Хочется плакать. Громко, навзрыд. Хочется кричать, чтобы меня оставили в покое, потому что нет никакого смысла уничтожать, растаптывать и причинять мне боль. Я и так умру. Мне и так больно постоянно. А еще обидно за Антона. Не хватало еще, чтобы его порыв стал поводом для злорадства Славика.
- Не понимаю, о чем ты, - тихо произношу я. Давненько я уже не ждал так прихода учителя. Но Людмила Ивановна не торопится, поэтому приходится что-то отвечать.
- Кирюшка, что же ты такой непонятливый, а? - Слава щурится, сильнее сжимая пальцы на моем подбородке. Начинает тошнить. Интересно, что будет, если окатить его блевотиной? Наверное, он меня убьет. Медленно так, с удовольствием. И когда он стал таким? А главное, какую роль играю я в том, что с былым скромным и тихим мальчиком произошли такие метаморфозы? Возможно, я сломал Славе жизнь. Как часто неосторожное слово или беспечный поступок несут за собой череду последствий, которых вовсе не желаешь. Я ведь никогда не хотел никому зла.
Наверное, я слишком долго молчу, потому что Славик вдавливает пальцы в кожу так, что даже слезы выступают. Второй рукой скидывает с парты мой рюкзак. Мэри выпадает из него и черной кляксой замирает на паркете, устремив взгляд глаз-пуговок в белый потолок. Мне кажется, что я умираю. Только не Мэри…
***
- Ой, а что это у нас здесь? Кукла вуду? Шаманишь потихоньку, Кирюшка? - Славик быстро спрыгивает с парты и берет Мэри в руки. Господи, мне семнадцать! Я взрослый человек! Но сейчас готов расплакаться и упасть на колени, только бы вернуть свою Мэри. Я отдал ей часть души, я вложил в нее всю нерастраченную любовь. Она хранит миллионы воспоминаний и, наверное, литры моих слез и крови. Если я потеряю ее, то умру сегодня. Может, не физически, но морально - точно.
- Отдай, - мой голос хриплый и полон едва сдерживаемых рыданий. Славику это нравится, он усмехается и поднимает Мэри над головой.
- Смотрите, что у нашего Краева! Он у нас в куколки играет! Кирю-ю-юшенька, - Слава делает губы трубочкой, отталкивая руки, которые я умоляюще протягиваю к нему. Ему так легко удержать меня. Я чувствую себя назойливой мухой, от которой лениво отмахиваются.
- Может, у него и резиновая баба есть? А, Краев? - это уже Женя Тихонов. Еще одна гадюка нашего серпентария. - С этой-то особо не побалуешь, - он мерзко хихикает и дергает Мэри за голову, таким образом пытаясь вырвать ее из рук Славика.
Я как в замедленной съемке наблюдаю за шуточной потасовкой одноклассников. Они смеются, дергают Мэри, а мне чудится, что это меня сейчас разрывают на части. Кажется даже, что я ощущаю, как трескаются кости, как они пробивают ткани и разрушают клетки, разрывают внутренние органы и вспарывают кожу. Я зажмуриваюсь - сильно-сильно. Наверное, еще мгновение, и я тоже упаду на пол изломанной куклой - несчастным куском разлагающейся плоти. На губах соленый привкус - наверное, слезы. Голоса все удаляются и удаляются, я погружаюсь в свое черное небытие, откуда, возможно, уже не вернусь. Возвращаться не хочется. Мне холодно, и я устал.
- Дай сюда, - в мое сознание проникает этот голос. Уверенный и теплый, как янтарные солнышки в его глазах. Антон… Приложив просто-таки титанические усилия, я все-таки поднимаю веки. И когда я успел усесться на пол? Приподняв голову, вижу, как Славик передает Мэри Антону. Еще минута - и мой спаситель склоняется надо мной, протягивая куклу. У меня так позорно дрожат пальцы, но я все же выхватываю ее, всовываю в рюкзак, неловко поднимаюсь и, так и не поблагодарив Антона, выбегаю из кабинета под дружный хохот одноклассников.
***
Кафель в туалете грязный и просто ледяной. Но я все равно опускаюсь на пол, прижимаю голову к стене, не обращая внимая, что черные волосы вымазывает в побелку. Из носа течет кровь, стекает на губы и от металлического привкуса начинает тошнить. Я больше не приду в школу! Не могу больше.
