Стать регентом - Дарья Дезомбре

Комната у Окиянина была маленькой, на этаже для некурящих, но почему-то пропахшая сигаретным дымом. Он поморщился и начал распаковывать багаж – всего-то два костюма. Один очень приличный – надеть в день доклада и еще один, просто приличный; пара рубашек и несколько галстуков. К галстукам он относился трепетно: ненавидел эту богемную неопрятность, часто присутствующую у научной братии. Растянутые свитера и несвежие джинсы, мол, мы все в науке.

Телефон зазвонил, когда он вышел из душа.

– Окиянин, – завопил радостно голос в трубке, и Яр узнал Каминского, школьного еще приятеля, уже пару лет сидящего в Массачусетсе – вот я тебя и рассекретил! Девушка на ресепшен – премиленькая, кстати – доложила, что очень важный белобрысый господин уже полчаса как в номере!

– Привет, – Окиянин понял, что придется спуститься, и настроение от этого не улучшилось. – Я собирался еще чуть-чуть поработать.

– Поработать?! – Леня аж задохнулся. – Сдурел? Завтра будешь работать! Я тебя, коптилку нордическую, не видел уже сто лет!

Яр вздохнул и покосился на бумаги, лежащие на столе.

– Хорошо, – согласился он за секунду до того, как Каминский обиделся. – Спущусь через пять минут.

И повесил трубку.

В баре уже собралось немало разношерстного народу. Окиянину подумалось, что десяток лучших мировых умов в области теоретической физики, собранные в одном питейном заведении, не слишком отличаются от группы местных завсегдатаев. Дым стоял коромыслом, на столах пенились кружки с пивом. Завтра – Яр неприязненно оглядел толпу – в конференц-зале будет витать легкий дух перегара. Какая бессмысленная потеря времени. Каминский стоял к нему спиной, но не узнать его было невозможно: долговязый – почти такого же роста, что и Окиянин, с шапкой вьющихся волос, он уже с кем-то беседовал, энергично подкрепляя слова влажной от подтеков пива кружкой.

– Привет, – Окиянин подошел неслышно сзади.

– Ярик! – обернувшись, Каминский расплылся в добродушной улыбке и бросился, по обыкновению, охлопывать его по плечам. – Ты в полной форме, смотри-ка! Молодец! Ну, просто арийский идеал: в здоровом теле – мощнейший мозг!

И он знаками дал понять бармену, что требуется еще одно пиво.

– Ты Силенова видел уже?

Яр отрицательно покачал головой.

Каминский загадочно улыбнулся.

– Мы работаем, как выяснилось, над пограничной задачей. Читал его статью в Physics Today?

Окиянин кивнул.

– Ха! – Леня взял его за локоть и зашептал жарко на ухо: – У меня эти результаты были уже год назад. Все сыро, конечно. У него еще больше, чем у меня, но, поверь мне… – и тут шепот стал совсем горячим, – тянет на Нобелевку!

Яр улыбнулся ему – как он один и мог – только тонким ртом, а сам устало подумал, что ничего не меняется: все работают над темами, исключительно под «Нобелевку», все боятся, что кто-нибудь дойдет быстрее них до секретов мироздания. Вокруг, как водится, больше сплетен, чем настоящей науки и настоящего в ней движения. В околонаучных интригах Яр был не силен – не потому, что не получалось – у него всегда получалось. Все. Просто было жаль времени. Вот почему он уехал в провинциальный европейский институт, где ему, впрочем, сразу же дали на откуп лабораторию. И да, именно оттуда, а не из хваленого Эм Ай Ти поступали самые блестящие научные статьи. Подписанные только им. Никакого соавторства. Яр был одиночкой. Убежденным одиночкой и истовым трудоголиком. Его мало кто любил в научных кругах, но ему было на это глубоко наплевать. В научных кругах, как и в любых тусовках, связанных с творчеством, вообще мало кто кого любит. Разве что Каминский нежно к нему относился по старой памяти…

А Каминский меж тем махал длинными музыкальными руками и возбужденно, как будто молчаливый Окиянин в чем-то с ним спорил, разворачивал перед ним общую картину исследований в области теоретической физики в Европе и Штатах. Картина была четкой и верной – что и неудивительно, Каминский был малый с хорошей головой. Окиянин внимательно слушал и иногда вставлял слово, когда… когда вдруг за столом в углу бара увидел Его. Нет, сначала он просто периферийным зрением выхватил знакомое темное каре. И вздрогнул. Повернув голову, Яр осмотрел фигуру, сидящую к нему спиной: узкие плечи, обтянутые старым свитером, сгорбленный – да так, что виден позвоночник. Вот тот повернулся в профиль – и горло Окиянина сжалось от давней ненависти, кровь бросилась в лицо.

