Глава первая.
ЯНТАРНЫЙ БОГ ОТКРЫВАЕТ ИСТИНУ
Мастер Бутрим сидел у верстака, держа в руках наполовину сделанную деревянную миску. На верстаке вперемешку со стружкой валялись малые и большие долота, ножи, топорики, и пол был густо усыпан опилками и кусочками дерева.
Напротив хозяина, сняв кожаный шлем и вытянув длинные ноги, развалился на скамейке солдат. Небольшая рыжая бородка украшала его лицо, изуродованное ударом палицы.
— Ты должен отдать за меня свою дочь, — упрямо стоял на своем солдат.
— У нее есть жених, — вздохнув, ответил литовец, — мореход из Новгорода.
— Жени-их, вот как! Значит, я напрасно шатался в твой дом? Настоящему саксонцу, верному католику, отказ, а какой-то там русский мореход…
— Они давно помолвлены. Вспомни, Людмила об этом сказала сразу. — Литовец с трудом заставлял себя отвечать непрошеному гостю.
Его волновало совсем другое: вчера гонец из Вильни принес страшную весть о смерти князя Кейстута. «Смерть князя повлечет за собой грозные события, — думал Бутрим. — Недаром священный дуб у каменного урочища сронил листву… А что с Кейстутовым сыном Витовтом, что с княгиней Бирутой, живы ли?» И еще он старался понять, зачем его, Бутрима, великий жрец призывал к себе… Все перепуталось у него в голове, а надоедливый жених все пристает и пристает со своими разговорами.
— Мало ли что говорит девица! — продолжал солдат. — Настоящий мужчина не обращает внимания на легкое женское слово… Если она и помолвлена, это ничего не значит. Прицелиться еще мало, надо выстрелить. Я верный католик и плюю на русскую веру.
— Это твое дело, — спокойно ответил литовец. Он поправил пряди серых, как у волка, волос, прилипшие к потному лбу, и, нагнувшись над верстаком, продолжал работу.
Мастер Бутрим чувствовал себя твердо. Он крестился в Вильне у русского попа и был назван Степаном. А жена его, Анфиса, — русская, из Великого Новгорода. В Альтштадте и Кнайпхофе он славился как отличный мастер и честный человек.
Каждый год его приглашали в Кенигсбергский замок на пробу пива вместе с остальными почетными гражданами. Сам главный эконом покупал у него деревянную посуду и был о нем превосходного мнения.
Казалось, разговор был закончен, но солдат все сидел. Он разглядывал пробор на голове литовца, седые волосы, покрывавшие его плечи, деревянный крест на груди. «Ты не хочешь со мной породниться, сволочь, — думал он, — а сам вырезаешь из янтаря поганских богов, торгуешь амулетами и знаешься с нечистым».
Солдат недавно разузнал, что литовец мастерит не только деревянные миски и ложки, и хотел этим воспользоваться.
— Вот что, Стефан, — сказал он после раздумья, — я, Генрих Хаммер из Саксонии, клянусь вывести тебя на чистую воду, если не отдашь Людмилу!
— Насильно отдавать девку не стану, — пробурчал литовец, — и чистой воды не боюсь. Не пугай зря. — Однако он насторожился.
— Не боишься? — наступая солдат. — А если я, честный католик, донесу на тебя в орденский замок? Думаешь, тебе там поверят? А потом… Ну-ка, взгляни сюда.
Солдат вынул из сумки что-то завернутое в грязную тряпку.
— Это литовский бог Перкун. Узнаешь? — с торжеством сказал он. — Я видел, как ты его вырезал. За это дерьмо в судилище с живого снимут шкуру. И ты еще продолжаешь смеяться?! Теперь выбирай: или отдашь за меня Людмилу, или я иду доносить.
— Подлец! — вскипел литовец. — Ты ходил в мой дом как гость, ел мой хлеб и подглядывал за мной?!
— Подожди, — солдат поднял руку, — не торопись. Десять моих товарищей, честных католиков, присягой подтвердят мои слова. Я посмотрю, как ты будешь брыкаться в петле. Подумай, прежде чем говорить «нет».