- Кира… - я вздрагиваю и испуганно дергаюсь. Мгновение мне кажется, что это просто галлюцинация, но Антон упорно не желает пропадать. Наоборот, приседает на корточки, склоняет свое обеспокоенное лицо к моему, протягивает ко мне руку и… стирает кровь с верхней губы. Я смотрю на его руку несколько безумно долгих секунд, а потом с ужасом обхватываю его за запястье.
- Вытри! Вытри это немедленно! Слышишь? - где-то там, в глубинах разума, я понимаю, что Антон не заразится, у него нет никаких видимых повреждений на коже. Но разве мне, заразившемуся просто в результате обычного несчастного случая, в такой ситуации легко прислушиваться к доводам рассудка? Нет, мне страшно до такой степени, что зубы начинают стучать и в ушах гудит кровь. Только не Антон!
- Кира, успокойся, - Антон вырывает руку и успокаивающе произносит: - Все, все, я вытер. Все хорошо, Кира!
- Уходи! Слышишь? Я хочу побыть один, - рыдания комком стоят в горле, но мне так стыдно плакать. Хотя, кажется, что может быть хуже той сцены, которая произошла в классе?
- Нет.
- Нет?
- Ты плохо слышишь, Краев? Нет. Я посижу с тобой. Ненавижу историю. Держи, - он протягивает мне белоснежный платок, я же смотрю на него, как на гадюку, и отрицательно качаю головой.
- Не надо. Я вымажу.
- Кира, это всего лишь платок. Возьми. И вставай, найдем место получше, чтобы прогуливать, - Антон вкладывает ткань в мои пальцы и встает, дожидаясь, пока я медленно поднимусь. Я благодарен, что он не предлагает помочь. Наверное, это стало бы последней каплей сегодня.
========== Часть 5 ==========
Сентябрь, 09
Утро начинается тяжело. Впрочем, чего я ожидал? Я заснул только в три часа, абсолютно проигнорировав режим. Я все думал, думал, думал… Мысли яркими бабочками мельтешили перед закрытыми веками. Что только я не вспоминал: папу, детство, еще счастливую маму, одноклассников и больше всего Антона. Наверное, мое возбужденное состояние было вполне нормальным. Я уже многие годы влачил настолько однообразное существование, протекающее по схеме равнодушные врачи-любящая мама-понимающая Мэри-жестокие одноклассники. И вот в этой цепи сломалось одно звено, сместилось и стало на другое место. Имя этого звена Антон, и я все не могу понять, чем заслужил такое резкое внимание с его стороны.
Вчера мы просто молчали. Ни единого слова за сорок минут. Антон задумчиво смотрел куда-то в потолок, иногда запуская ладонь в беспорядок каштановых прядей. Я же уставился на свои кроссовки, изредка бросая максимально незаметные взгляды на Антона. Когда прозвенел звонок, он невозмутимо поднял мой рюкзак и пошел к кабинету. Впервые за долгое время во мне шевельнулась давно забытая эмоция - злость. В конце-то концов, что за фамильярность? Какое право он имеет решать, куда я пойду, а куда нет? Я вообще бросаю школу! Но там была Мэри, и я, спрятав глаза за длинной челкой и втянув шею в плечи, двинулся следом.
Ждал ли я смеха и издевок? Нелепый вопрос. Конечно, ждал! За урок Слава вполне мог даже плакат нарисовать и повесить его на доске объявлений, сообщая, что я, Кирилл Краев, в свои семнадцать лет все еще играю куклами. Но смеха не было, на меня даже не смотрели. Все старательно прятали глаза и преувеличенно громко обсуждали совершенно отстраненные вещи. Антон уже успел занять свое место, мой портфель лежал на парте. Уйти я постеснялся, а к концу дня, воодушевленный странным равнодушием к моей персоне, и вовсе передумал бросать школу. Человеку свойственно быстро забываться. В моем случае, когда негативных эмоций каждый день столько, сколько у многих людей за всю жизнь, я и вовсе легко переключаюсь. Будь по-другому, я бы уже давно сошел с ума.
Антон больше так и не подошел, лишь изредка бросал задумчивые взгляды и один раз совсем легко, ободряюще улыбнулся. А для меня это было много… Господи, насколько много! Я был готов боготворить его за то, что он просто молчал со мной, за то, что не спросил, а сам принял решение и вернул меня в класс. Просто за участие. Конечно, это временный порыв с его стороны. У здоровых людей так много времени и им свойственно тратить его на всякую ерунду. Как еще можно охарактеризовать непонятное желание идеального Антона помогать мне, отбросу общества? Видимо, никак.