Том 1
Ричарду Корбену, Вон Боуд, Джими Хендриксу и Китти-киске
Пролог
Взволновались звезды, и явлены были в небесах знамения.
В день четвертый Элурии, следующий за Пиршеством Единокровия, огромная комета осветила ночное небо. С востока на запад проследовала она над Древом и видна была всю седмицу. А когда исчезла, черный шрам остался на плоти сущего, горячий и неизгладимый.
Со временем из шрама стали выглядывать хари. Немногие способны были их лицезреть, и совсем никто не знал, зачем и откуда явились они. Хари плясали, насмешничали, издевались над невинными очевидцами. С негодованием или просто в ужасе отворачивались редкие зрители или же начинали придумывать всему какое-нибудь успокоительное объяснение.
Лишь один поступил по-другому. Он просто не мог иначе: эти морды мучили его во сне и не давали покоя днем. Он пропускал слова в формулах, путал простейшие заклинания, запинался, читая, и ошибался в рифмах.
Великое зло проникло в мир. Дважды за свою долгую жизнь сталкивался с ним волшебник, но никогда еще прежде не сочеталось оно со столь неотступным предчувствием грядущей гибели и всеобщего разрушения. Он не мог дотянуться до сердцевины этого зла, в ней гнездилось такое, чего он не мог понять; неизвестное нечто грозило разметать в клочья все каноны привычной магии. Гнусное, чуждое, не знающее, не ведающее ни чувства, ни смысла. Вот это более всего и ужасало.
Только в одном маг был уверен. На этот раз потребуется помощь. Природу зла может понять лишь тот, кто способен видеть и слышать его. Не волшебник — некто другой должен спасти мир от жути, силящейся поглотить все вокруг.
Тому, кто познал тайные пути, изведал пересечения вселенных, ходы между реальностями, пройти ими ничуть не труднее, чем преодолеть простейший барьер, разделяющий две личности. Однако переход между вселенными совершается редко: мало кто способен повторить удавшуюся формулу.
И все же... настало время для риска.
А потому, пыхтя и напрягаясь, волшебник выразил свою просьбу, прочной связью скрепив ее с собственным сознанием.
И послал по волнам пространства — подгоняя всей мощью, увы, стареющего разума. Просьба эта сама искала того, кто способен постичь суть новой тьмы, ныне грозящей его миру. Отступали в сторону измерения, раздвигались перед ищущей мыслью, пропускали ее.
Волшебник сотрясался от напряжения, разумные ветры завывали около Древа, тянулись к тонкой ниточке жизни. Он знал — все должно свершиться быстро, иначе ищущая нить распадется, так и не встретив союзника. А он даже не смел надеяться на то, что получит возможность повторить попытку.
Но пустота никого не явила. Щупальце заклинания дотянулось до разума... ощутило несколько мыслей... личность. Неуверенно, обессилев от напряжения, отшельник погрузился в глубины ее. Ум оказался на удивление открытым и гибким, восприимчивым и к вторжению, и к выражению. Он чуть ли не рад был соприкосновению, покоряясь, не протестуя и не сопротивляясь; невольно ужаснувшийся такому безразличию, волшебник тем не менее испытывал благодарность. Ум оторвался, поплыл. Доставить его к себе будет уже нетрудно.
Нетрудно... кому угодно, только не стареющему чародею. Ухватившись покрепче, он повлек этот ум за собой, потянул со всей силой, что была в нем, отдавая ее до последней унции. Разум не сопротивлялся, но материализация не прошла гладко. Связь разорвалась в последний момент.
Нет, нет и!.. Но силы иссякли. Подобралась и навалилась гостья, пусть и нечастая, — дряхлость, сном обволакивала великий и истощенный разум... Ну а пока спал он, зло строило козни, творило планы, гной растекался, и тень поползла на невинные души.
* * *
Обитатели Плющей смеялись над незваными гостями. Жутких обитателей Зеленых Всхолмий они не боялись, хотя и жили к ним ближе всех цивилизованных народов. Город был обнесен стенами, выраставшими прямо из обрыва. Подойти к нему можно было по одной только узкой тропинке. Утверждали, что от врага город обороняли пять бабок с внучатами.
