- Дворецкий семьи Тадаши, - сквозь зубы процедил он.
- Я помогу госпоже донести виолончель до класса.
- Я и сама вполне могу…
- Он тяжелый, - в один голос перебили ее мужчины, переглянулись и тут же отвернулись друг от друга. Сёя даже скривился, показывая, как неприятен ему этот выскочка Ямамото.
- Спасибо тебе большое, – улыбнулся дворецкому Мерси. – Я не собираюсь сегодня задерживаться.
- Понятно, - прижав одну ладонь к груди, кивнул Сёя. Даже не глядя на Ямамото с виолончелью, дворецкий сел в машину и укатил в обратном направлении.
- Может, отдашь инструмент? – повернулась Мерси к нежеланному помощнику.
- Я помогу донести его в класс.
- Тогда быстрее. Урок вот-вот начнется.
Сёя отъехал уже довольно далеко от школы, когда у него зазвонил телефон.
- Слушаю вас.
- Ты уже отдал виолончель Мерседес? – закричала трубка голосом Кея Томаши. – Немедленно забери его! Она не должна играть! Никакой музыки! Никакого пения! Ты меня слышишь?!
- Да, господин, - невозмутимо ответил Сёя, выключил телефон, и резко повернул руль.
Мерси вбежала в музыкальную комнату за минуту до звонка. Все уже сидела за столами. Учитель удивленно покосился на запыхавшуюся девушку и равнодушного ко всему старшеклассника.
- Ямамото-кун, - староста вежливо улыбнулся. – Мы рады приветствовать вас на нашем занятии. Вы пришли послушать хор?
- Именно, - как ни в чем не бывало, ответил Хикару. Злобные взгляды оборотней и скрип зубов инкубов он предпочел проигнорировать. – Мне говорили, что хор «первого А» лучший в нашей школе. Я бы хотел оценить его лично.
- Тогда, - Итиро махнул рукой. – Прошу. Присоединяйтесь к нам.
Учитель затравлено кивнул. Мерси несколько раз моргнула, чтобы убедиться, что все это ей не снится, потом махнула рукой и запрыгнула на кафедру.
- Господин Кэндо, - поклонилась она. – Уже почти месяц я вынуждена отказываться от пения из-за проблем с голосом. Наш семейный врач утверждает, что у меня слабые голосовые связки, которым запрещается давать серьезные нагрузки.
- Если ваш врач так говорит, то… - попытался было откреститься от нее учитель, но Мерси решительно продолжала:
- Я прошу вас дать мне возможность проявить себя если не в пении, то хотя бы в игре на виолончели. Я давно не тренировалась, но мой бывший учитель говорил, что у меня неплохо получается.
- Что ж, - кивнул музыкальный гуру. Было очевидно, что он согласиться на что угодно, лишь бы юная ученица из «1-А» поскорее села за парту. – Продемонстрируйте нам свои способности и тогда я смогу принять решение. Возможно, вы будете аккомпанировать своему классу во время выступлений.
- Спасибо! – еще раз поклонилась Мерси, решительно выдирая из рук Ямамото тяжелый инструмент.
Сёя понял, что опоздал еще на подходе к восточной башне. Потому что оттуда уже звучала музыка, целый оркестр, в котором угадывались низкие басы виолончели. Но когда он открыл двери кабинета, то пораженно замер, глядя на Мерси, на одну-единственную Мерси, сидевшую перед классом и фигурным смычком выпускающую в мир целую армаду звуков. Абсолютно ровно она восседала на табурете, блаженно зажмурившись и откровенно наслаждаясь процессом. Она не видела, как глаза Ямамото стали размером с блюдце. Как, схватившись за сердце, плакал старый учитель. Как глотали скупые слезы ряженные демоницы, оборотни и вампиры. То, как она играла, было настоящим волшебством. Победой света над серыми буднями. Ликованием музыки, демонстрацией ее силы и невероятного, чудотворного могущества.
- Госпожа… - шепотом выдохнул Сёя. – Простите, госпожа. Я не успел.
