— Это ваши дела, я тут не причем, — огрызнулась я и поправила причёску.
Зачем это сделала не знаю. Еще бы помаду на губах поправила. Да, что с людьми опасность творит? Со мной, так вообще, не понятно.
— Не согласен. Прежде всего, это твои дела, а точнее твои и твоего дружка, Вадима.
— С чего ты взял?
— Я просто, сопоставил мелкие хулиганства и административные штрафы с сорванными сделками. И вот что у меня получилось: происходили они в одно и тоже время, в одном и том же месте. Во всех этих случаях фигурируют только два человека. Это ты, красавица, и твой друг Вадим.
— Совпадение. У меня таких «хулиганств» хватит на всех бизнесменов по отдельности и вместе взятых.
— Да, ты не ангел, хоть внешность у тебя, закачаешься. Я приглашаю тебя погостить у нас с отцом. Поживёшь, освоишься... Скрывать не буду, у отца намечается сделка, кое с кем, и мне совсем не хочется, чтобы она сорвалась.
Он не шутил, это я поняла сразу. Вокруг его головы расцвели синие и малиновые блики, а это означало решительность в действиях, и желание настоять на своём.
Случившееся дальше ужасно настолько, что даже спустя год тяжело дается моему пониманию. Психолог говорит, что когда моё сознание переварит или хотя бы примирит ситуацию с действительностью, я научусь вспоминать это. Не получается пока…
Меня выволокли из машины и грубо усадили в «БМВ». После того как машина тронулась с места на голову надели мешок и связали сзади руки. Всё происходило, как во второсортном боевике. Заброшенный дом, подвал, железная кровать со старым матрацем, темнота. Мне удалось уснуть и даже увидеть сон. В какой-то момент меня растолкали. Пришлось выныривать из дремы. Это последний нормальный день в моей последующей трехмесячной жизни.
Яркий свет прожектора направленный мне в лицо, и красный глазок видеокамеры. Отчетливо помню, как поставили на ноги, и позволили умыться из поднесенного тазика. А потом…Первый удар в челюсть нанесенным огромным детиной, заставил скрикнуть. Я отшатнулась, и голова под напором чужого кулака повернулась в сторону плеча. Выровняла положение, потирая ушибленное место, и посмотрела на своего обидчика. Холодные глаза, тонкие губы, узкое лицо. Затем последовал второй удар, третий... Голова гудела, а удары сыпались, будто из «рога изобилия». Если я не могла встать сама, меня поднимали за волосы и снова били. Живот, рука, снова живот, челюсть, живот, и еще раз живот. От боли только стонала, потому что кричать уже не было сил. И в какой-то момент всё прекратилось, точно по мановению волшебной палочки, а точнее невидимого режиссёра, что снимал фильм об избиении.
Меня бросили на кровать и включили верхний свет. «Времянка», кажется, так называется одинокая лампочка, свисающая при ремонте. Именно она и была прикручена к потолку и дарила тусклый желтый свет. Перед уходом, мучитель оставил на столе половину пластинки с обезболивающим, и стакан воды. В полусне подошла к нехитрому предмету мебели, раскрыла таблетки и запила их водой. Скорее всего, я потеряла сознание потому, что ничего не чувствовала некоторое время. А потом всё повторилось заново, вплоть до оставленных на столе таблеток. Только в этот раз точно знала, что обморок меня настиг около стола.
В следующий раз, стало еще хуже. Меня не только били, но и заставляли ползти от угла до угла небольшой комнаты на четвереньках и при этом издавать звуки, подобные голосам домашних животных. Если качественно выполню задание, то будет поблажка, и дадут пощечину вместо удара в живот. И я ползла, блеяла, мычала, выла, кукарекала. Делала всё, чтобы заслужить пощечину. Голова гудела и лицо, скорее всего, опухло. На четвёртый день мне принесли поесть, но я не смогла, потому что челюсть болела даже при приёме обезболивающего. Только пила, и то маленькими глотками.
А потом я потеряла счет дням. Кто-то приходил, заставлял меня ползать, гавкать, танцевать, скакать и, надавав мне пощечин, уходил, а я снова проваливалась в забытьё. В какой-то момент не смогла встать, и меня таскали по полу. Я тихо постанывала, вглядываясь в окружающую темноту слипшимися гнойными глаза. Затем снова впадала в спасительную темноту обморока.
