— Аккуратно. Еще полшажка…
В лицо ударил резкий порыв ветра.
— Еще четверть. Открывай!
Вот это да!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Я стояла на самом краю обрыва, нависшего над ослепительно бирюзовой водой и каменистым берегом, в изумрудно-желтой оправе скал. И сразу же, в один острый пронзительный миг, почувствовала себя парящей между землей и небом. Не было страха — был восторг. В такие яркие минуты человек способен поверить, что умеет летать, и, кинувшись с кручи, радостно расставив руки, умереть счастливым.
— Смотри, это Феолент, — любовно представил Шурик. — Видишь, скала уходит в море? Ее называют Скала-кольцо. В ней — огромная арка, сквозь которую можно проплыть. А на ее вершине, по легенде, стояло когда-то каменное изваяние богини любви.
— Венера? Афродита? — насмешливо уточнила Линда.
— Нет, старше… Огромная каменная баба… Не знаю, правда ли это…
— Неправда, — опустила его на землю невеста. — Говорю вам как историк, ничего подобного здесь быть не могло.
Но веселый золотой бриз уже ударил мне в голову. Мертвое цивилизованное тело ожило, я почувствовала свою грудь, ноги, плечи, живот, проснувшуюся в них жадную энергию жизни. И мне казалось, я почти вижу ее, фигуру женщины, так же, как и я, стоящую над обрывом, на самой вершине счастья. Богиню любви, рожденную морем и пеной. Похожую на крылатую летящую Нику Самофракийскую, только с головой и руками, разведенными в полете. Ее длинные волосы и складки каменного платья бились на ветру…
— Хочешь сказать, нам нужно спускаться на пляж с этой скалы? — раздался неодобрительный голос Линды.
— Это только в первый раз трудно, — начал оправдываться Шурик. — Нужно держаться за веревку. Я вам помогу.
— Ребята, вы спускайтесь, а я туда… — обалдело отмахнулась я от них.
— Куда? — не поняла Линда.
— Туда, — ткнула я пальцем в пик скалы с моей незримой, сверкающей богиней и завороженно двинулась вслед за своим пальцем.
— Вот шебутная у тебя подружка… — послышался за спиной удивленный бас Шурика. Линда не сказала ничего.
Я лезла с горы, потом опять на гору, цепляясь за острые выступы камней, передвигаясь большей частью на четвереньках, ведомая, влекомая, счастливая, совершенно сумасшедшая. А добравшись до вожделенного пьедестала богини, выскочила из шортов, тапочек, майки и, не задумываясь, кинулась вниз, расставив руки. Пробивая воздух, словно пуля, я летела в бездну. Безумный коктейль ужаса и восторга рвал грудь. Вода больно ударила ступни, и море потянуло меня вглубь, в черноту. В никуда.
А-х-х…
Колеся ногами, отбиваясь руками от ледяной темноты, я поплавком всплыла на поверхность — новая, отрезанная своим невероятным рывком от прошлой жизни, как Иванушка, искупавшийся в трех котлах Конька-Горбунка. На миг показалось: сил больше нет, тело парализовал запоздалый, настигнувший меня страх. И тут я увидела, как великолепным кролем ко мне несется Шурик.
— Цепляйся за мою шею… — решительно крикнул он.
В ответ я лишь злобно стиснула зубы и попыталась молча обогнуть его своим лягушачьим брассом. До чего лишним, до чего некстати он был! Видим, то же самое испытывают собаки, когда хозяин, отпустивший их побегать, подходит к ним с поводком…
— Ты че, не тонешь? — удивился спасатель.
Я упрямо двигала конечностями, стараясь не торопиться, не убегать, а наслаждаться плаванием. Получалось плохо. Я ощущала себя под конвоем. Боясь оставить меня, Шурик описывал круги вокруг, безуспешно пытаясь приноровить свой темп первоклассной моторной лодки к моему неспешному ходу.
