Время шло. Жизнь в Суффолке и в самом деле была тихой заводью, но вести о событиях в стране доходили и сюда. Так они узнали, что королева вновь была беременна, но всякий раз дело оканчивалось выкидышами.
– Люди говорят, что не стоило Генриху жениться на вдове брата, – говорила леди Гилфорд принцессе.
Та никак не реагировала на её слова. Казалось, события при дворе её не беспокоили. И все же когда пришла весть, что король собирается на войну, она оживилась.
– Он будет воевать с французами. Давно пора. Франция – наш извечный враг. И Генрих готовится вместе со своим тестем Филиппом Арагонским и императором Максимилианом Австрийским пощипать перья французскому петуху.
Король отбыл с огромным войском, а Катерина Арагонская была удостоена высшего доверия своего супруга, будучи названа регентшей на время его пребывания во Франции. Ещё никогда женщина в Англии не пользовалась подобной властью.
– Подумать только, – говорила Мэри, – а ведь я помню её униженной, в простом платье со штопаным подолом.
Мэри говорила это беззлобно. С тех пор, как у неё появились деньги – свои деньги, – она позволяла себе жить, если не роскошно, то вполне сносно. Она не держала зла на Генриха и Катерину, однако, когда именно после отбытия Генриха из Англии, она стала получать послания от королевы, то бросала их в камин, не читая.
– Я – отрезанный ломоть. Я сельская госпожа, а не принцесса, – говорила она оторопевшей леди Гилфорд. – И пока мой жених не созреет и не пришлет за мной, не хочу иметь ни с Катериной, ни с Хэлом ничего общего.
Но, видимо, она все же чувствовала себя английской принцессой и, когда стали приходить тревожные вести, она не на шутку заволновалась. Воспользовавшись тем, что король с армией на континенте, с севера вторглись шотландцы. Король Яков IV, несмотря на мирный договор с Англией и на мольбы сестры Генриха VIII Маргарет начал войну.
Теперь Мэри с жадностью выпытывала новости, горячо сопереживала. Но, оказывается, жена её брата была женщиной незаурядной. Оставшись без войск и опытных полководцев, она сумела пламенными речами и публичными выступлениями зажечь патриотический пыл англичан, рекрутов набрали быстро, и когда она выступила на север, у неё было уже вполне приличное войско, которое пополнялось в каждом городе, через который она проезжала, на каждой рыночной площади. Так Мэри узнала, насколько популярна в стране её золовка. Но Катерина была вновь беременна, а после стольких выкидышей отправиться за двести миль на север... Но весть пришла благая. Девятого сентября армии встретились у Флоддена, и англичане наголову разгромили шотландцев – треть их солдат пала, погиб и сам король Яков. У власти остались его двухлетний сын и королева-англичанка. Похоже, в ближайшие несколько лет шотландцы не причинят Англии беспокойства.
Потом Мэри получила от Катерины очередное письмо и, тронутая тем, что даже в час триумфа, королева не забыла о ней, наконец-то решилась его прочесть.
Когда леди Гилфорд поднялась к ней в комнату, Мэри сидела с увлажненными глазами, все ещё держа в руках длинный, мелко исписанный свиток.
– Такое милое письмо, – сказала она гувернантке. – Она достаточно скромно пишет о своих победах, а в основном обращается ко мне с вопросами сочувствия и обеспокоенности. Пишет, что приложит все усилия, чтобы настроить в мою пользу Генриха, ибо теперь, когда она такое сделала для Англии, Генрих не сможет отказать ей в просьбе. Что ж это получается, Мег? Выходит, не из-за Катерины, а только по воле брата я прозябаю в глуши?
Леди Гилфорд лишь пожала плечами. Все эти придворные интриги – никогда не разберешь, кто прав, кто виноват.
Мэри вновь зашуршала свитком.
– А как Катерина пишет о Генрихе! Он удачно воюет, победил при Турне и Теруане, взял в плен нескольких знатных французских вельмож, даже принцев крови. Но знаешь, когда она пишет, как Генрих собственноручно поджигает порох у пушек, какие пиры устраивает по случаю побед – создается впечатление, что он словно на турнире, а не на войне.
«Вполне на него похоже», – отметила про себя гувернантка. Но была довольна, когда Мэри тут же села писать ответ золовке.
