И имя ему Денница - Якобсон Наталья Альбертовна

Натали Якобсон

Пролог

…Если у тебя достанет смелости, освободи меня, – голос как будто звал его из гробницы, но в эту гробницу нельзя было входить никому. Ее воздвигли совсем недавно и в кратчайшие сроки. Но о том, что происходит там, уже боялись заикаться все. О ней не говорили, как будто ее вообще не было, но она была, и злая сила, исходящая из нее, часто заявляла сама о себе.

– Освободи меня! – голос прозвучал уже более четко. Прямо у него в голове. Этот голос был похож на звон золотых монет, падающих на пол гробницы. Не голос, а зов из сказки. Так джинн зовет выпустить его из лампы. Красивый голос отдавал каким-то коварством.

Пиай вздрогнул. Разве не для этого он сюда пробрался. Чтобы увидеть нечто необычное. Пока он только слышал. Он пришел сюда с риском для жизни, чудом миновав пост охраны. Значит, стоит рисковать и дальше. Терять ведь все равно уже нечего.

Он прикоснулся рукой к надписям, выдолбленным на стене гробницы. Под его живыми пальцами они не начали осыпаться, как пыль. Все, что рассказывали, оказалось ложью. Боги не поразили его, едва он ступил на проклятую землю. Огонь не испепелил его на месте. Его тело не поразила чума. Все это были просто россказни. Город в пустыне не был проклят. Новый фараон приказал сравнять его с землей лишь для того, чтобы искоренить память о своем безумном предшественнике?

Не раз Пиай задумывался: был ли правитель Аменхотеп действительно безумен? Или тут все дело в тонкостях политики? Нельзя было ставить одного бога над всеми, в данном случае бога солнца.

Солнце! Свет! Ослепительная вспышка! Падение! Пиай зажмурился. Все пронеслось перед глазами так быстро. Он чуть не ослеп оттого, что на миг увидел. Какое-то жуткое божество с крыльями, все пронизанное обжигающим солнечным светом.

– Освободи меня! – голос, чуть отдававший усталостью, стал настойчивым.

Пиай послушно кивнул. Этому голосу невозможно было сопротивляться. Он звал со дна могилы, но обладал большей властью, чем все земные правители.

Низложенный бог солнца! Его ли сила здесь похоронена? Пиай многократно ваял из камня его изображения, но никогда не видел ничего подобного тому, что сейчас пригрезилось ему. Такого существа нет среди богов Египта. Оно как будто действительно выше их.

У него закружилась голова. Где-то здесь должен быть вход. Он не знал этого, но кто-то будто ему шепнул. Один из гладких каменных блоков должен податься, раскрываясь вовнутрь, подобно тайной двери.

Пиай водил руками по гладким, местами покрытым барельефами стенам, и чудо произошло, в одном месте стена поддалась, молниеносно, как если бы сдвинули крышку с ларца. Пиай глянул внутрь. Там не было темно. Где-то вдали по бокам прохода горели лампады. Оставалось загадкой, кто зажег их здесь, и как долго они горели в гробнице.

Голос больше не звал, но Пиай все равно шагнул вперед. Ощущение было таким, словно он входит в храм. Запретный храм низложенному богу. Этот бог должен быть силен, как ни один другой.

За стеной закрывшегося прохода одержимо кричала какая-то птица. Похоже, на крик орла. Пиай не подумал, что это может быть предостережение. Он шел вперед. Его привела сюда судьба, он точно это знал. Он чувствовал.

Внутри все было не так, как в обычных гробницах. Никаких изображений привычных богов. Здесь все было иначе. Надписи, колонны, рисунки. Все иное, чем в других пирамидах. А еще каменное ложе в самом центре. Оно стояло здесь вместо саркофага. На нем лежало нечто, куда более драгоценное, чем бесчисленные сокровища, сваленные горами то здесь, то там, словно подношения.

Зачарованный юноша прошел вперед. Света луны, проникавшего сквозь верх пирамиды, хватало, чтобы рассмотреть существо, которое светилось само по себе. Лежащее тело казалось слитым из золота и все еще живым. Казалось, оно только спало. Его уже опутывала паутина, но следов тления не было. Оно производило впечатление чего-то более вечного, чем даже скульптура.

