— Помню, конечно! Как не помнить, — улыбнулась ему Маша. — С тех пор, собственно, ничего нового не произошло. Работаю там же, в детском саду. Через год обещают заведование.
— Замуж не вышла?
— Вас жду, — спокойно глядя в глаза бывшему преподавателю, ответила Маша.
— Ну это напрасно, это напрасно, — несколько натянуто рассмеялся преподаватель. — Я уже стар для тебя. И недостаточно хорош, душа моя.
— У Маши молодой жених есть, — тут же наябедничала Надя.
— Вот как? — удивленно поднял бровь преподаватель.
— Да, есть, — с вызовом откликнулась Маша, бросив на подругу свирепый взгляд. — Есть! Юный мальчик из очень хорошей семьи. Он моложе на пять лет и обожает меня. Просто обожает!
И она прошила Антона Владимировича ледяным взглядом.
— На пять лет моложе? — всплеснул руками тот. — Помилуй, Машенька, зачем же тебе детский сад? Тебе этого добра на работе хватает! И ты сама еще не настолько стара, душа моя, чтобы западать на юных мальчиков. Тебе нужен зрелый мужчина. Способный оценить твой ум, красоту. Дать тебе положение в обществе.
— Осталось только найти такое счастье, — усмехнулась ему Маша.
Ну, голубка моя, я тебе обещаю, что в следующий раз привезу сюда какого-нибудь подходящего холостяка. С деньгами и положением. Чтобы собственноручно, так сказать, передать тебя в надежные руки.
— Вы уже обещали это в прошлый раз. Давайте лучше выпьем, — подняла бокал Маша.
Надежда злорадно посмеивалась.
Отличная идея, — подхватил Антон Владимирович — За встречу! — провозгласил он тост и, значительно глядя Маше в глаза, коснулся ее бокала своим. Раздался мелодичный звон и одновременно короткий, резкий звонок в дверь.
От неожиданности Маша дернула рукой, соусник наклонился, и густая красная жижа пролилась на платье.
Единственное платье! — вскричала она. — Вот черт! Гадство!
Машенька, ну что за ерунда? Я куплю тебе завтра новое!
А это что, выбрасывать? Надя, да открой же дверь! Это он! Он так и будет трезвонить!
Надя, фыркнув, вышла из комнаты.
Пойдем, душа моя, пойдем в ванную, я замою твое платье. Это же ерунда на постном масле…
Он встал, взял ее за руку, повел по коридору. Маша, что-то сердито выговаривая, шла за ним. Надя открыла дверь, за ней слышался взволнованный мальчишеский голос. Маша юркнула в ванную.
Что такое? Кого ты испугалась, прелесть моя? — шагнул следом Антон Владимирович.
Он наклонился, обнял ее, приник к полуоткрытым губам, рука потянулась вниз. Щеточка усов щекотала кожу. Маша отдалась поцелую…
Они вернулись в комнату. Надежда, явно злясь, курила и смотрела телевизор. Маша была замотана в ее махровый халат. Ишь, два раза завернулась, как в кокон. Чтобы подчеркнуть, какая она худая, а я толстая, еще больше разозлилась Надя.
— Где твое платье?
— Засыпала солью. Не знаю, отойдет ли…
«Черта с два отойдет!» — подумала Надя. Настроение немного улучшилось.
— Я уж вас потеряла, — нарочито весело произнесла она. — Твой юный пионер, Машка, он бешеный какой-то. Зашипел на меня, как змееныш. Будто я виновата, что тебя здесь нет.
— Кто это? — весело поинтересовался Антон Владимирович. Он выглядел словно холеный, сытый кот.
— Да поклонник Машкин, сосунок этот…
— Ладно, давайте выпьем, — перебила подругу Маша. — Антон Владимирович! Дамы желают шампанского!
— Желание дам — закон для меня!
Бокалы были стремительно наполнены.
— За что выпьем?
— Давайте за наш университет, — предложила Надежда. — За альма-матер. Все-таки здорово, что мы с Машкой получили образование в московском университете, пусть и заочном! Это же звучит гордо!
— Присоединяюсь! — вставил Антон Владимирович.
Они выпили. Пузырьки шампанского били в нос, Маша сморщила его и была похожа на девочку-школьницу.
— Теперь я понимаю, Машенька, почему в тебя влюбляются юные пионеры. Ты и сама как пионерочка. Тополек в красной косынке, — явно любовался ею Антон Владимирович.
