросила его, ведьмы одеваются по-другому, чем мы? Он оторвался на миг от журнала про компьютеры, наморщил лоб и сказал:
— Да вроде бы нет.
Ох уж эти мужчины! Им совершенно плевать на одежду!
— Может, они носят все черное? — Мне вспомнилась семейка Адамс.
— Вот это уж точно нет, — прозвучало из-за журнала.
Ага, значит, совсем наоборот — цветное. Уж чего-чего, а цвета в моем наряде будет предостаточно. Особенно если станет прохладно и я надену кофту.
Коробка с белыми свадебными кроссовками была на шкафу. Я не хотела их носить до свадьбы, но завтра же особенный повод.
Я поставила к шкафу стул и залезла на него. Коробка была далеко, я могла достать до нее только кончиками пальцев. Да кто ж ее так далеко засунул?! А, ну да, помнится, летом я убирала на шкаф пакет с зимней курткой. Пакет, видимо, толкнул коробку.
Я встала на цыпочки, потянулась, и вот уже, почти… Рука моя скользнула по коробке…
— Хотя, да, вспомнил, тетя Орхидея одевается во все черное, — произнес Миша.
— Почему? — Я попыталась взглянуть на него из-под руки, потеряла равновесие, зашаталась и как-то неудачно спрыгнула на пол, вскрикнув: — А-а!
Нога! Ох, как же больно!
Сверху с шуршанием свалились коробка и пакет с курткой. Хорошо, что не на голову.
Миша вскочил с дивана, подбежал ко мне:
— Ты чего?
— Все нормально. — Я плюхнулась на стул. — Так почему?
— Что почему?
— Почему она носит черное? — Я ощупывала левую лодыжку.
— Кажется, потому что черный стройнит, — озадаченно произнес Миша. — Что с ногой?
Я попробовала повертеть стопой. Ой, ой!
— М-да, — сказала я.
— Что? — испуганно спросил Миша.
— Имя у нее странное.
— У ведьм всегда такие.
— Какие?
— Цветы, растения. — Он пожал плечами.
Я снова осторожно повела стопой вверх-вниз. Да уж. Вывиха вроде нет, но танцевать и скакать через изгороди я завтра наверняка не смогу.
Может, все же надеть платье?
В общем, на утро, в субботу, я хромала, а лодыжка была припухшей.
Но свадебная кроссовка на ногу все же налезла!
Все утро я размышляла, что купить в подарок. Неудобно же являться с пустыми руками! Цветы его маме — это понятно. А еще что? Тортик, наверное, будет в самый раз к чаю.
— Розы? — переспросил Миша, когда я ему об этом сказала. Мы усаживались в его «Фольксваген Гольф». — Ни в коем случае.
— Почему? — удивилась я.
— Ведьмам дарят цветы только по их имени.
— Да? — Как интересно. — Но твою маму зовут Далия. Я не знаю цветов с таким названием.