Один из братьев обнял ее за плечи, утешая, а другой бросил на Христа многообещающий взгляд. Ой, побьют они его как пить дать… Я бы и сам побил на их месте.
Но Иисус явно не спешил. То ли учитель был уверен в своей безопасности, то ли просто не хотел так быстро покидать родные места, по коим скучал во время скитаний, но он отправился к морю. За ним, ясное дело, потащились те из аборигенов, кто проникся его учениями либо просто надеялся, что братья прилюдно накостыляют Иисусу по шее за недостойное любящего сына поведение.
Иисус оказался не дурак, в чем я, собственно, давно убедился. Он взял чью-то утлую лодчонку, качавшуюся у берега, отплыл чуть подальше и только оттуда принялся вещать. Недалеко от себя я заметил одного из братьев, злобно двигавшего челюстями, но Иисус был для него недоступен.
Некоторое время он рассказывал нудную байку, известную как «Притча о сеятеле», потом начался явно запланированный заранее разговор с учениками, заученно подающими реплики. Я смотрел на это действо и думал: сын ли он божий или все же простой человек, стремящийся нести народу свою философию? Возможно, он даже экстрасенс – не многие, но реальные исцеления заставляли меня верить в это. Правда, учитель старался работать с больными так, чтобы рядом находились только доверенные апостолы, в число которых я не входил. В чем там дело, я пока так и не разнюхал, хотя пытался расколоть Варфоломея и Кананита.
Кстати, как раз в Назарете Иисус практически не совершал чудес. Вернее, вообще не совершал, хотя расслабленные, сухорукие и бесноватые собирались к нему десятками. Уж не знаю, что послужило истинной причиной, но Иисус искусно выкрутился, сообщив известную аксиому, что «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем».
А затем прошел слух, что братья очень сильно недовольны и их терпению приходит конец, так что неудивительно, что мы покинули Назарет в большой спешке и под покровом тьмы.
* * *
Смерть Иоанна Крестителя встретила Иисуса неожиданно. Когда человек, который рассказал ему об этом печальном событии, ушел, Иисус сел в тени деревьев и заплакал, а ученики растерянно толклись в отдалении, не зная, что же делать.
И в этот день я решился наконец заговорить с ним. Выбрав момент, когда апостолы разбрелись и оказались заняты своими делами, я подошел к скорбящему Христу и сел рядом на большой плоский камень. Иисус посмотрел на меня своими черными, словно маслины, глазами и спросил:
– Что хочешь ты, Иуда, сказать мне?
– Не хочу оставлять тебя одного в горе, Господи, – ответил я. – В моей фляге есть немного вина, и я подумал, что правильнее будет разделить его с тобой.
– Ты прав, Иуда. Это был великий человек, истинно святой. Давай выпьем.
– Мы сделали по паре глотков (к слову, местное вино отвратительно, особенно в сравнении с моим любимым «Киндзмараули»), и Иисус поинтересовался:
– Скажи, что ты обсуждаешь все время с Матфеем?
– С Матфеем мы только что обсуждали историю о пяти хлебах и двух рыбах, которыми Иисус должен был накормить «около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей». В реальность подобной истории я никогда не верил, а посему решил предварить возможные события и натолкнуть хитроумного Матфея на стоящую идею. Он, правда, вначале настаивал на двух хлебах без всякой рыбы, но я убедил его, что с рыбой оно интереснее, а количество хлебов мы разыграли на палочках. Вдохновленный Матфей сейчас лежал на траве под оливой и то ли дремал, то ли продумывал детали.
– Откроюсь тебе, Господи: я дал совет Матфею описать когда-либо все происходящие события, дабы потом люди могли читать их и следовать согласно учению твоему, – покаянно сказал я.
Иисус улыбнулся.
– Это доброе дело, – сказал он. – Верно, сам отец мой небесный наставил вас на этот путь.