Пиай остановился и задержал дыхание. Это же дочь фараона. Та, о которой столько говорили, и о которой говорить теперь больше было нельзя. Из ее тела не сделали мумию, и оно не разложилась. Оно сияло ярче золота.

– Освободи меня, если у тебя хватит смелости…

Она ничего не говорила и не двигалась, но он слышал голос, больше похожий на шипение кипящей смолы. Он смотрел и начал кое-что понимать. Не все, из того, что говорили, было вымыслом. У мертвого золотого существа действительно были крылья. Они стелились по каменному ложу под ее спиной, как роскошный ореол. И в их обрамлении казалось, что это существо всего лишь спит.

Тень во дворце фараона

Годами раньше

Все осталось прежним, и все же что-то изменилось. Таор чувствовал себя так, как будто пришел во дворец фараона впервые в жизни. Говорили, это испытывают все, кто вернулся сюда из дальнего странствия или с поля битвы. Но сейчас дело было не в этом.

Непривычная роскошь слепила и в то же время поражала каким-то удивительным холодом. Такое бывает, когда переступаешь порог пирамиды, где лежит покойник, над которым уже провели ритуал, но смерть еще рядом, она еще никуда не ушла. Ее присутствие можно ощутить, хоть и нельзя увидеть.

Такого он никогда не испытывал на поле боя, хотя там люди замертво падали на каждом шагу, лилась кровь, пресекались жизни. Но там не было ощущения того, что нечто темное стоит рядом и ждет. Нечто уже наблюдает за тобой.

Таор даже оглянулся через плечо. Ощущение чьего-то присутствия рядом было таким реальным. Он не подумал о том, как могут расценить его жест другие собравшиеся. Он никогда не был суеверен. О нем могли пойти слухи, что он повредился головой. Шрам на виске у него действительно остался, хоть и спрятанный под прядями волос. В одной из битв чужая сабля чуть было не рассекла ему голову. Чуть-чуть… но как будто боги вмешались в тот миг.

А потом первая в жизни большая победа должна была оглушить его настолько, чтобы он забыл о том, как близко было то лезвие от его лба. И, пожалуй, стоило не вспоминать об ощущении того, что в тот миг между ним и нападавшим вмешался кто-то третий. Кто-то нематериальный. Боги могли все, но что если это были не они.

Когда в последнее время он думал о богах? Таор не хотел думать о них сейчас. В голову лезли лишь обрывки битвы, гноящиеся раны, отрубленные конечности и стервятники, совершающие пир на останках врагов. Он даже не знал, к кому отнести этих врагов: к хеттам, нубийцам… Египту до сих пор не было известно то племя, с которым его послали на войну. Их нападение на страну оказалось внезапным и непредсказуемым. Ни царские советники, ни пророки, ни жрецы не могли даже предположить, откуда они взялись, но им было несть числа и это будто не были люди вообще. Таор помнил, как рубил их, а они не чувствовали боли. Каждого из них было так же сложно убить, как в других битвах положить десяток врагов. И после каждого убитого их возникало все больше и больше. Их, как будто плодила пустыня. Войска фараона отчаялись, Таор тоже. Сколько они не убивали врагов, а их количество не иссякало. Разведчики не могли установить, сколько их и где их лагерь. Каждый раз они наступали с закатом, а не на рассвете, как это было положено. Таору и его подчиненным приходилось не спать ночами, а с первыми лучами рассвета поле битвы становилось пустым. Однако ночью все повторялось. Каждый новый отряд, наступающий на Таора, становился все более многочисленным. У этих воинов были непробиваемые доспехи, и кожа под ними еще более твердая, чем кирасы, в которые они были облачены. Он рубил направо и налево, как мясник, и уже знал, что ему не победить, но в одночасье все изменилось. Вражеские отряды вдруг перестали прибывать… и это произошло как раз после того, как кто-то невидимый отвел меч от его лба. Кто-то, кто говорил с ним с небес.