— А теперь всё сначала, Елька. А то я решу, что ты просто отнимаешь у меня время.
Елька посмотрела на меня с видом оскорблённой невинности. Кстати, а девица не так проста всё же. И что только Лель нашёл в ней? Бродила за ним молчаливо, так, что он, бедняга, через мой забор переползал, лишь бы только удрать от влюблённой девчонки. А вот в прошлом месяце объявили они всем Полозовичам, что теперь стали женихом и невестой. Радость Ельки было не описать словами. Крепость пала. Правда, немного не та. Лель отказывался называть причину, а Елька висела на нём почти всё время, не давая нормально пообщаться. Конечно, со мной ей не тягаться. Опасалась, что уведу ненаглядного.
— Мы были на реке, — тихо сказала Елька. — Я шла с обедом, время уже подходило. Из чащи раздавались удары топоров. Он с лесорубами пошёл за древесиной, — пояснила она, увидев мой удивлённый взгляд.
Лель — гончар, все чашки и горшки в моём доме — его работа. А рубить деревья он хоть и может, только не любит это дело. Матушка Леля из лесных дев родом, они очень трепетно ко всему живому относятся. Поэтому чтоб он взял топор да в лес?
Однако Елька не обратила внимания на моё молчание.
— Подхожу я к поляне, никого из мужиков нет, только Лель остался, — продолжила она. — Улыбнулся так ласково и нежно… — Её глаза тут же подёрнулись мечтательной дымкой, но тут же девушка встрепенулась, — и пошёл ко мне. Словечком не успели перемолвиться, как вдруг накрыла нас тень черная. Я подняла голову и потеряла голос от ужаса. Прямо на меня падал трёхглавый змей. Да такой огромный, что закрывал всё поляну. Крылья шипастые, тело чешуйчатое, из пастей клыкастых пламя летело. Я позабыла от страха всё, камнем будто стала — ни шевельнуться, ни выдохнуть.
Вот как. Крылатый змей да с тремя головами. Ну-ну, любопытно. Судя по реакции, дева и впрямь испугалась, только совсем не так, как следовало. Я вот тоже кое-кого боюсь, но при этом когда ты знаешь, какое оно чудище, страх совсем не тот.
— А Лель кинулся мне на защиту, — тем временем продолжала она. — Только как от такого-то… А змей схватил его когтями страшнючими и ка-а-а-ак взмоет вверх.
Елька закрыла лицо руками и тихонечко заскулила.
— Страшно-то как. И что делать?
Я постучала пальцами по столу. Звучит странно, только у нас всякое может быть. А о нелюдях и явлениях странных у нас положено докладывать чудеснице в первую очередь. А она уже говорит со старостой. Только хватило ли Ельке ума не порыдать у кого на плече, пока до меня добралась?
Заставив её выпить без остатка успокаивающий напиток, я выпроводила девушку домой. При этом наложив на неё лёгкое заклятие, чтоб кошмары не виделись да разговаривать о случившемся не хотелось. А то мало ли…
Забава молча проводила её взглядом, стараясь сдерживать истинные чувства. Какое-то время подруга тоже была влюблена в Леля, однако это скорее было: «все побежали, и я побежала». Влюблённость и очарование сошли на нет, а вот дружеские отношения остались. Только… Ельку Забава невзлюбила сразу и скрывать это не особо старалась.
— Такой пигалице и такой Лель! Приворожила же, как пить дать! Ну, подумай, Калина, чего он так? Бегал-бегал и тут согласился?
— Может, решил отдаться в цепкие ручки самой настойчивой? — хмыкала тогда я.
Всё же Лель ещё тот прохвост, до девиц охоч так, что словами не описать. Правда, расставаясь со своими любушками, поступал по чести. Никого не обижал и готов был отвечать за свои поступки.
Стоило только Ельке скрыться, я поманила Забаву.
— Пошли.
Забава фыркнула и вошла.
— Ну, что стряслось? — спросила тут же, едва оказавшись на пороге.
Я вкратце изложила историю Ельки. Забава только поморщилась и задумчиво заглянула в кадку с квашеной капустой, словно сейчас это было важнее всего.
— Рецептом поделишься, — невозмутимо сказала она. — А то со спасением мира поесть некогда. А у меня праздник на носу, гостям надо закусок предоставить.