Так между ними вновь восстановилась связь. Но ненадолго... Король вернулся, успешная победа супруги после его менее значительных побед во Франции скорее задела его, чем воодушевила. К тому же Катерина вскоре разрешилась очередным мертворожденным сыном, что стало уже раздражать Генриха. Да ещё тесть Генриха Фердинанд Арагонский, в то время как английский король одерживал победы на севере Франции, неожиданно пошел на союз с Людовиком XII, подбив, к тому же и императора Максимилиана и, объединившись, эти трое потребовали от Генриха приостановить продвижение, грозясь выступить против него. Так что английский монарх гневался на свою испано-австрийскую родню, да тут ещё опять разочарование по поводу рождения престолонаследника... Видимо, это сказалось на его отношении к Катерине – она прекратила даже писать, не то чтобы осмелиться замолвить словечко о принцессе.
Но Мэри неожиданно написала придворная дама королевы де Салиас.
«Мы очень ждем вас, миледи, – писала та, которая когда-то отхлестала Мэри по щекам за первый срыв королевы. – Эрцгерцог Карл шлет вам письмо за письмом, хотя после предательства его деда Фердинанда Генрих Тюдор удерживает их у себя. Однако все понимают, что это ненадолго».
Мэри была крайне возбуждена этим посланием. Ей было шестнадцать – жениху тринадцать. Продлится ли опала до периода созревания супруга или, по традиции, её отошлют к австрийскому двору, дабы она изучала местный этикет и обычаи? А пока она усиленно изучала испанский и немецкий, освежала в памяти свои познания в академических науках, много музицировала.
– Я буду такой же великолепной госпожой, как Катерина, – вновь заявляла она.
Потом прекращала учиться, опять садилась за счета, решая, сколько товаров закупить, что заготовить на зиму – она уже боялась отказаться от привычных занятий, опасалась что-то упустить... если её опять оставят саму на себя. И продолжала предаваться тем простым сельским увеселениям, кои так полюбила и которые наивно называла «свободой». Мэри охотилась вместе с троицей своих поклонников – Бобом Пейкоком, Илайджей Одли, Гэмфри Вингфильдом, – ездила в гости к соседям или в богатый дом своего торгового партнера в Испвиче, где получала свежие придворные новости, выслушивала его рассказы о некоем сыне мясника из Испвича, Томасе Вулси, который невероятно возвысился и стал едва ли не советником короля. Потом Мэри возвращалась, притащив с собой какую-нибудь труппу бродячих актеров, в замке начинались представления, а когда это надоедало, принцесса с гостями и челядью собирались вместе у горящих каминов, они играли в шарады, спорили, хохотали или устраивали танцы до полуночи.
Зима началась дождями. Но это не мешало молодежи веселиться в преддверии Рождества. Меся грязь, они ездили по домам и усадьбам, пели песни о приближении Рождества или, когда дождь стихал, зажигали на полях дымные костры.
Как-то раз, когда Мэри вернулась уже затемно после одной из таких поездок, оказалось, что в Хогли прибыл испанский посол Фуэнсалида, который ехал из Лондона в Нидерланды к своему господину эрцгерцогу Карлу и по пути не преминул заглянуть к невесте повелителя.
У Мэри перехватило дыхание при взгляде на этого блестящего вельможу – плащ подбит серебристой лисой, на колете[3] нашито такое множество жемчуга и мерцающих опалов, что он напоминает ночное небо в июне; штаны новомодные – широкие, до середины бедер, и сквозь прорези в них пробиваются атласные буфы. А она... пропахла дымом, на сапожках комья глины, плащ забрызган, а в косе застряла хвоя.
Но принцесса быстро взяла себя в руки, выпрямившись с истинно королевской осанкой. Позже они сидели у огня, попивая подогретое вино с пряностями. Дон Фуэнсалида, рассыпаясь в цветистых комплиментах, сообщил, что прибыл сюда инкогнито, исключительно по просьбе своего юного государя, который весьма интересуется своей невестой, ибо даже за море дошла весть, что король прячет редкостную жемчужину английской короны, красавицу принцессу, о которой идет молва, как об умнейшей и предусмотрительной особе, которая ведет с Нидерландами успешную торговлю, прекрасно распоряжается в своих владениях (при слове «владения» Мэри едва не хмыкнула), и которую очень любит тетка Карла, королева Екатерина. Вот его господин и послал его к своей избраннице, дабы дон Фуэнсалида лично выказал ей любовь и уважение светлейшего эрцгерцога и принца Кастилии, преподнес ей дары, а также попросил, чтобы её высочество оставалось и далее верной их освященному церковью договору.