***
Очнулась я спустя месяц в одноместной больничной палате. Рядом с постелью на стуле сидела блондинка в белом халате и внимательно наблюдала за мной. Как только мне удалось полностью открыть глаза, она встала и, наклонившись надо мной, растянула губы в улыбке:
— Гутен таг, фрау Марта*
Женщина потянулась к панели над моей головой, нажала кнопку и снова села на место. Через несколько минут в палату вошли пятеро мужчин. Двоих я знала. Это были Некрасовы — отец и сын. Мирослав подошел к кровати и присел на корточки.
— Марта, милая, — начал Мирослав, но закончить не смог. Он уткнулся лицом в подушку, и заплакал.
Сумасшедший дом! Почему Марата? Что не так?
— Как состояние пациентки? – задал вопрос Некрасов-старший.
Молодой человек рядом с ним заговорил по-немецки. Значит, это переводчик. Двое других начали что-то отвечать, периодически поглядывая на меня, и сдержано жестикулируя. Я закрыла очи и попыталась заснуть. Получилось.
В следующий раз, когда я открыла глаза, была глубокая ночь. Палату освещала одинокая настольная лампа. На стуле возле кровати сидел Мирослав и смотрел на меня болезненным взглядом.
— Доброй ночи, Вика, — тихо сказал мой работодатель и наклонился вперед. — Тебя сейчас зовут Марта, и для всех ты моя невеста. Прошу тебя не выдай эту тайну. А сейчас попробуй заснуть. Тебе сейчас надо много отдыхать, так ты быстрее выздоровеешь.
Я послушалась тихого голоса и задремала.
С тех пор каждый раз, как разлепляла веки, передо мной был Мирослав с его спокойным взглядом и тихим успокаивающим голосом.
Спустя месяц я уже могла сама садиться на постели и кушать жидкую еду. Мирослав всё время был рядом, хлопоча возле меня. По вечерам он читал вслух книги, рассказывал, как обстоят дела на улице, и протекает жизнь в мире. Еще через некоторое время в моей палате повесили на стену телевизор. Спустя еще некоторое время Некрасов-младший решился объясниться со мной:
— Я давно хотел рассказать тебе то, что случилось давно, но сначала поговорим о другом. Не знаю, как ты отреагируешь на мой рассказ, поэтому начну с главного для меня. Я безумно люблю тебя. Сейчас ты не готова к решениям, и прошу ответить позже. Ну а теперь мой долг тебе всё объяснить.
Началась эта история давно, еще до моего рождения. Отец и Поляков были друзьями и вели один бизнес на двоих. Всё складывалось как нельзя лучше, и они стали монополистами в своей области. Как говориться у французов: «ищите женщину», вот она и нашлась, сама пришла и устроилась к ним в фирму.
Компаньоны влюбились в эту девушку. Её звали Эвелина. Сердце барышни выбрало моего отца, и вскоре произошли сразу два важных события: первое – компаньоны стали бывшими, и второе – состоялась пышная свадьба.
Вскоре родился я, и в семье воцарилось счастье. Мне исполнилось три года, когда бизнес отца без Полякова начал дрейфовать. В какой-то момент ситуация сложилась так, что фирму папы могли объявить банкротом. Именно тогда в жизни мамы снова объявился Поляков.
Отец стал дерганым и всё время пропадал на работе, пытаясь залатать «образовавшиеся дыры» в бизнесе. Мама чувствовала себя несчастной, и у них с Поляковым случился роман, который закончился ее уходом от отца и рождением Виктора.
Мне было пять, когда мама вернулась домой. Перед этим произошло несчастье. Она пошла выбирать для меня подарок и, поскользнувшись, упала в магазине. Женщина с маленькой девочкой, что сопровождали ее до больницы приехали сообщить об этом случае по месту прописки мамы. Родители так и не развелись, и папа этим воспользовался. Он сделал всё, чтобы она выздоровела, и очень многое, чтобы отсудить Виктора у Полякова. К большому сожалению, с последним ничего не вышло. К тому же отец Виктора запретил ему общаться с мамой и полностью взял его воспитание под свой контроль.