– Ты не согласен? – рядом Каминский совсем по-детски моргнул.

Окиянин покачал головой и отвернулся в сторону.

– Что-то я нехорошо себя чувствую, – сказал он. – Не выспался. Ты прости меня, я пойду – лягу.

Каминский внимательно на него посмотрел.

– Может, вызвать врача? – голос у него сделался обеспокоенным, видно, с лицом у Окиянина и правда творилось что-то не то.

– Нет, просто тяжелый перелет. Извини. – И он быстро вышел из бара, чувствуя спиной встревоженный Ленин взгляд.

В номере он с ожесточением бросал себе в лицо пригоршни ледяной воды, пока не застыл: вцепившись руками в края раковины, глядя на мокрую свою физиономию в маленьком зеркале. Он нравился себе, Окиянин. Как нравились ему звуки его фамилии и имени – с тех пор, как Ярослав превратился в краткое «Яр». Нравились правильные черты лица, и до некоторого времени – голубые глаза. Холодные – вот как она сказала в тот день, когда он невольно подслушал под дверью. И близкопоставленные. Окиянин этого не находил, но ей-то казалось именно так – и стало неважным, как считал он сам. А волосы Яр стриг всегда очень коротко – почти по-военному. Впрочем, военным был весь стиль его жизни. Распланированный. Четкий. Никакого – я подумаю над вопросом в пивной, подойду в институт к полудню и напишу, что надумал. Никакой свободы, свойственной творческой научной братии. Хотя Окиянин давно подозревал, что те из «братии», кто достиг чего бы то ни было, как и сам Яр, жили в ритме казармы.

А он – ОН! – раздражал его всем. И длинными волосами, и небрежностью, с которой он обращался с собственным временем и в конечном итоге с собственным талантом. А талант у него был. Окиянин вытер с силой лицо и прошел в комнату. Да, талант у него был уровня самого Яра. И это и бесило Окиянина больше всего. Как там сказал профессор Кадишев (она тогда уже переехала «к нему» жить)? Какой теплый и сильный талант! Яр тогда не выдержал – что с ним случалось редко – и быстрым шагом вышел из лаборатории. Он нисколько не комплексовал по поводу силы своего дарования, но знал: никто и никогда не назовет его талант «теплым».

Время было детское – часов десять, и Яр решил еще почитать. Но сначала позвонить Ирине. Разговор с ней, как ни странно, его успокоил: отдалил все, что стало вспоминаться с такой силой при одном взгляде на эту спину, на профиль с выдающимся «шнобелем», на карие глаза чуть навыкате.

– Как ты устроился? – голос Ирины был в меру обеспокоенным. Она знала, что муж устраивается на новом месте с четкостью и быстротой спартанца. И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Я тут сходила на распродажу, нашла тебе премиленький свитерок.

– Хорошо. – Яр ответил на обе фразы. Свитерок он все равно носить не будет, тем более «премиленький», но у Ирины уже было мало места в собственных шкафах, поэтому она удовлетворяла свою безобидную страсть к шопингу, покупая вещи Окиянину.

– Встретила Лизу… – Лиза была женой коллеги Яра, столь же безмозглая, как и Ирина.

Надо заметить, что Яра не удручала глупость жены, напротив: он справедливо считал себя умнее и образованнее девяноста девяти процентов земного населения, и почему-то бо€льшая разница в интеллекте была для него менее раздражающа.

– Они очень плохо живут, – «озабоченным» тоном заметила Ирина.

Яр понимал, что перипетии в личной жизни подруги только радуют ее на фоне собственного благополучия. – Лиза хочет от него уйти, представляешь?! Мы искали, сколько стоит снять квартиру сейчас в Питере.