2 мая 20ХХ года
«Дорогой дневник. Вчера мне довелось познать Армагеддон локального масштаба. Крики деда, казалось, могли по мощности соперничать с трубами Гавриила. А уж про словарный запас и говорить нечего. Я в способностях любимого предка никогда не сомневалась, но чтобы так… Даже присутствие бабушки его не смутило. И все из-за чего? Из-за моего единственного, первого и, судя по всему, последнего выступления. Он даже не слышал, как я играла! А если судить по лицам моих слушателей, играла я весьма неплохо…
Или они такие выразительные были от того, что Сёя-сан ворвался на середине концерта, отобрал виолончель и скрылся с нею, аки тать в ночи? Я, честно говоря, тоже обалдела. И еще деду пожаловался… Тот так взбеленился, будто я зараз все десять смертных грехов умудрилась совершить. Из школы пригрозил забрать…
Вот это было ошибкой. Я, конечно, могу принять его мелкие недостатки, вроде чрезмерной вспыльчивости или непомерной резкости. Но я не позволю изменять установленные им же правила по первому желанию. Я два часа молчала, но в тот момент меня было не заткнуть. Чем я только деду не угрожала: и голодовкой, и обетом молчания. Сразила его перспектива очередного, восьмого по счету, побега. Дед-уэ как-то сразу присмирел, долго рассматривал мою решительную физиономию и сдался. Только пробурчал что-то вроде «Мои гены, черт бы их побрал».
Но музыкой все равно заниматься запретил. Сказал, что с учителями этот вопрос сам утрясет. А жаль. Мне понравилось играть на виолончели. Уже и забыла, когда в прошлый раз получала такое удовольствие. И петь я люблю. Всегда с удовольствием пела маме с папой. Они меня так хвалили!.. Но тоже не позволяли выступать на людях. Один раз, если память мне не изменяет, папа разрешил спеть перед своими бизнес-партнерами. Потом еще месяц довольный ходил – все контракты подписал. К моему выступлению это, конечно, имело мало отношения. Но я, маленькая и глупая, была так счастлива, что смогла помочь родителю.
С тех пор прошло много лет. Столько всего изменилось. Столько уже никогда не повториться. А петь люблю до сих пор. И до сих пор – нельзя».
Глава 5
Если четыре причины возможных неприятностей заранее устранены,
то всегда найдется пятая.
NNN
- Так, на сегодня достаточно, - Мерси откинулась на спинку стула и с удовольствием потянулась. От компьютера уже глаза слезились. На завтра остался ненавистный английский и биология. Казалось, чем еще может заниматься молодая японская школьница в выходные?
Внезапно зазвонивший сотовый отвлек от нерадостных дум.
- Странно, - пробормотала Мерси. Номер домашний, а с дедом она сегодня уже разговаривала. На завтра у него была запланирована краткосрочная командировка, и он, видимо, переживая, что за пару суток относительной свободы из головы внучки выветрятся все напутствия, долго и настырно их повторял. Целый талмуд правил озвучил. – Второй заход я не переживу… - сжимая мобильник в кулаке, Мерси бросила задумчивый взгляд в окно. Потом вздохнула, задержала дыхание, досчитала до десяти и выдохнула:
- Слушаю.
- Здравствуй, девочка.
- Бабуля, ты что ли?
- Не рада меня слышать? – насмешливо уточнила миссис Сакура Томаши.
- Ты даже не представляешь, как сильно я рада, - искренне улыбнулась внучка.
- Верю. Слышала краем уха вашу с дедом сегодняшнюю беседу.
- Ты хотела сказать – его пламенный монолог?
- Мерседес, ты должна его понять, - сразу посерьезнела бабушка. – Это ведь американская поговорка: кто обжегся на молоке, будет дуть и на воду? Вот появятся у тебя свои внуки, посмотрим, как ты чудить начнешь.
- Конечно, бабушка, - покаялась Мерси. – Я понимаю.
- Ладно, не за тем я сегодня тебе позвонила, чтобы нотации читать. Скажи лучше, какие у тебя планы на завтра?
- Какие планы..? – девушка окинула взглядом стопку учебников. – Почти никаких. А что?
- Не хочешь пробежаться со мной по магазинам?
- Это пока деда не будет, да? – подозрительно уточнила внучка. – Ты затеваешь что-то безумное?
- Ну, что ты, милая? – в притворном ужасе воскликнула бабушка, и Мерси вспомнила, что телефон прослушивается. – Так что, ждать тебя завтра?