Расщепление - Соколов Илья

Слово «Бог», начертанное на пожелтевшей от дождя коже левого плеча, укрощало её. Последнее «привет» в пустыне.

Вперёд. Назад.

Назад. Вперёд.

Маятник качелей безудержно кривлялся на ветру, точно заигрывая с густыми тучами облаков.

Небо изливалось. Она двигалась на одном месте.

Вниз. Вверх.

Вперёд. Назад.

● Тайна внутри раскрытых истин топкой жизни ○

Тихий бред голосов. Она одна. Под дождём.

Ровный треугольник крыши поднял два креста её качелей: левый катет ската – левый крест, правый – правый.

Грустный сход лавины ливня.

Вверх. Вниз.

Два двойных креста качелей печали.

Затаив во взгляде блаженную радость, одинокая девушка на крыше намокла всем телом.

● …течёт вода из крана (кровь из раны). Поэтому поэты мы… ○

Закатный блеск сквозь облака. Качели стали останавливаться – мерно, мирно… замедляют ход.

Скрип. Стоп.

Она смотрит на вытатуированную надпись у себя на левом плече.

Слово «Бог»…

Потом она глядит в тебя. И говорит:

– Какое женское начало…

Два двойных креста на крыше спокойно держат взмокшие качели.

Ни вниз. Ни вверх.

А ей уже пора.

Тихонько, почти не грохоча каблуками своих сапожек, она проходит к входу на чердак. На краешек оконца села. В чернеющее чрево крыши она выходит прочь.

Траурно-серый склон неба плачет каплями по пустым качелям.

Во тьме она опять одна. S2: сверкнуло слева жёлтой лентой.

Чердак сырой, не прокопчённый. Нет гари запаха, но светит слабо серое окно. Осторожно пробираясь сквозь тьму, она подходит к блёклой двери. То дверь на лестничную клетку.

Она в неё стучит. И не настойчиво, а чутко.

Никто не открывает. Дверь отвернулась под её рукой. Она ступает внутрь.

Две жёлтые руки скелета, отчаянно вырвавшиеся из чёрной тьмы чердака, резко захлопнули за ней условно пискнувшую дверь.

Она достала из кармана джинсов молодой мелок, наполовину чёрный с одной стороны/наполовину белый с другой. И начертала Перекрестие Христа на двери.

Мелок скользнул обратно. Его хранительница стала спускаться.

Жёлтые лампы освещали клетки лестниц, лишь лёгкий сумрак скрёбся по углам. Ей чудилось, сейчас разинет пасть дверь чьей-нибудь квартиры, а оттуда вылетят грубые живые трупы будущих жильцов. Раскатистая труппа трупов.

Но нет. В квартирах – пустота. И рядом с ней – ни звука.

На очередном пролёте она замечает смятые банкноты: 20 + 5 + 20.

Нужные бумажки никуда не прячутся в тусклом свете скупых ламп. Ждут втроём её одну.

Она вообще всегда жила на деньги, которые находила на улице, в супермаркетах, в кафе-закусочных, на пляже, в кинотеатрах, (опять-таки) в подъездах… Привычным жестом подобрала купюры, а задний карман их ловко проглотил. Джинсы заметно подсохли, отличаясь этим от футболки, ярко красневшей по этому поводу. Когда-то слишком длинные рукава были оборваны.

Девушка взобралась на морщинистый подоконник. Крупные капли со стороны улицы хлестали в стёкла, сбегая по ним дорожками грусти.

Похожие капельки текли по кончикам её волос, неспешно задерживаясь у края, бессловно размышляя о будущем падении, о тихой важности происходящего, о мнимой сиюминутности момента, и {самоотверженно порвав с опорой} преображались в лёгкие прозрачные слезинки на лице её печальной красоты.

Свои мокрые растрёпанные волосы она терпеливо пригладила рукой.

С одной стороны они были по-вороньему чёрные (частично), с другой же оставались снежно-белыми.

Она всматривается в плачущее окно, слезает с подоконника и неторопливо спускается к дверям на улицу. По-прежнему тихо, лишь слышен шум дождя.

● Куда теперь одной-то ей идти? Какое место станет ей наградой ○

В её голове – опять тот сладкий шёпот. Она решилась. Она выходит в черноту… Змеится в сток воды поток. Всё небо падает дождём, а ночь уже легла в пустынный город.

Видимая поверхность этой девушки снова промокла. Чёрная тьма арки учтиво крошится рассеянными отблесками уличных фонарей, что высятся, почтительно склонившись к тротуару.

