— К другой. — Кивает. Молчание я прервала не сразу, и следующий вопрос, подняв голову, чтобы не скатились слезы, — с ней давно?
— Ань… — О, столько сожаления в голосе я от него давно не слышала, словно упрекают зря красавца.
— До моего больничного или после?…
— Аня… — виноватые глаза недобитой собаки, сказали многое. И я судорожно втянула воздух. Он вдруг встрепенулся, поняв, что скандала, истерики и ругани не будет, вытер обувь шаркнув ногами пару раз по коврику.
— Значит, до. — Слова давались с трудом, и все же я спросила. — Мы знакомы?
— Не усложняй, а?
— Знакомы. — Поняла я.
Уперлась о дверной косяк кухни, наблюдая за тем, как он не разуваясь, протискивается в коридор, проходит в спальню, оставляя мокрые следы подошв. В моей голове мрак и пустота, слежу за его действиями как за сценами в кино. Вот главный злодей вытаскивает дорожную сумку, бросает на кровать и начинает потрошить шкафы. Он уже не предстает перед зрителем в качестве грабителя имущества, он становится полноценным вором времени. Моего жизненного времени, растраченного, как оказалось напрасно.
К чему сожаления? — я подавила еще один горький вздох. — Он научил меня многому — перед глазами чередой проплыли сцены скандалов, требований и его капризов. — Такого я не забуду никогда.
Рома вышел с гитарой в одной руке и сумкой в другой. Странно, что отсутствие его рабочего ноута и аудио системы в квартире, я заметила только сейчас. Значит, вещи перевозил постепенно.
— Все мои знакомые готовить умеют, выходит, за тебя переживать не стоит. — Мое спокойствие его разозлило, он резко повернулся.
— Да кому ты нужна со своей кормежкой, ты…!
— Что я?
— Достала уже! Вечно валяешься, вечно тебе плохо! Лекарствами весь дом пропах! — он махнул в сторону гостиной, где я отлеживалась в особо тяжкие времена. — Постоянно хмурая, постоянно плачешь… — казалось, что он вот-вот плюнет в мою сторону, и то ли под ноги, то ли в меня.
— Все только вокруг тебя крутиться и должны. И! Твои эти припираются, когда вздумается! — это он говорил о моих родных, которым в отличие от гражданского мужа я была нужна. О родных, которые знали как мне тяжело и давали возможность выговориться, а не запирались в своей комнате, чтобы не слышать и не видеть меня.
— А обо мне ты… подумала?! — выдохнул теперь уже не мой гражданский муж с явным намерением продолжить словесную казнь. Он уйдет это и так ясно, но это не значит, что я должна выслушивать его эгоистичные претензии сейчас.
— Рома, проваливай. — Я вошла на кухню и закрыла за собой двери.
Он двинул кулаком по шкафу, пнул ногой мою пальму и что-то еще говорил, доказывал, даже матернулся пару раз. Хотя мы строго установили рамки — в доме без мата. Вот тебе и его реальное мнение о святости семейного очага.
Зазвонил его мобильник, ответил коротко. Потом опять говорил, обращаясь ко мне, но уже без обвинений. Заключительным было: «Завтра приеду за остальными вещами и верну ключи…»
Из всего получалось — я неблагодарная тварь, которой было дозволено прислуживать его Величеству, не справилась со своими обязанностями по неуважительной причине и была замещена другой. Другой, знакомой мне тварью и судя по всему еще более пресмыкающейся. Но это уже не важно….
Потеря первенца для меня стала трагедией, а для него временным отсутствием всеобщего внимания. Когда за ним захлопнулась входная дверь, меня затрясло.
— Господи… — опустилась на пол, заливаясь слезами.
— Господи…
* * *Было давно, а как будто вчера.
А все так славно начиналось я жила в Киеве в подаренной родителями квартире, брала интервью в прямом эфире утреннего телешоу, обдумывала как сказать гражданскому мужу о беременности и стоила планы на счастливое совместное будущее. А затем начались проблемы. Вначале душ из газировки, затем реорганизация на канале, потеря ребенка и предательство.
Нет. С Шахом я работать не буду.
3
Понедельник. Обычный день. Подъем, пробежка, работа.