— А как там наши преподы поживают? — опять встряла Надя, которой совершенно не нравилась эта игра в одни ворота. В Машкины, разумеется. Нужно было пригласить своего ухажера, Саню. А то сидит здесь как на чужой свадьбе. — Как там бывший ректор поживает?
— О! Прекрасно! Что же с ним сделается, со старым хрычом? Шучу. Мы с ним приятельствуем. Что ж, он большая шишка. Вы его по университету помните?
— Нет. Когда мы поступили, он уже ушел. Слышали очень много, это правда. От девчонок со старших курсов.
— Да, насчет девчонок он у нас мастак…
— Но он ведь и помог многим, — как бы невзначай вставила Маша. — Я слышала, что он многих девочек, которым симпатизировал, пристроил в модельный бизнес. И в рекламу.
— Возможно, возможно… А вам с Надюшей тоже хочется в рекламу? — усмехнулся Антон.
— Почему нет? — вскинула бровь Маша.
— Деточка моя, это только с виду все так лучезарно. Огни рампы, и все такое… Знаю я этих девочек-мотыльков. Промелькнула — и нет ее. Кроме смазливой мордочки нужно кое-что еще уметь и иметь в этой жизни…
— Что уметь? Что иметь?
— Покровителя, например. Или большие деньги. Просто так в телевизор не пускают, — улыбнулся он и поймал на себе напряженный, даже сердитый взгляд Маши. И принялся растирать грудь с левой стороны.
— Что-то устал я. Сердце побаливает. Надюша, где у тебя прилечь можно?
Он прекрасно знал, где можно прилечь. И Надя знала, что он знает. И Маша знала, что они все знают… И каждый его приезд они ломали одну и ту же комедию…
— В соседней комнате, Антон Владимирович. Там уже постелено. Может, доктора вызвать? — участливо спросила она.
— Нет, не нужно. Просто устал от студентов, от экзаменов. Маша вот что-то сердито на меня смотрит…
— Что вы, Антон Владимирович, — всплеснула руками Маша. — Я не сердито, я вижу, что вам нехорошо, и волнуюсь за вас.
— А ты лучше принеси мне коньячку рюмочку в постельку, хорошо? Ну я пошел, жду тебя.
Они лежали на узкой тахте, за стеной тарахтел телевизор.
Антон все терзал ее, разворачивая то так, то этак. Она сотрясалась под его тяжелым телом, словно кукла. Она делала все, что он требовал, исполняла каждую его прихоть, не забывая постанывать в нужных местах…
Наконец он угомонился, откинулся. Маша перевела дух.
— Хорошая ты девка, Машка! — дружески потрепал он ее по груди.
Его тон показался ей невероятно оскорбительным. Она просто задохнулась от этих слов. И, сцепив зубы, переводила дыхание.
— Каждый раз еду сюда и думаю: Машу увижу! И сердце радуется, представляешь? Уж сколько раз поднимался вопрос о том, что хватит, дескать, выездные сессии экзаменационные устраивать, пусть заочники сами приезжают. Но я — ни в какую! Как же, думаю? Как же моя Маша? Как я без нее буду? — весело откровенничал Антон.
— А я замуж выхожу, — ровным голосом ответила вдруг Маша.
— Как — замуж? — Антон даже привстал на локте. — Ты — замуж? Не может быть!
— Почему не может? — зло рассмеялась Маша. — Что, на мне уж и жениться нельзя? Такая никудышная?
— Нет, что ты! Ты чудесная! Замечательная! Но… За кого же тебе в этой дыре выходить?
— За мальчика… За Сережу.
— Это за поклонника твоего? — Антон упал на постель и расхохотался. — Ну ты даешь! Пожалей ребенка!
— Почему — пожалей? — разозлилась Маша. — Да он счастлив будет, понимаешь? Он до меня дотронуться боится! Хочет и не смеет! Пока я сама не позволю. Ноги мне целует, слышишь? Он меня боготворит! И будет всю жизнь… — Она задохнулась, смолкла и отодвинулась от него.
Замолчал и Антон. Так они и лежали молча. Затем Антон протянул к ней руку, погладил по голове, провел пальцами по лицу, ощутил на них влагу.
— Маша, ты плачешь, что ли? — испугался он.
Девушка молча мотнула головой.
— Плачешь, — подтвердил он, слизывая соленую влагу с пальцев.
— Нет! Да! Плачу! Сколько лет ты приезжаешь сюда? Пять! Пять лет два раза в год ты приезжаешь, развращаешь меня…