Так что, когда предводитель смехотворно малочисленного отряда налетчиков потребовал капитуляции, горожане покатились со смеху и принялись швырять в него мусором и поливать содержимым ночных горшков.
— Ступайте домой! — кричали они. — Возвращайтесь в свои вонючие хижины, идите назад — кормить своих матерей пометом, пока мы не залили камни вашей кровью!
Как ни странно, предводитель не рассердился. Некоторые горожане это заметили и встревожились, но все вокруг хохотали.
Вождь вернулся назад к шатрам своего войска, не умалив достоинства. Он знал, что последует дальше.
Наконец перед ним оказался шатер выше и чернее остальных. Тут отвага отказала ему: разговор с обитателями шатра не сулил ничего приятного. Тем не менее войти было нужно. Так он и поступил.
Внутри шатра царила ночь, хотя снаружи еще было утро... Черная и зловонная ночь, пропахшая всякими мерзостями, ночь, от которой разило близостью смерти.
В глубине над слугами возвышался волшебник. А за ним чернела Купель Зла.
— Прости меня, господин, — начал предводитель солдат свое повествование о пренебрежительном приеме, оказанном ему жителями Плющей.
И как только закончил он, сгорбленный силуэт проскрипел:
— Возвращайся к отряду, доблестный капитан, и жди.
Предводитель поспешно вышел. Он был рад оставить нечистое место и вновь оказаться среди своих солдат. Но беспомощно ожидать перед неприступной скалой, пусть даже покоряясь приказу, было делом нелегким, а горожане дразнили сердитых солдат, смеялись над ними, поворачивались к ним задами.
И вдруг тьма пришла, и небо сделалось медным. Бухнул гром, хотя не было облаков. Великая стена вокруг Плющей исчезла, распалась в пыль вместе со многими ничего не понявшими защитниками. На мгновение оцепенели даже нападавшие, но вспыхнула в них жажда крови, и ринулись они на беззащитный город, предвкушая немалое удовольствие.
Началось избиение, и живых в городе не осталось. Не любивший мяса с наслаждением припадал к лужам крови, вытекавшей из тел умирающих.
Потом поспорили, стоит ли сохранить жизнь детям, захваченным в городе, оставлять их на племя. Подумав, предводитель воспротивился. Зачем это ему гнать пискливую стаю похабных щенков в свой Куглух. Кроме того, солдаты заслужили награду, стойко выдержав град словесных и физических оскорблений, нанесенных им жителями уничтоженного города. Так что он велел перебить и весь молодняк.
В ту ночь горели Плющи, а дети пошли на ужин солдатам. Деревянные дома и соломенные крыши пылали всю ночь, до самого утра.
Капитан наблюдал, как догорали последние огни, и с одобрением закивал, когда должным образом упакованное мясо начали грузить для отправки домой. Высасывая мозг из тоненькой ручки, он обратился к летуну:
— Вестник, используй самые быстрые воздушные токи, — наставлял он своего крылатого воина. — Лети скорее в столицу, извести каждого о том, что сгинули высокомерные и насмешливые Плющи, тысячу лет досаждавшие нам. Передай двору и народу, что этот малый успех был полным и что скоро вся мякоть теплых земель станет нашей... Мы захватим запад и все миры, что лежат за ним.
Отдав честь, летун взвился в горный воздух. Капитан посмотрел, как обитатели темного шатра пакуют свои пакости. Колдун как раз приглядывал за погрузкой жуткого предмета, помощью которого воспользовался для разрушения Плющей. Поежившись, капитан отвернулся.
Сила этого зла, познания колдуна принесут им власть над всею Вселенной... если только можно верить самому чародею. И все-таки предводитель предпочитал держаться подальше от этой жути.
Новые орудия смертоубийства он обожал, но такое, которому подвластны миры...
Глава 1
Одного только роста и наряда хватило б, чтобы обратить внимание его на гигантскую выдру, даже не споткнись она о ноги Меривезера. Ткнувшееся носом и усами в траву создание было всего на фут короче самого молодого человека — это с его-то шестью футами и двумя дюймами!