Проследить за тем, чтобы реквизиты в кратчайшие сроки вернулись в хранилище, аренда дорогих аксессуаров для съемок была оплачена без промедлений, видео файлы сданы в наш скромный архив, полный очень талантливыми работами, а дистрибьюторы остались счастливыми и довольными и продолжали всячески нам содействовать — вот мои обязательства на следующие восемь часов.
В середине дня возник нелицеприятный вопрос с музейными экспонатами, вместо средневекового меча на красной бархатке футляра покоился идентичный ему алюминиевый муляж. Оригинал нашелся через час, вогнанным по рукоять в чучело медведя. Коллекционер был весьма удивлен обнаружив рукоять под хвостом косолапого. Шутников с гомосексуальными наклонностями о последствиях я предупреждала в прошлый раз, в этот раз уволила без объяснений.
«Детей я с ними не крестила, только пиво пила и то не долго», — поддержала я себя, «А оператора и бутафорщика мы еще найдем».
Уволить то уволила, но легче не стало. Один час обвинений и предостережений о заявлении в милицию со стороны музейных фурий, быстро сменился получасовыми возмущениями коллекционера, желавшего провести акт мщения идентичный ущербу. То бишь, через задний проход, который явно чешется и по рукоять, а может быть еще и пару раз провернуть.
После выматывающего выражения сожалений и намерений расквитаться с шутниками по-своему я и сама была готова взять в руки средневековый меч. К несчастью на пути попался решительно настроенный Федор. Дав минуту на эмоциональные излияния в сторону двух молодых полудурков, он посчитал затраченное время достаточным и предложил остыть.
— Что?
— Я сказал «остынь». Ты мне нужна для другого проекта.
Услышав о другом проекте, рано порадовалась, что он не связан с Шахом. И почти забыла об отпуске. А зря.
— Ань, Шаген клиент с крупным заказом, даже если его маркетологи на ролик забьют… мы все равно урвем нам приходящееся. Выйдем на качественно новый уровень.
— Это с нашим-то «отделом» спецэффектов мы на новый уровень собрались? — то, что обработкой компьютерной графики занимается закоренелый любитель советского синематографа, который матом шлет всех новых специалистов, и не дает прогрессу действовать, Фельдмаршала не смутило.
— У нас достойный уровень, и он позволяет создать качественный продукт.
Угу, — прищурилась, подмечая его взгляд. — Поэтому хочешь, чтобы работала с ним я?
— Чувствую, ты сейчас выдвинешь невозможные условия. — Заулыбался он.
— У тебя на защемление хвоста интуиция хорошо развита.
— Если это защемление, то отнюдь не хвоста… — Федор сел на край стола, готовясь слушать длинный перечень, — твои условия.
— Отдаешь мне Миху в режиссеры и Иришку Батуеву художником-постановщиком.
— Аня, не борзей.
— Это я-то борзею? Да ты об отпуске моем совсем забыл. — Упрек еще никогда не спасал меня с Фельдмаршалом, но я продолжала над ним работать, как Николо Тесло. — Я два года у станка без перерыва!
— В прошлом году я отпускал тебя, ты не согласилась. — Последовал его спокойный ответ.
— В феврале на грядки? Что мне там было делать в феврале?
— Ну… Сеять, например…
— Угу, ну сеять, ну в снег, ну ничего оттает по весне, взойдет!
— Аня… — недовольно протянул Фельмаршал.
— Не Аня, — поправила я, — а Миха и Иришка.
— Не дам.
— И ты предлагаешь мне создать качественно новый уровень фирменных работ? — здесь я выдержала паузу, прежде чем продолжить. — Качественно застарелыми методами наших закостенелых специалистов?
— Не все так плохо.
— Да?! Ты ролик с просторов металлобазы видел? — он скривился, неопределенно махнул рукой. Созданный ролик кричал всем своим видом «Сыро и старо», и все же был принят. — И я о том.
— Это было желание заказчика.
— Да, и Кащенко его полностью удовлетворил. Забыв сказать, что ролик по стилю и качеству исполнения застрял в передовых 80-х. Стопудовое ретро. — Фельдмаршал кивнул, но продолжил упорно молчать. Пришлось сбавить обороты. — Ладно Миху дай хотя бы.