Мы подплыли к берегу. Линда сидела под зонтиком на плоском камне. Она казалась нонсенсом на этом диком пляже — белая леди с выпрямленной спиной, в белом купальнике, обтягивающем ее стройную фигурку «без миллиграмма лишних калорий». И я вдруг застеснялась своих слишком крепко сбитых телес, своего глупого поступка, самой себя. Косолапо передвигаясь по острым камням, я двигалась к ней. Подоспевший Шурик быстро протянул мне руку. Я по-детски спрятала ладони за спиной. Обидно, черт возьми, когда парень ведет себя с тобой вежливо лишь для того, чтобы заслужить одобрение своей невесты!
— Зачем ты это сделала? — сурово спросила Линда.
Я не знала, что ответить. Знала лишь одно: если бы я хоть на минуту задумалась, стоит ли это делать, — не сделала бы никогда.
Приняв полотенце из ее рук, я опустила голову и начала с преувеличенным энтузиазмом просушивать волосы. Из-за вопроса Линды мир снова стал убийственно реальным. Я больше не чувствовала радости.
— Ну ты безбашенная, подруга!
Сквозь мокрую чадру слипшихся черных прядей я увидела опешившее лицо Шурика с восторженными фонарями глаз.
— Не каждый мужчина рискнул бы сигануть оттуда. Там же скалы подводные, ты чудом не разбилась. Ну ты герой!
— Не герой, а глупая импульсивная девчонка, — раздраженно срезала его Линда. — Ты не представляешь, как мы испугались! Что бы мы делали, если бы ты не выплыла? Что бы я сказала твоей маме? Ты о ней подумала?
— Дай посмотрю, не поцарапалась ли где?.. — гнул свое Шурик.
Диссонанс между ними, ее неодобрение и его признание, был столь очевиден, что теперь я уже боялась стать невольной причиной их ссоры. Отобрав полотенце, Шурик начал облапывать меня со всех сторон в поисках предполагаемых ран. И в свои далеко не шестнадцать лет я вдруг с удивлением поняла: царапины — только повод пощупать…
«Вот подлое мужицкое создание — на фиг тебе барышня не нужна, а все равно не упустит случай за сиську подержаться!» — разозлилась я. Хотелось закричать, послать его, надавать оплеух. Но я лишь изо всех сил делала вид, что ничего непристойного не происходит.
Линда наблюдала за нами со свойственным ей пытливым выражением лица. Никогда я не видела на нем никаких ярких чувств — ни возмущения, ни восторга, ни любопытства — только этот бесстрастный интерес историка, препарирующего людские нравы.
Она снова взглянула на часы, элегантно пожала плечами и произнесла все ту же, неясную мне фразу:
— Да, уже пора.
* * *На следующее утро мы пили кофе на террасе. Я сидела на ступеньках, разомлевшая, уже одетая в купальник, любуясь самым синим в мире Черным морем. Обросшие ноги я стыдливо прикрыла полотенцем и на время безмятежно забыла о них. Горько-сладкая влага нежила нёбо. После городского смога я чувствовала себя отравленной пьянящим кислородом, после схематично-легитимного существования — обезумевшей от необузданности природы. Море, небо, скалы — какая банальность и какая красота! Я зажмуривалась, а затем, резко открывая веки, — открывала для себя вновь и вновь этот великолепный «блистающий мир». За сутки я научилась отстраняться от Линды, Шурика, их любви, целиком сосредоточиваясь на своей — Море. Находиться tête-a-tête только с ним. И снова ощущала себя бездумно счастливой…
Скрупулезная Линда готовила на кухне завтрак из трех блюд. (Еще бы, ведь Шурик ест не хуже, чем Робин-Бобин Барабек!) Ее притихший жених сидел в плетеном кресле за моей спиной, пытаясь настроить растрескавшуюся дядину гитару.
запел он вдруг.
Я замерла. И в ту же минуту простила его «шаловливые ручки». (Надо признать, моя грудь третьего размера всегда вызывала у мужчин самую неадекватную, точнее, самую что ни на есть природную реакцию.)
Я могла простить ему все на свете за то, что он знает слова моей любимой «Бригантины»!