Я сложила руки на груди. Нет, Забаву не изменить. Но в то же время у неё есть особенная чуйка на неприятности. Следовательно, раз она не прониклась рассказом Ельки, следовательно, ничего страшного не случилось.
— А капустка-то хороша-а-а-а, — донесся сверху хриплый голос. — Чудо прям. Я вчерась отведал — так прям так хорошо стало, слов нет!
— Хороша, да, — пробасили ему в поддержку откуда-то справа. — Хотя неплохо бы ягод добавить — так кислее и вкус чувствуется лучше.
Я закатила глаза. Забава постаралась сделать вид, что ничего не слышала. Два прожорливых домовых, которые считают, что она человек свой — это наказание.
— Совесть у вас есть? — ехидно осведомилась я.
— Нет, хозяйка! — хором ответили они.
Забава похлопала меня по плечу.
— Твои Тишка и Мишка — это ещё не беда. А вот мой Кузьма Мстиславович — серьёзно. Старый, самоуверенный и всезнающий. И всё время учит!
Хорошо хоть, они ей на глаза не показывались. Всё негоже щеголять не перед чудесницей или ворожкой. Потому, слава богам, обходились только разговорами.
Домовые захихикали. Мне же ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Мои хоть молодые, достаточно гибкие в плане новшеств и меня не в состоянии переспорить. А вот дядя Кузя — это серьёзно.
— Ну и, — Забава резко посерьёзнела, — что будешь делать с новостями?
А вот это хороший вопрос. Надо во всём разобраться. И Леля в беде не оставлю — друг детства, непутёвый братишка названный.
— Кстати, — неожиданно подал голос Тишка. — Хозяйка, скажи на милость, что это возле твоего дома кругами всякие ходят? Выглядит как человек, а не человек. Зверем диким смотрит, а не зверь. Тьма впереди него дорожкой стелется и слова нечеловеческие с губ слетают. Не знаешь, кто это, а?
ГЛАВА 2. Ночь с чужаком
Ночь выдалась тихая и жаркая. Я уснула почти сразу, едва голова коснулась подушки. Только шикнула на болтунов-домовых, которым только дай языками почесать. А то, что хозяйка за день по хозяйству накрутилась и набегалась, так это их не волнует. Правда, не буду скрывать: Тишка и Мишка — ребята понятливые. Если я говорю, что хочу спать, то ворчат совсем недолго и отправляются сторожить дом от всякой напасти, которая любит у нас гулять по ночам. Ведь жилище чудесницы — лакомый кусочек. Сила тут чародейская, земля волшебная, яблоня — и та принесена из садов тайного благодетеля, только не знает об этом никто из полозовчан.
А я знаю. И Тишка с Мишкой знают. Как и Васька. Но о нём, паразите, лучше без надобности не вспоминать, а то явится, даже если не звали. Такой уж характер, неугомонный да непоседливый.
Все звуки внезапно смолкли: ни шелеста листвы, ни шепота ветерка, ни щелчков и шуршанья ночных зверьков. И сама не могу пошевелиться, будто всё тело сковало. Только не железом, а истомой сладкой. И дышать тяжелее стало, а во рту пересохло, будто от волнения. Я сбросила себя покрывало, вдохнула полной грудью. И впрямь, что это такое? Воздух будто с огнём воедино сплёлся и опаляет с каждым вдохом.
— Ты не бойся меня, Калинка-малинка моя, — прошептал у самого уха голос, от которого сердце забилось пойманной пташкой в клетке злодея-разбойника. — Не обижу тебя. Только не могу прийти, как честный человек, а силы не ходить — нет. Пропадаю без тебя.
А потом вдруг уста обожгло так горячо, что я невольно охнула. Крепкие руки обвили стан и приподняли над кроватью. Я ойкнула и уперлась руками в грудь незнакомца. Только дурман желания закружил голову так, что захотелось самой потянуться к губам незнакомца и…
Я резко вскинула руку, и алый всполох озарил комнату.
— Ай! — совершенно искренне возмутились надо мной, не ожидав такой подставы.
Я упала на кровать, а ставни со стуком распахнулись. Только успела краем глаза заметить, что вылетела из комнаты какая-то птица. И тишина.
Села на постели, пригладила каштановые встрёпанные волосы и покачала головой. Так-так, это тебе, Калинка, уже не приставания на улице. Быстро надо что-то с защитой дома делать.