Он брызгал слюной, скривился, покраснел. Рыжая борода смешно поползла в сторону.
Бутрим брезгливо вытер лицо, медленно поднялся со стула и шагнул к солдату. С кожаного фартука на пол посыпались стружки. Огромные кулаки литовца сжались, на лбу и на шее набухли синие жилы. Он взял солдата одной рукой за воротник кафтана, другой — за пояс, приподнял, открыл ногой дверь и выбросил на улицу. Громыхнув мечом, солдат растянулся в пыли.
— Литовская свинья, вероотступник! — заорал он, поднявшись на ноги. — Твою девку и вонючий раб не возьмет в жены… Я рассчитаюсь с тобой? — Солдат погрозил кулаком. — Клянусь святыми четками, ты раскаешься…
Бутрим схватил со стола острый топор с длинной ручкой и кинулся на улицу. Он решил убить солдата: донос мог принести непоправимые беды. Но Генрих Хаммер был далеко. Смешно размахивая руками, он убегал со всех ног.
Возвращаясь, Бутрим столкнулся в дверях с младшим подмастерьем. Серсил с ножом в руках спешил на помощь.
«Что же делать? — думал Бутрим, стараясь успокоиться. — Проклятый солдат побежал доносить. Хорошо, что он не знает самого главного».
Литовец был не просто мастером, но и высоким языческим священником. В Самбии и Натангии ему подчинялись все остальные жрецы. Двадцать лет сидел он в городке Альтштадте, прислушивался и приглядывался ко всему, что делалось в замке и в окрестных землях, и доносил в Ромове великому жрецу.
«Тайный суд крестоносцев может найти предателя, — думал он, — за клочок земли, за призрачное равенство. Надо бежать, не теряя минуты. Великий жрец будто знал об опасности, призывая меня».
С топором в руках он вошел в дом и встретил испуганные взгляды жены и дочери.
И мать, и Людмила были похожи друг на друга. Обе высокие, статные, красивые. Русская обильная осень и нежная весна. Золотые волосы Людмилы заплетены в тяжелую косу. От взгляда ее приветливых голубых глаз делалось тепло на душе.
Женщины слышали разговор с орденским солдатом.
— Я люблю Андрейшу и никогда не пойду за другого. Пусть лучше смерть! — твердо сказала Людмила.
— Надо бежать, Бутрим, — бросилась к мужу Анфиса, словно прочитав его мысли. — Генрих Хаммер гадкий человек, он донесет на тебя.
Она посмотрела вокруг. Двадцать лет счастливо прожили они в этих стенах. Здесь все было дорого, каждая вещь напоминала о чем-то хорошем, незабываемом. Она думала, что и умрет спокойно на своей постели… Анфиса знала, что муж потихоньку вырезает идолов, но не думала, что это так опасно. Сегодня она ясно представила все, что может произойти, и ни минуты не колебалась — надо бежать.
— Собирайтесь, — сказал Бутрим, бросив топор на верстак. — Берите только самое необходимое… Пойдем со мной, Серсил, — обернулся он к подмастерью. — Надо купить лошадей.
Вместе они вышли из дома.
— Как найдет нас Андрейша? — прошептала Людмила, посмотрев на мать. — Он обещал быть в эти дни. — В голосе девушки слышались слезы.
— Не беспокойся, — ответила Анфиса, — он тебя любит, а если любит — найдет… Давай собираться, время не ждет. Принеси дорожные мешки с чердака.
И она заметалась по дому, хватая то одно, то другое.
Вскоре мужчины вернулись с четырьмя оседланными лошадьми.
Приторочив к седлам скудные пожитки, Бутрим и Серсил помогли сесть на коней женщинам, вскочили сами и поскакали по узким улочкам города.
У рыночной площади Бутрим приказал спутникам ехать дальше, а сам свернул налево, по Кошачьему ручью. Он подъехал к старой каменной мельнице с высокой крышей из посеревшего тростника. Вода ревела и бурлила под огромным деревянным колесом.
Вниз и вверх по шумливой речушке стояло еще несколько мельниц. Возле них ютились домики сукновалов и портных. А дальше шел лес.