Арку она минует. Бросает любопытный взгляд на фонари. Они подобны дереву без листьев: на металлическом стволе ветвятся пары ламп, метавших слабый свет. Ей виден дождь, падение воды.

Девушка огляделась: безлюдная, безжизненная, бесстрастная городская площадь. Гладкая поверхность мокрой пустыни асфальта. Слепые «полицейские» патрулируют улицы.

Это её тревожное виденье бессмысленно проходит мимо. Она одна под непрекращающимся дождём движется по городу через ночь.

В любом окне ей люди чудились с «зашитыми» глазами. Никто не смотрит на неё. Фасады, лица зданий, омытые водой.

На одном – табличка с парой цифр («25») бьётся о кирпичную кладку под порывами ветра. Одинокая девушка грустно идёт вниз по улице. Огненная наледь слышится ей в каждом своём шаге.

Чуть впереди – скопленье луж. Их негде обогнуть. Но ведь промокнуть ей уже не страшно. Она ступает по воде. Идёт к реке Болот.

Руки мертвеца из чердачного окна встречного дома указывают ей дорогу.

Часы. Кто их сюда повесил?

Весёлый циферблат смеётся. Стрелки послушно застыли. Ночь.

Тринадцатый час.

Она утомлена. Заходит в близкий ей подъезд. Жёлтый огонёк лампочки трепещет мотыльком, порхающим над свечкой. А по стене вздымаются вдоль лестницы рисунки: смешной старик без глаз, мужчина с дыркой вместо рта, бессмысленная девочка, безухий кот, сердито кажущий белёсые клыки.

Своим раздвоенным мелком она одаривает старика глазами, мужчину – ртом, ну а кота – ушами. Вот так. Ей больше нечего тут делать.

Она выходит. Снова дождь. Сквозь время сорока минут прибудет она к месту. Мост. Минуя рощицу деревьев «ведьминых волос», она ступает по мосту. Тот траурно скрипит доска́ми.

● Хороводит Смерть с дождём ○

Тьма крепко держит купол неба.

Мерцающим цветком блестит единая звезда.

Мост тонет в сумраке, за занавеской ливня. Безлиствые почти недвижимы. Их ветки подняты к дождю. Река, чьи воды мутный чай напоминают, свой брег песчаный ей учтиво подаёт. Над девушкой нависла тьма небес.

И одинокая звезда сквозь тучи.

Стоя на сыром песке, она видит: ливень, одолевая воздушные вершины, соединяется с рекой. Ей помнится страстей пустыня, безумья гневный взгляд. Она заходит в воду.

Вход – Вдох Выдох – Выход.

Намокла мокрая одежда. Сапожки с каждым шагом сильнее вязнут в иле. Невидимое дно. Уже и слово «Бог» скрывается из вида ночи.

Дождь хлёстко плещет по реке.

Сколько ещё?

Вдох – Выход.

Когда?

Выдох – Вход.

Крещенье гробовой водой достигло глубины поверхности крещендо.

Она печально смотрит в объектив реальности. И говорит:

– Без меня вся стройность текста развалится…

– Хочется кого-нибудь вызвать, – говорит она, – Пусть приходят, селятся

у меня в голове… Я ведь тоже чувствую одиночество.

(Голос шепчет) ● Не в своё тело не лезем ○

А рыбка отвечает бормотаньем.

– Без тебя вся тройность текста развалится.

Золотистая обитательница реки Болот к ней подплыла, порхая плавниками. Слегка высунув голову из воды, она пристально посмотрела на девушку.

– Бормочущая Рыбка, – представилась неразборчиво, тихо. – Ты решила искупаться в такой весёлый час?

«Ночная купальщица» – ни да, ни нет – неопределённым кивком ввысь к пылающей звезде сквозь ярость неба. Безмолвная.

– Я хочу, чтоб больше душ познали мою боль, – сказала она скорбно.

– Разве никто не чувствует нереальность бесконечности?

Рыбка, что-то сбивчиво бормоча, замкнула за собой фигуру круга.

Вокруг девушки подобно лёгким ангельским крылам, желтеющие плавники плясали по воде.

● В утопленников лучше не соваться. Серьёзно! Они размокнут неловкими пробками кожаных пузырей – ты ещё видеть их глазами не научишься ○

Наплывы голосов из капель ливня. Бормочущая Рыбка сухо говорит: